линии колец были видны еще и яркая звездочка - Титан, и более слабые искорки
- другие луны Сатурна. Не пройдет и половины начавшегося столетия, как на
всех этих небесных телах побывают люди, но ему, Боумену, не суждено узнать,
какие тайны они там откроют... Резко очерченная границ а белого слепого ока
Япета быстро приближалась: до него оставалось километров сто пятьдесят -
меньше чем через десять минут он будет над целью.
сигнал летит до нее долгих полтора часа. Будет жесточайшей иронией судьбы,
если из-за какой-нибудь неисправности в системе ретрансляции он внезапно
утонет в молчании и никто не у знает, что с ним произошло.
обгоняла его, набирая скорость на спуске, но Боумен знал - скоро двигатели
затормозят ее и корабль скроется из виду, оставив его одного на светящейся
равнине с черной загадкой в цен тре. Плоский черный обелиск вырастал из-за
горизонта, заслоняя звезды. Боумен развернул капсулу вокруг оси гироскопов и
включил двигатель на полную тягу, чтобы погасить орбитальную скорость. По
длинной пологой дуге капсула начала снижаться к поверхности Япета. В мире с
более мощным гравитационным полем этот маневр потребовал бы
непозволительного расхода топлива. Здесь же капсула весила всего килограммов
десять, и Боумен мог несколько минут лететь, как бы планируя: так он избежал
опасной растраты запаса топлива, которая приковала бы его к планете без
надежды возвратиться на "Дискавери". А впрочем, для него это уже не имело
особого значения... До поверхности было еще почти десять километров; Боумен
летел прямо на черную громаду, вознесшуюся во всем своем геометрическом
совершенстве над безликой равниной. С виду монолит был так же мертв, как и
плоская белая поверхность вокруг; только сейчас Боумен ощутил всю его
огромность. Судя по тщательным измерениям сделанных им фотоснимков, высота
этого обелиска дос тигала шестисот метров - на Земле нашлось бы немного
зданий такой высоты. А пропорции его, насколько можно было судить, были те
же, что и у лунного монолита, - то же любопытное отношение 1:4:9.
метров. Пока никаких признаков активности - приборы молчат. Грани на вид
совершенно гладкие, отполированные. Такая древность - и ни единой щербинки
от метеоритов!..
никаких отверстий тоже нет. Я надеялся, что найду какой-нибудь вход...
тратить время, а то скоро прервется связь с "Дискавери". Решил садиться.
Крыша с виду очень прочная, а если что - сразу уйду на полной тяге...
Он не испугался, он просто не мог описать то, что увидел. Он висел над
огромным плоским прямоугольником примерно двести пятьдесят на шестьдесят
метров, сделанным из какого-то материала, который с виду был массивный, как
скала. Но по мере снижения капсулы эта черная плоскость стала словно
отступать, уходить внутрь. Совсем как общеизвестная оптическая иллюзия:
глядишь на трехмерный предмет на картинке, небольшое усилие воли - и те
грани, которые выступали вперед, оказываются заглубленными внутрь...
Непостижимо, невероятно, но это был уже не монолит, высящийся над плоской
равниной. То, что казалось его крышей, провалилось вниз, на безмерную
глубину. На одно головокружительное мгнове ние ошеломленному Боумену
показалось, что перед ним разверзлась вертикальная шахта - прямоугольный
ствол, уходящий в бездну и вопреки всем законам перспективы не сужающийся с
расстоянием.
хватило времени только на одну судорожно-рваную фразу - люди на Земле, в
полутора миллиардах километров от Япета, услышали ее через восемьдесят минут
и запомнили до конца жизни:
Глава 40
Уход
на миг, слитком краткий, чтобы его можно было измерить. И вновь Япет стал
пустынным, каким был три миллиона лет, если не считать покинутый, но еще
неразрушенный корабль, послав ший тем, кто его создал, весть, которую они не
могли понять, как не могли ей поверить...
ЧАСТЬ VI
СКВОЗЬ ЗВЕЗДНЫЕ ВРАТА
Глава 41
"Узловая станция" пространства
в темных глубинах Япета. Нет - не там сияли звезды, не там, - он был уверен.
Теперь, когда было уже слишком поздно, он пожалел, что мало интересовался
теориями гиперпространст ва и трансразмерностных каналов. Для Дэвида Боумена
эти понятия уже перестали быть теоретическими.
зрения или какая-то диафрагма, она раскрылась и впустила его, но куда
впустила? Насколько он мог верить своим глазам, он падал вместе с капсулой в
огромной шахте прямоугольног о сечения глубиной в тысячи метров. Падал все
быстрей и быстрей, но просвет шахты под ним не менялся в размерах и не
приближался к нему.
дошло, что они разбегаются в стороны, за пределы того просвета, в который
видны ему. Но вскоре он убедился, что звездное поле все время расширялось,
как будто оно мчалось к нему с н емыслимой скоростью. Расширение поля носило
нелинейный характер - звезды в центре словно бы почти не двигались, а чем
дальше от центра, тем стремительней ускорялось их движение; у края просвета,
прежде чем совсем исчезнуть из виду, они уже казались летуч ими световыми
черточками. Но на смену им появлялись другие: они как бы притекали в центр
из источника, совершенно неисчерпаемого. Боумен успел подумать: что, если
какая-нибудь звезда так и будет лететь прямо на него и он врежется в
раскаленное солнце? Но звезды оставались столь далеки от него, что ни у
одной нельзя было разглядеть диск, и неизменно расходились в стороны
светящимися черточками, исчезая за краями своей прямоугольной рамки. А
дальний конец шахты все не приближался. Как будто вся шахта со с воими
стенами двигалась вместе с Боуменом, увлекая его навстречу неведомой участи.
А может, он вообще не двигался - это само пространство перемещалось вокруг
него?
маленькой приборной панели капсулы тоже вели себе чрезвычайно странно.
быстро, что их едва можно было уловить. Теперь же они появлялись и исчезали
через отчетливо уловимые промежутки времени, и Боумен мог без труда
отсчитывать их одну за другой. А секунды тянулись так невообразимо медленно,
словно время готово было остановиться. Наконец, отсчет десятых долей
прекратился совсем - цифры в окошке застыли между 5 и 6. И однако, Боумен
мог по-прежнему мыслить и даже замечал, как эбеново-черные стены ша хты
пролетают со скоростью, которую нельзя ни уловить, ни измерить - то ли это
нуль, то ли тысячекратная скорость света... Почему-то он не испытывал ни
удивления, ни тревоги. Напротив, он будто спокойно ждал чего-то хорошего -
так с ним было однажды, ког да специалисты по космической медицине проверяли
его психику галлюциногенными наркотиками. Мир вокруг был странный,
удивительный, но не внушал страха. Ведь он, Боумен, пролетел сотни миллионов
километров ради раскрытия тайны, ну а теперь тайна, похоже, с ама летит ему
навстречу.
млечного неба, которое сияло все сильнее. Казалось, капсула летит к
скоплению облаков, равномерно освещенному лучами невидимого солнца. Туннель
кончался. Дальний его просвет, кот орый все время оставался недосягаемым, на
одном и том же не поддающемся определению расстоянии, вдруг начал
повиноваться обычным законам перспективы - теперь он приближался и
становился все шире. Одновременно Боумен ощутил, что уже не падает, а,
наоборот , летит вверх; у него даже мелькнула мысль - уж не пролетел ли он
Япет насквозь и не вынырнет ли сейчас на другом его полушарии. Но капсула
еще не успела вырваться из туннеля наружу, как он понял: это не Япет и не
какой-либо иной мир, ведомый человечеств у. Здесь явно не было атмосферы,
потому что он мог различить до мельчайших подробностей все предметы на
открывшейся ему непривычно плоской поверхности вплоть до невообразимо
далекой черты горизонта. Под ним лежал мир исполинских размеров, должно
быть, на много больше Земли. И однако, вся эта огромная поверхность была
сплошь, словно мозаикой, испещрена контурами явно искусственных сооружений,
стороны которых измерялись многими километрами. Будто титан, способный
играть планетами, складывал здесь огромную головоломку. А посередине многих
квадратов, треугольников и многоугольников зияли отверстия черных шахт, в
точности подобных той, из которой он сам только что вылетел. Но еще сильнее,
чем невообразимый мир, который простирался внизу, поразило и встревожи ло
Боумена небо. В нем не было ни звезд, ни бездонного космического мрака. Было
только мягкое млечное сияние, от которого рождалось ощущение бесконечной
протяженности. Боумен вспомнил, как ему описывали когда-то страшные
антарктические туманы: "Будто теб я сунули в шарик. для пинг-понга". Этот
образ очень подходил к тому непостижимому, что видел над собой Боумен,
только здесь это, конечно, объяснялось совсем иначе. Млечное сияние неба не
могли вызывать метеорологические причины, туман или снегопад, - вед ь тут
был абсолютный вакуум.
Эриксон Стивен
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна