Но прежде всего надо было отправить Яшку.
Около одиннадцати вечера Ежики украдкой выглянул в прихожую. Дежурила
сестра Лотта - пожилая и неприступная. Ладно...
С тех пор как живут на свете мальчишки, существует нехитрый прием: в
постель - чучело, а сам - на улицу. Ежики, очень стараясь не шуметь, содрал
со столика пластиковое покрытие, свернул трубу, увязал ее скрученной в жгут
салфеткой. Добавил к трубе махровый халат. Очень удачно, что среди
оставленного врачом лечебного имущества оказалась плоская электрогрелка с
терморегулятором. Ежики поставил его на "тридцать шесть и шесть" и сунул
грелку тоже под простыню. Теперь инфракрасный шпион, если он есть,
зафиксирует спокойно спящего мальчика с нормальной температурой.
Ежики выключил свет. Притих на минутку. Затем на цыпочках подошел к окну.
Медицинский блок находился в новой пристройке. Окна - сплошные, овальные,
выгнутые. Открывались они редко и с трудом - не следовало нарушать
медицинский микроклимат с его кондиционированным и стерильным воздухом. Но
Ежики еще днем расшатал и ослабил упоры. Теперь надавил, и прозрачный щит
нехотя отодвинулся на шарнирах.
Воздух ночного сада вошел в палату. В нем не было сейчас привычной влажной
духоты. Прохладный он был, хороший. Все-таки скоро осень. Словно радуясь
долгожданной свежести, особенно бойко стрекотали ночные кузнечики.
Палата была на втором этаже. Ладно, не привыкать. Главное - сгруппироваться
правильно... Легкая пижамная курточка вздулась, как парашют...
Ежики с полминуты посидел в траве на четвереньках, потер отбитые пятки,
послушал: нет ли там, наверху, тревоги? И, пригибаясь, пошел в парковую
глубину.
Впрочем, прятаться было не от кого, да и темнота стояла полная. Мощные
стволы, кусты и пространство между ними - все черное. И трава. И небо...
Хотя нет - небо черное, но не совсем. Потому что еще чернее листья дубов и
платанов над головой. А сквозь них бьют колючими лучами звезды. Те, к
которым так хочется Яшке.
Ежики взял в кулак монетку и кристалл.
- Ну вот, Яшка, скоро...
Тот пожужжал щекочуще и неразборчиво. Потом спросил:
- Из окна, что ли, прыгал?
- Ага...
- А как обратно попадешь?
Ох, Ежики об этом и не подумал!
- А, пусть! Пойду мимо сестры.
- Крик будет...
- Пусть кричит. Все равно я здесь последние дни... Это ты постарался, Яш,
спасибо.
- Ежики...
- Что?
- Ты не обижайся... что я улетаю...
Ежики теперь и не обижался. Было только грустно. И беспокойно за Яшку: как
он там полетит в громадном пустом мраке... Но главный страх - вдруг ничего
не выйдет?
- Лишь бы получилось...
- Ты уж постарайся, - виновато попросил Яшка.
- Ладно... Яш, а когда ты столкнешься и вспыхнешь... ты ведь сделаешься
совсем другой. И наверно, все забудешь, что было на Земле.
- Я уж думал... Нет, не забуду. Ни за что...
Ежики вышел к мраморному мальчику со змеем (тот еле различимо выступал из
темноты). Где-то неподалеку валялась метровая доска от разломанной
скамейки. Ежики нашел ее на ощупь. Нашел в траве и несколько кирпичей - из
них были сделаны раньше опоры скамейки.
Минут десять он возился, подкладывая кирпичи под середину доски и под один
конец: высчитывал угол, чтобы после удара Яшка взлетел точно по вертикали.
В зенит...
- Ну все, Яш... Попробуем?
- Пробовать нельзя, надо сразу. Если я упаду, ты не найдешь меня в траве.
Да, это правильно. Надо изо всех сил... С замиранием в груди Ежики сказал:
- Тогда готовься. Давай не будем прощаться долго.
- Не будем... Я тебя не забуду, пускай хоть как вспыхну...
- Счастливой Дороги, Яшка.
На секунду он прижал кристалл к щеке. И положил на конец доски. На самый
краешек. Подождал, чтобы от сердца отступила обморочная пустота. Сжал в
кулаке монетку, вскрикнул и грянул пяткой сверху вниз по доске! По другому,
торчащему концу! И - то ли показалось, то ли в самом деле - мигнувшей
чертой ушла вверх белая искра. Отражение звезд в кристалле! И Ежики догнал
летящего Яшку глазами, подтолкнул его - взглядом, мыслью, желанием: скорее,
скорее! Мчись!
Мало того, он сам помчался следом, выбросив перед собой магнитный луч. И
гнал, гнал Яшку этим лучом в раскинувшийся черно-звездный мир. Воздух
шумел, обтягивая на нем пижаму. А потом и воздуха не стало, просто звенящая
пустота. Выплыл из-за горизонта громадный ноздреватый шар луны и быстро
остался внизу. Сдвигали свои контуры, перемещались созвездия... И наконец
искрящийся граненый камешек ушел далеко вперед, затерялся в звездной
пыли... И Ежики упал обратно в траву.
Нет, в самом деле упал. Будто и правда вернулся из Космоса. Посидел, трогая
ушибленную о доску пятку. Он при ударе отбил ее гораздо сильнее, чем при
прыжке из окна.
Надо было вставать. Идти. Но страдальчески не хотелось в палату. В белые
стены, где в каждом углу чудится подозрительный зрачок ненавистного
Кантора... Хотя и ненависти сейчас не было. Только усталость и опустошение
какое-то. Яшка улетел. Никого рядом...
Он все-таки встал. С равнодушным злорадством подумал о воплях сестры Лотты,
когда она его увидит. Наплевать. Но к больничному крылу все-таки не пошел,
а двинулся через траву наугад.
И без удивления, с тихой печалью увидел, как светит среди мохнатой тьмы
крошечное желтое окно.
Словно притаился в траве игрушечный домик.
Это и был домик. Размером с коробку от "Собеседника". Крыша - из двух
дощечек, стены из кусочков пластика. И окошко с переплетом в виде буквы "Т"
было заслонено желтоватым пластиком - тонким, пропускающим свет. А задней
стенки не было совсем. Ежики обошел домик, присел.
Внутри горела свечка. Настоящая, с потрескивающим ярким огоньком. А рядом в
колючей скорлупе каштана, как в люльке, лежал якорек.
Тот самый...
"Гусенок..." - подумал Ежики. Ласково так подумал. И будто в ответ,
шевельнулись за спиной кусты. Глаза Ежики давно уже привыкли к сумраку, а
тут еще и свет из домика. И Ежики сразу разглядел мальчика. Это и правда
был Гусенок. Только без своих сандалий-лапотков, босой, как и Ежики. В
трусиках и майке. Смотрел он спокойно, не удивился и не испугался. Видимо,
сразу узнал.