иглой скреб мембрану.
чтобы он прекратил это, но ведь он был мертв. Вначале я было подумал, что
он пробудился, но он был неживой, глаза у него не смотрели, а так... он
ничего не видел и не чувствовал ничего, а если бы чувствовал, не стучал бы
так в эти доски, но он стучал как проклятый, поэтому не помню, что я ему
кричал, а он и так и этак, зубами за этот подоконник уцепился...
можно было только последнее слово: "Зубами?"
у снулой рыбы, а что было дальше, не знаю.
убегал? С чего бы мне убегать? Не знаю. Что у меня с глазами? Господин
доктор...
будет лучше.
Почему? Она здесь? Что мне инструкция, если в инструкции о таких вещах ни
слова...
У меня стоит перед глазами, как он этак раскачивался с боку на бок, а
сделать ничего не мог и стружки за собой... тащил, я смекнул бы, если бы
увидел веревку. Но веревки там не было.
мил, ведь такого быть не может, правда, господин комиссар. Стружки - нет.
Солома... не... удержится...
в отдалении от микрофона несколько человек вели шепотом ожесточенный спор.
Короткий горловой спазм, звук икоты и неожиданно огрубевший голос:
Это ты?
стекла, короткий звук выпущенного газа, резкий треск и сказанные
оглушительным басом слова:
Грегори сидел сгорбившись, всматриваясь в побелевшие костяшки своей руки,
вцепившейся в подлокотник. Он забыл о Шеппарде.
несколько месяцев назад. Мало? На год? Глупость. Мне не выкрутиться..."
другого, не меня, возможно, сегодня виновный был бы уже в камере. Вы меня
понимаете?
был рисунок: можно увидеть либо белую вазу на черном фоне, либо два черных
человеческих профиля на белом фоне. Мальчишкой я думал, что настоящим
должно быть лишь одно изображение, да не мог определить, какое именно.
Разве это не смешно, господин инспектор? Вы помните нашу беседу в этой
комнате о порядке? О естественном порядке вещей. Такой порядок, как вы
тогда сказали, можно имитировать.
не разложенная перед нами головоломка, а всего лишь бульон, где в
хаотическом беспорядке плавают кусочки, иногда, по воле случая,
слипающиеся в нечто единое? Если все сущее фрагментарно, недоношено,
ущербно, и события имеют либо конец без начала, либо середину, либо
начало? А мы-то классифицируем, вылавливаем и реконструируем, складываем
это в любовь, измену, поражение, хотя на деле мы и сами-то существуем
только частично, неполно. Наши лица, наши судьбы формируются статистикой,
мы случайный результат броуновского движения, люди - это незавершенные
наброски, случайно запечатленные проекты. Совершенство, полнота,
завершенность - редкое исключение, возникающее только потому, что всего
неслыханно, невообразимо много! Грандиозность мира, неисчислимое его
многообразие служат автоматическим регулятором будничного бытия, из-за
этого заполняются пробелы и бреши, мысль ради собственного спасения
находит и объединяет разрозненные фрагменты. Религия, философия - это
клей, мы постоянно собираем и склеиваем разбегающиеся клочки статистики,
придаем им смысл, лепим из них колокол нашего тщеславия, чтобы он
прозвучал одним-единственным голосом! А на деле это всего лишь бульон...
Математическая гармония мира - наша попытка заколдовать пирамиду хаоса. На
каждом шагу торчат куски жизни, противореча тем значениям, которые мы
приняли как единственно верные, а мы не хотим, не желаем это замечать! На
деле существует только статистика. Человек разумный есть человек
статистический. Родится ли ребенок красивым или уродом? Доставит ли ему
наслаждение музыка? Заболеет ли он раком? Все это определяется игрой в
кости. Статистика стоит на пороге нашего зачатия, она вытягивает жребий
конгломерата генов, творящих наши тела, она разыгрывает нашу смерть.
Встречу с женщиной, которую я полюблю, продолжительность моей жизни - все
решит нормальный статистический распорядок. Может быть, он решит, что я
обрету бессмертие. Ведь вполне понятно, что кому-то достанется бессмертие,
как достаются красота или уродство? Так как нет однозначного хода событий,
и отчаяние, красота, радость, уродство - продукт статистики, то она
определяет и наше познание, которое есть слепая игра случая, вечное
составление случайных формул. Бесчисленное количество вещей смеется над
нашей любовью к гармонии. Ищите и обрящете, в конце концов всегда
обрящете, если будете искать рьяно; ибо статистика не исключает ничего,
делает все возможным, одно - менее, другое - более правдоподобным. История
- картина броуновских движений, статистический танец частиц, которые не
перестают грезить об ином мире...
Шеппард. Подавшись вперед, он отрешенно слушал то, что Грегори, не смея
поднять глаз, с трудом выдавливал из себя.
весьма продолжительны, не правда ли?
какую-то фотографию.
от времени. Подчас мы просто исчезаем, растворяемся, а потом внезапной
судорогой, внезапным усилием, соединяя на минуту распадающееся вместилище
памяти... на день становимся собой...
сегодня. Я, пожалуй, пойду.
красные полосы. Вы должны были видеть их.
Грегори рекламу. - А что?
заметку в самом низу.
столкнулся под Амбером с товарным составом. Шофер, который въехал на
железнодорожный переезд, несмотря на предупредительный сигнал, скончался
на месте происшествия. Жертв среди персонала поезда не было".
там база, - сказал Шеппард. - Около ста машин. Они развозят продукты,
главным образом мясо и рыбу в рефрижераторах. Ездят всегда ночью, чтобы
доставлять товар к утру. Отправляются в путь поздним вечером, вдвоем,
шофер с помощником.
еще ничего не понимал.
тот помогал носить товар на склад, и возвращается один.
Обслуживают четыре трассы, напоминающие в плане крест: на севере Броумли и
Лоуверинг, на востоке Дувр, на западе Хоршем и Льюис, а на юге Брайтон.
пятую ночь. Если условия тяжелые, получают дополнительные отгулы. Этой
зимой им не везло. Начало января выдалось бесснежным, помните? Осадки
начались только в третьей декаде, а в феврале они были уже значительными.
Чем большие трудности с уборкой снега возникали у дорожной службы, тем