заранее предупреждая о том, что им предстоит не совсем обычное дело, -
мисс Пимм будет одета.
быстрее, и мы не замерзнем.
раз проделывал все это, так что насмотрелся - будь здоровчик! Ладно,
первый куплет...
20
или человеческих сил, превратившись в конце концов в абсолютное безумие.
Где-то под утро Алиса оказалась скачущей в обществе еще трех психов перед
алтарем почтенной маленькой сельской церквушки - старинного места
поклонения многих поколений верующих. По всей Англии таких мест тысячи.
Первые лучи зари расцветили обращенные к востоку витражи; шипящая
ацетиленовая лампа отбрасывала на дубовые панели, камни и памятные плиты
причудливые тени.
белиберду и повторяла за другими прыжки, наклоны и пируэты между кафедрой
и первым рядом скамей. Мисс Пимм сидела поодаль, отбивая замысловатый ритм
на маленьком барабане. Похоже, никто не сознавал всей абсурдности
происходящего. Никто не видел в этом никакого святотатства.
верили ее родители. Дядя Кам и тетя Рона были достойными,
высоконравственными людьми, но не принадлежали ни к одной церкви. Они
учили ее тому, что дела важнее слов, что любовь и долг значат больше
любого ритуала или символов веры. Подобно Эдварду она испытывала
отвращение к узколобым догмам, которые пытался внушить им дядя Роланд. За
много лет она была в церкви лишь однажды, и то только потому, что Терри
хотел венчаться по христианскому обряду. Смерть его она оплакивала без
помощи священника.
на протяжении столетий освящалось искренней верой простых, честных людей.
Осквернять ее подобным мумбо-юмбо было не просто неуважением, а каким-то
чудовищным извращением. Она не в силах больше переносить это кощунство!
Только она собралась оборвать танец и высказать им наконец все, что она
думает, как мисс Пимм прекратила бить в барабан.
последовала за остальными в ризницу по длинному темному нефу, освещенному
только фонариком в руке Юфимии. Первым вошел Билл Пеппер, а она с
остальными женщинами ждала его у дверей. Когда он вышел без одежды, она
отвернулась. Она продолжала убеждать себя в том, что с нее довольно, что
она не собирается играть больше в эту дурацкую игру, но тем не менее вошла
в ризницу вместе с Юфимией и Бетси - та до сих пор надрывно кашляла, так
что уж ей-то совсем не стоило раздеваться в нетопленой церкви этой
холодной, дождливой февральской ночью. Обзывая саму себя дурой и
легковерной маньячкой, Алиса вместе с остальными разделась и вернулась к
алтарю, ежась от морозного воздуха и ледяных камней под ногами. Если до
сих пор все было так плохо, то что же ее ожидает в будущем!
барабан.
оказался неожиданно зычный и низкий. Что, если какой-нибудь ранний
прохожий увидит сквозь цветной витраж свет лампы или услышит барабанный
бой и эти чудовищные слова? Прежде чем они опомнятся, сюда вломится
полиция. Желтая пресса с ума сойдет, трубя на весь мир про сатанинские
оргии. Голые торсы бледными призраками мелькали в темноте. Неправильно все
это! Это святотатство! Это неприлично!
Прямо над головой появился разлом. Он стремительно удлинялся - через
кафедру, через пол, разделив весь мир надвое. Земля ушла у Алисы из-под
ног, и она упала прямо в жаркий день, покатившись по траве. Яркий свет
ослепил ее. Боль, отчаяние... Потом кто-то завернул ее в одеяло и крепко
обнял.
Я держу тебя, сейчас все пройдет.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
21
ветра, он стоял в том месте, где дорога через Лампасс начинала спускаться
по Ринуслоупу. Он с отвращением смотрел вниз, на равнину, и она показалась
ему еще тоскливее, чем раньше, - маленькая, скучная низина в окружении
зазубренных гор. Стиснутая этими жуткими белыми клыками, страна была почти
лишена зелени - пастбища и поля из последних сил сопротивлялись
наступлению отвалов шлака, которые рано или поздно неизбежно поглотят все.
Крыши редких лачуг казались зернышками перца; от действующих шахт тянулись
шлейфы пыли. Ни деревца! А ведь они точно были! Единственные цветные пятна
- крапинки ярко-красных или бордовых отравленных прудов на месте брошенных
шахт. В дымке на горизонте угадывались какие-то домишки. Должно быть, это
было единственное поселение в вейле, самопровозглашенный город Рину,
откуда правил страной ниолийский военный губернатор.
больше тревожили отблески солнца на бронзовых доспехах солдат - отряд
маячил в полумиле перед ними, у основания пологого спуска. Они
выстроились, перегораживая дорогу, так что право Освободителя на свободный
проход, похоже, подвергалось сомнению. Это обещало быть любопытным. Пустит
ли Д*вард на них свою Нагианскую Сотню, пойдет на переговоры или повернет
назад? Поскольку у Доша теперь не осталось никакого оружия, кроме
собственных ногтей, он не горел желанием участвовать во всем этом, но
поглядеть был не прочь.
другой одежды, кроме этой драной повязки. Дважды за свою жизнь он
вляпывался в приключения из-за Д*варда Освободителя и дважды оставался в
результате гол как сокол. Бывают все-таки мастера наступать на грабли
дважды.
построилась вокруг своего вождя. Похоже, это стало основной задачей воинов
- удерживать толпу на расстоянии от Д*варда, когда тому хотелось немного
покоя. Все остальное время его окружали нетерпеливые паломники. Дош не
разговаривал с Д*вардом с того самого дня, как присоединился к Свободным.
Он просто плелся вместе со всеми, пытаясь понять смысл всего этого
безумия. Во время проповедей Д*варда - тот обращался к толпе два или три
раза в день - он сидел с самого краю. Конечно, оратор из Д*варда был
замечательный. В старые времена Дошу довольно часто доводилось видеть, как
тот воодушевляет своими речами целую армию, а теперь он стал говорить еще
лучше.
вопрос по-ниолийски, он переходил на ниолийский. Он очень ловко отвечал на
самые сложные вопросы. Он рассказывал притчи. Он проповедовал радость
веры, скромности, честности, целомудрия и прочей ерунды. Он осуждал
плотские развлечения, алчность, чревоугодие. Он цитировал Филобийские
пророчества, согласно которым он принесет смерть Смерти и не будет больше
Жнецов, собирающих по ночам души. Большая часть того, что он говорил, была
прямым святотатством, отрицанием богов - как Пентатеона, так и аватар. Он
уверял, что все они - просто смертные, обладающие магическими силами. Его
слушатели от возмущения должны были забить его камнями, но до сих пор
ничего такого не происходило. Как ни странно, большинство их, похоже,
верили ему и в него.
особенно Юношу, но он знал о них достаточно, чтобы бояться их. Он с
радостью бы поверил в ересь Д*варда, но не мог. Было бы еще чудеснее
проглотить все эти идеалистические моральные выверты Освободителя, но он
слишком хорошо знал жизнь. Жизнь совсем другая. Мир состоит из волков и
овец, и волки не могут питаться травой, кто бы и что им ни проповедовал.
Правда, Д*варду он говорить этого не собирался.
Дош общался с Соналбийской Сотней только тогда, когда заваливался к их