спрашивают.
этом-голосе что-то такое, отчего я растерялся, но что именно, я не мог
уловить.
телефону, а... как-то иначе.
окончания своей фамилии. И вдруг:
птица вдруг встрепенулась. Теперь я понял, отчего растерялся вначале: в
интонациях голоса меня поразило неестественное, глубокое, как океанская
бездна, спокойствие.
через несколько минут... Но где?
набережную и дальше, прямо к воде.
яхт. Я смотрел в зеленоватый морской простор и думал, что она вот так же
стояла на верхней ступеньке, глядя на море с тяжелым предчувствием, упрямо
ждала. И не дождалась...
тускло мерцал металлический шар. Пасти четырех дельфинов, откуда когда-то
били упругие, твердые струи воды, покрыты ржавым налетом. Я гладил
дельфинью лобастую голову, пытаясь составить в уме удобные фразы из
обтекаемых слов. Фразы не складывались, слова расползались, как этот
ржавый налет, и нарастала смутная уверенность, что любые слова утешения
здесь ни к чему и что вообще я приехал сюда не для этого. А для чего -
никто не мог бы ответить, даже я сам и даже самому себе. Просто я должен
был приехать сюда, увидеть ее, о чем-то поговорить. О, бездна, если бы я
знал для чего и о чем!..
деревьев возвышались башни строительных кранов и новые здания, сверкающие
огромными проемами стекла. Строгое изящество архитектурных линий,
устремленность ввысь. И было в них что-то от готики старинных польских
костелов. Плоды архитектурного эксперимента... Плоды, которые, возможно,
помогала вырастить Ружена. И мне вдруг пришло в голову, что эти странные
здания и безлюдье старого парка как-то связаны с тем обстоятельством, что
она назначила встречу именно здесь; и я уже видел в своем воображении
бледную строгую даму в длинных и черных одеждах, вуаль на лице, в
мраморно-белой руке янтарные четки... Стоп! А эти дельфины, лестница к
морю, вид на залив? Ну вот, а ты - "вуаль, янтарные четки"... Наваждение
рассеивалось. Я ведь заранее знал, что эта встреча потребует известного
нервного напряжения, и не то, чтоб я струсил, но в последний момент мне
стало не по себе, вот и все. Это пройдет.
женщина. Глянцевито-черная плащ-куртка, закрытый ворот летнего свитера,
маленькая сумка - ремень через плечо...
преграду, потом пошла навстречу, с каждым шагом все увереннее и быстрей.
Подойдя ко мне, машинальным движением руки поправила сбитые ветром коротко
стриженные темные волосы. Взглянула. Черные, умные и словно бы чего-то
напряженно ждущие глаза...
Просто... так.
со мной.
несчастливы...
знаю.
яхтсменов. Парень нес на плечах длинные весла. Уже спускаясь по лестничным
ступеням, девушка вдруг обернулась и крикнула нам:
как это было. Можно по-русски, я понимаю.
слушала не перебивая и, казалось, совершенно безучастно. Но это только так
казалось, потому что иногда она поднимала руки к лицу и сжимала щеки
ладонями, словно сдерживая вот-вот готовый вырваться горестный возглас. Я
рассказывал, не скрывая и не смягчая абсолютно ничего, не щадя ни ее, ни
себя - я хорошо понимал, что сделаю доброе дело, если сумею погасить в ее
глазах это странное ждущее напряжение, и смутно догадывался, что если
этого не сумею сделать я и сейчас, то этого не сможет сделать никто
никогда...
лампионов. На каменных в античном стиле парковых скамьях сидело несколько
парочек. Слышался приглушенный смех. Люблю такие места, где не слышно
гитарного звона и воя транзисторов... Высоко над фонтаном ярко вспыхнул
голубовато-белый диск. Химический свет мгновенно изменил тональность
естественных красок. Лицо Ружены - словно арктический снег, залитый светом
полярной луны. Веки опущены, губы дрожат...
заранее затяжное, но твердое ударение.
целлофан.
больно, но сразу и... видимо, навсегда.
и себе, мой умышленный беспощадный рассказ и даже заранее рассчитанное
ударение... Что ж, быть может, так лучше. У нас у обоих возникла
необходимость переступить чудовищную грань по эту сторону непоправимого.
Но я сделал это чуточку раньше, она же делает это сейчас. И я пытаюсь
помочь. Я знал: такие тяжелые раны умеет лечить только время. А я - лишь в
роли его ассистента...
говорила, что это счастливое место!
влюбленные. Они и не знают, что между нами лежит океан человеческих судеб.
плыли огни уходящего в море пассажирского лайнера. Я с грустью подумал,
что вот сейчас должен оставить ее и уйти.