выражаясь научным языком, восстановить его жизненные функции.
неудивительно, что все с таким вниманием и интересом слушали.
эти факты из истории физиологии были давно известны.
взгляд. Но тот понял его и поспешил возразить:
о тех годах, которые так бесполезно провел в добровольном заточении, а мог
провести у вас, среди советских людей. Вы так радушно меня приняли!
открытыми глазами и думал, думал. Он был один в комнате. За окном стояла
беззвездная осенняя ночь. Какое-то едва уловимое поскрипывание по временам
возникало неизвестно где, и, властно перекрывая его, звучал сверчок,
равномерно, как тиканье часов. Его однотонная домовитая музыка не мешала
думать.
Мария - его друг и помощник, ее доброе энергичное лицо... Сын... Кто
знает, как сложилась бы его жизнь, если б он не потерял их? И - буря,
налетевшая на мир, буря, от которой он ушел, спрятался на острове...
жить...
какую-нибудь неделю все переменилось, вся жизнь сместилась, и вот он
здесь, среди людей.
большая жизнь раскрывается перед ним. Новая жизнь? Но ведь ему семьдесят
лет. Ну так что же! Он меньше всего хочет теперь думать о смерти. В этой
стране, куда он вступил вчера вечером, смерть побеждают так, как еще нигде
и никогда не побеждали.
потом внезапно проснулся. Он слышал ровное дыхание спавших с ним в одной
комнате Цветкова и Кнуда и старался не шевелиться, чтобы не разбудить их.
В его памяти теснилось пережитое за последние две недели: поездка на
Север, необычайная прелесть ночи на дрифтере, неожиданный свирепый,
бешеный шторм, внезапное пробуждение на острове - в этом странном,
неправдоподобном мирке, с талантливым ученым-чудаком. (А ведь Рашков верно
предсказал!) И эти саамы!
воспримет он новую жизнь?!
это не благодарнейшая тема для романа - душевный перелом, который
назревает в Таусене при его столкновении с новым для него миром?! Почему
бы Гущину не написать и в самом деле этот роман? Ему необходимо ближе
приглядеться к Таусену.
после всех впечатлений за день так крепко уснул, что вряд ли даже гром его
разбудит.
оторванность от жизни. А потом - внезапный вихрь событий: борьба
гигантских зверей, охота на тигров, неожиданное появление Петрова, и вот
они на Большой земле... Сегодня или завтра он увидит мать и товарищей по
лаборатории и вернется к работе.
часовая стрелка уже отметила начало утра. Заскрипели двери, кто-то двинул
громко стулом, послышался энергичный, деловой голос Миронова. А за
закрытым окном раздалось мычание коровьего стада. Много лет не слышал
Таусен коровьего мычания, и в это утро он наслаждался этими негармоничными
звуками, как отрадной музыкой.
события последних дней совсем выбили его из колеи. Он взглянул на свои
старые карманные часы, лежавшие на тумбочке у кровати. Давно уж он не
вставал так поздно!
завтраком.
горячностью воскликнул Таусен.
баском Рашков. - Но сегодня вы, пожалуй, сами не согласитесь со мной
улететь. Я слышал, вам собираются показать здесь много интересного. На
побережье, и очень близко, есть кое-какие предприятия, связанные с моей
работой. Я поручил моему другу, Юрию Михайловичу (Цветков весь вспыхнул:
это впервые Рашков назвал его своим другом), проследить там кое-какие
результаты...
Цветков безмолвно принял его с гордой радостью - ему хорошо были известны
размах и смелость работ, которыми руководил Рашков.
пропустил всех на крыльцо и вышел последним. Порыв резкого ветра заставил
всех поежиться.
снежинки; совсем не такая была погода, как в тот недавний день, когда
москвичи впервые прибыли сюда.
как по команде остановились у крыльца. С веселым любопытством разглядывали
они незнакомых людей. Колхозники выходили из домов и направлялись все в
одну сторону - к морю. За домами простиралась бесконечная даль тундры.
познакомить и какую там проводит мой коллега Рашков работу? - обратился
Таусен к Цветкову.
машина. Это был изящный лимузин обтекаемой формы на легком гусеничном ходу.
скуластого подростка и протянула ему руку:
слова?
удобном кузове машины. В окно Таусен видел мелькавшие колхозные дома, и
скоро машина вынеслась на простор тундры.
взламываемый ледок, взлетали брызги воды и грязи.
все так же плавен, пружинили подушки сиденья, и, отвернувшись от окна,
можно было подумать, что едешь по автостраде.
препятствие. Таусен увидел ограждение: на низких колышках нескончаемо
тянулась над землей проволока, а за ней по земле стлалась какая-то зелень.
глазами знатока. - Тут растения получше моих! О, я вижу труды
селекционеров!
понять, сколько же насаждений в этом необъятном саду.
высокие зеленые стебли, напоминавшие подсолнечник.
вполне сформировались. Таусен сорвал одну, надкусил: твердая, кислая, но с
грушевым запахом и знакомым привкусом.