выразил мир человеческих переживаний с исчерпывающей полнотой. Впрочем,
почему "исчерпывающей"? За четыре столетия человек стал другим. Изменился
и мир его переживаний. Моцарт не испытывал гнетущей тяжести океанского дна
и упоительного единоборства с Солнцем. Если бы он побывал там, где были
мы...
спирали, и мой виток - следующий. Моцарт передал мне частицу своего гения,
Ленька заставил обрести веру в себя, жизнь не поскупилась на переживания.
Леньку... Он будет жить в моем "Реквиеме", переживет вновь и вновь все,
испытанное нами за три наших лучших года. А вместе с ним - люди будущих
поколений, счастливые люди, живущие на заново расцветшей Земле: не зря
возрождают леса и парки, возвращают плодородие полям. Люди будущего должны
быть счастливы. Об этом позаботились мы с Ленькой и продолжают заботиться
миллиарды современников.
наш гимн, только в минорном ключе, как пел в свой последний час Ленька.
Симферополя, в домике на Чайной горке готовились к приезду гостя, и вот он
в самолете, но летит не в Крым, а в киргизский город Ош, откуда берет
начало Памирский тракт...
на голубизне неба. И Плотников решил:
тоскливо подумал: - Неужели действительно в последний раз?"
хрустальной горной речки горячий, почти кипящий, источник. В два каменных
домика с бетонированными комнатами-ваннами вливаются потоки воды -
клубящейся сероводородным паром и чистейшей ледяной. Смешиваясь, они
образуют божественный коктейль.
Плотников испытал всего четыре раза, но оно врубилось в память пожизненно.
И сейчас Алексей Федорович летел в Ош, жаждая этой живой воды, которая
возвратит ему если не физическую, то душевную молодость...
"Па..." - Памиром и Парижем. Одно и другое было для него словно плюс-минус
бесконечность. Высокогорная пустыня с ее необозримыми инопланетными
ландшафтами, целомудренными нравами, замедленным темпом жизни, казалось
бы, непримиримо противостоит красочному легкомыслию, порочности и
пресыщенности гигантского муравейника, в котором роль юрких, неутомимых
букашек играют люди. Но при всей несхожести этих двух "Па..." они являют
собой диалектическое единство противоположностей; им в равной мере присущи
красота и величие...
и провел там четыре незабываемых дня. Что может оставить в памяти короткая
туристическая поездка? Но ведь вспышка молнии почти мгновенна, а
высвеченная ею картина иной раз запечатлевается на всю жизнь.
слово гида, наивно восторгавшиеся красочной витриной, парадным фасадом,
неоновой рекламой, пестрой и для неискушенных глаз беззаботной уличной
толпой. Они напоминали ему ограниченного от природы, но очень
старательного студента, принимающего за абсолют каждую строчку учебника.
которую можно в любое время с куда большей объективностью извлечь из
справочника или энциклопедии. Он не вел дневников, о чем, впрочем, иногда
сожалел. На первых порах снимал слайды и кинофильмы, оседавшие потом в
коробках. Изредка просматривал их, но всякий раз оказывалось, что
воспоминания более ярки и жизненны. Уличная память в конфликте с фактами,
слайды лишь возбуждали досаду и желание убрать коробку подальше, забыть о
ее существовании.
заброшены. Сознавая невозможность получить за несколько дней детальное
представление о стране или городе, Плотников предпочитал представлению
впечатление, причем впечатление интегральное, обобщенное, как бы состоящее
из отдельных крупных, слегка размытых мазков, напоминающее яркостью и
фрагментарностью витраж или мозаичное панно.
Гарин. Незадолго до этого его назначили в ЮНЕСКО на довольно крупный пост
директора департамента (начальника отдела).
воспользоваться им представлялась обоим равной нулю.
вечернему Парижу, легко ориентируясь в его планировке, минует ярко
освещенную площадь Согласия и выходит на фешенебельную Де ла Мот Пике.
Ощущение такое, будто город давно и хорошо знаком, много раз виден,
исхожен из конца в конец. А в этом доме, ну конечно же, живет Гарин!
движется к ней, протягивает руку, инстинктивно нажимает - оказывается, это
кнопка лифта. Вспыхивает неяркий свет. Алексей Федорович заходит в кабину,
и свет за его спиной гаснет.
Плотникова так, словно тот вышел не из лифта, а из летающей тарелки.
знакомые становятся приятелями, приятели - близкими друзьями, друзья -
почти родственниками. Плотников явно перешагнул через пару ступенек -
прием ему оказали родственный.
ходить по Парижу, настолько трудно водить машину - одностороннее движение
превращает улицы в лабиринт. Владимир Алексеевич минут сорок колесил
вокруг отеля, прежде чем сумел к нему подъехать.
планом Парижа, командует "налево-направо", точно штурман во время ралли.
лесу Алексею Федоровичу посчастливилось самому ненадолго пересесть за
руль.
улицам, пока не валился с ног. Побывал в Лувре, Музее современного
искусства и Соборе инвалидов, ухитрился заблудиться ночью на Монмартре и
спрашивал дорогу у стайки веселых женщин, выпорхнувшей из погребка, а те,
видимо, не поняв ломаной английской речи, смеялись и одаривали его
воздушными поцелуями.
нейлоновых рубашек и сшитых на заказ дорогих, из чистошерстяной "сжатки",
костюмов. В Париже на нем была готовая чешская пара, а запах одеколона
рождал ассоциации с огуречным рассолом. И все же неподалеку от
распростершей неоновые крылья "Мулен-Руж", то ли на бульваре Клиши, то ли
на улице Пигаль, проходя поздним вечером сквозь строй начинавших еженощное
бдение магазинчиков, витрины которых пестрели разнокалиберными Эйфелевыми
башнями, катушками порнографических фильмов, мимо погребков с кричащей
рекламой стриптиза и крошечных барчиков, где, сидя на высоких табуретах,
лицом к стене, косматые юноши смаковали сквозь глазок все тот же стриптиз,
но в экономичном узкопленочном варианте, Плотников услышал:
дорожил моральным обликом.
собор Парижской богоматери. Как раз в это время собор ремонтировали.
Прокопченные за столетия стены пескоструили до кипенной белизны и укрывали
грязно-зелеными полотнищами.
"Квазимодо" и "Эсмеральда", в них торговали аляповатыми подобиями химер с
фасадов собора и прочими сувенирами.
парижских сувениров, всех этих шариковых ручек - фигурок президента де
Голля и Эйфелевых башен, от значка-подвески до настольной полуметровой
пирамиды из тусклого сплава.
Наш пресловутый ширпотреб, и тот не столь аляповат. Видимо, причина во
всеядности туристов: спрос порождает предложение".
камня и к нему - натуральную восковую свечу, избежавшую таким образом
участи быть сожженной в соборе.
и дорогие - на вес золота - духи, флакончик размером с ампулку, а рядом
литровая бутыль раз в двадцать дешевле.
нагрузили корзину в гигантском универсаме (такая форма торговли была для
Плотникова внове, и он нервничал, самовольно набирая не оплаченные еще
товары, - а вдруг выйдет скандал, стыда не оберешься). Какое же
разочарование испытал Алексей Федорович, пригубив вечером по рюмочке из