большинства коллег, Эгин сразу сообразил, что доплыть до берега с оружием
невозможно, а потому, поднырнув в толщу очередного вала, отстегнул пояс с
мечом и кинжалами. А затем на тот же манер избавился от камзола. Сандалии,
которые были легки и вдобавок трудно расстегивались, он пощадил. Равно как
и штаны с батистовой рубахой. Все это сейчас окружало его благородную
наготу напоминанием о той огромной дистанции, которая пролегла между
людьми и, предположим, дельфинами. Едва ли последним пришло бы в голову
изобретать одежду, милостивые гиа-зиры.
затихающей, пристыженной солнцем стихии теперь внушал ему бескрайнее,
непреодолимое отвращение. Он глядел на малиновую печать восходящего
солнца, а иногда - на серьги Овель. Не будь он таким сентиментальным
дураком, каким казался себе в тот вечер, когда вещал сапфировые клещни на
шнурок, а шнурок на шею, последнее напоминание о ней ушло бы на дно вместе
с "Зерцалом Огня". Не то чтобы Эгин видел в этих клешнях хоть какой-то
прок в их настоящем положении. Но уж, по крайней мере, он не сомневался в
том, что с серьгами обсыхать на диком и бесприютном берегу враждебного
Цинора гораздо приятней, чем делать то же самое без них.
первый вечер, уцелели. Являя контраст со всеобщей обездвиженностью и
обессилен-ностью, Иланаф; большой любитель водной стихии и лучший пловец и
ныряльщик среди всех товарищей Этана, расхаживал по берегу. Он был мокр,
наг и горд, словно индюк; тощ, словно угорь, но на лице его играла улыбка.
Несколько позже Эгин узнал причину столь оптимистического поведения на
фоне всеобщего мрачного полуотчаяния. Дело в том, что Иланаф не только
выплыл сам - с мечом и двумя кинжалами, но еще и выволок на берег Авор,
которая без него уже давно кормила бы крабов.
облокотившись спиной о валун и обхватив костлявые колени руками, что
весьма плохо вязалось с романтическим представлением Эгина об излюбленных
позах пар-арценцев. Глаза его были закрыты.
тем, кто и чем занимается. Эгин почему-то не сомневался в том, что он
достиг берега одним из первых. Хотя первым, разумеется, был Самеллан. Тот
и не думал слагать с себя полномочия капитана, а потому, обменявшись с
Дотанагелой многозначительными кивками, покинул "благородных" и
присоединился к своим матросам. Эгин слышал краем уха его густой бас,
отдающий приказания, расточающий похвалы и бичующий пороки.
костер из водорослей и сухой травы. Разумеется, он скорее чадил и вонял
какими-то знахарскими снадобьями, чем грел. Но все-таки это был костер. И
его пламя нашептывало людям успокоительную ерунду о том, что их положение
отнюдь не безнадежно.
- Во-первых, потому что наша одежда должна высохнуть. Во-вторых, потому
что разведчики едва ли успеют возвратиться раньше.
вернуть земле.
у которого, как казалось Эгину раньше, язык зудел беспрерывно. Что,
впрочем, не такая уж редкость у пятнадцатилетних мальчишек. А потому,
когда Иланаф нарушил тишину, все воззрились на него в растерянности и
недоумении, как если бы он был говорящим тюленем.
исполнять обряды?
разумеется, и мог бы справить все, что положено, - отрезал Дотанагела.
тела, обезображенные ударами о камни и клешнями крабов, выбросит на берег?
Мне кажется, это лишь деморализует нас, и в особенности матросов, чьи
товарищи... - стал оправдываться Иланаф.
драгоценности. А потом мы уйдем.
от погребальной церемонии? - неожиданно слетело с губ Эгина. - Ведь
"лососи" умерли праведниками и заслуживают доброго посмер-тия.
таковыми, - бесстрастно сказал Дотанагела. - И именно поэтому у нас нет
оснований сомневаться в их посмертии. Но... погребальная церемония
потребует от нас, в частности от меня, слишком большого напряжения сил.
Соприкосновение с миром мертвых истощит нас больше, чем морские купания. А
силы нам еще пригодятся.
задуматься о смысле погребальной церемонии. С раннего детства Эгин привык
относиться к ней как к значимой, но пустой формальности. Эту формальность
отчего-то необходимо выполнять. Но - казалось Эгину - это лишь театр, лишь
действо, где все фальшивят. Церемония, где фальшь необходима и
приветствуется, ибо она, по всей видимости, и есть правда, игра, не
требующая ни "напряжения сил", ни "соприкосновения с миром мертвых".
Просто пустые, помпезные слова. Но пар-арценц, похоже, думал иначе...
вопили разведчики из числа матросов, пробираясь по камням к Дотанагеле.
рыбацкую деревушку смегов, где есть вода, еда и лодки, и найти ее в трех
лигах от места крушения корабля, чем не найти ничего. Хотя радости в нем
тоже было немного. Смеги - заклятые, хотя и малочисленные враги Варана.
Ненавистники варан-ского флота. Жестокие пираты. Кость в горле всех без
исключения варанских князей. "Только войной и питаются" - вот что говорили
о них поэты. И они, как это нечасто случается, знали, что говорили.
отдышавшийся.
удастся. Не такие люди эти смеги, чтобы отдавать что-либо с миром,
продавать, менять, дарить. Тем паче варанцам. А значит, либо поселение
придется вырезать, а после взять все, в чем нуждаешься, и делать это
быстро, пока в головах потерпевших кораблекрушение не помутилось от жажды,
смирившись с тем, что в схватке отряд наверняка уполовинится... Либо
произойдет чудо.
Эгин, не задумываясь, отвечал бы:
Дотанагела, и капитан, учтиво сложив руки на груди, отправился выполнять
приказание пар-арценца.
притаившись на скалистой вершине, разглядывали рыбацкую деревушку, - я
почти уверен, что она совершенно пуста, Дотанагела бросил на Эгина
озабоченный взгляд.
очагами клубился дымок, лодки, выволоченные на берег перед штормом, сушили
паруса, а до слуха доносилось беззаботное блеяние скотины; в том, что люди
покинули деревню, не было сомнений. Причем покинули несколько часов тому
назад. Ни детей, играющих в пыли с разноцветными голышами, ни старух,
нанизывающих жирные плавники тунцов на прутья, ни мужчин, починяющих
снасти и бражничающих после удачного разбоя или, на худой конец, улова.
Где они теперь, Хуммер их раздери?
может, кто-нибудь из них сейчас наблюдает за нами, пар-арценц, вон из того
перелеска на противоположном склоне.
наших разведчиков. Они - смеги, Эгин, и этим все сказано, - вздохнул
Дотанаге-ла, разглядывая противоположный склон.
Чахлая растительность, серо-желтые скалы, оползни, скрюченные деревца.
Прячутся между камнями или за деревьями, заключил Эгин. Но отлично
прячутся, о Шилол!
Дотанагела и осторожно указал в сторону отвесного скального уступа,
нависающего над деревней со стороны моря.
пренебрег. Эгину было совестно признаться пар-арценцу в том, что его
наметанный глаз офицера не в состоянии различить соглядатая даже после
того, как его местоположение было указано начальством. А потому он
продолжал всматриваться вдаль с такой старательностью, что очень скоро
стали слезиться глаза. Но когда Эгин был готов смежить веки и повиниться в
ненаблюдательности, он увидел смега. И не одного, а сразу двух. Нет, они
не прятались в трещинах, не сидели за кустами. Они стояли на каменном
карнизе и наблюдали.