Чтение 34–й страницы книги ~Двойная звезда~

пущен слух о том, что "вирусная инфекция" дала мне осложнения на сердце, и
что мой личный врач порекомендовал мне на время кампании оставаться в
слабом притяжении Луны. Я не хотел рисковать совершать тур по Земле, еще
меньше хотелось мне прогуляться на Венеру. Ведь стоило бы мне оказаться в
толпе, как фэрли-архив оказался бы бесполезен, не говоря уже о том, что я
вполне мог оказаться в лапах заплечных дел мастеров из "Людей Действия" -
никто из нас даже думать не хотел о том, что бы я мог рассказать если бы
мне в лобные доли мозга впрыснули даже небольшую дозу неодексокаина. Я так
просто боялся представить себе такое.

Квирога метался по Земле с континента на континент, выступая и по
стерео и публично перед огромными толпами избирателей. Но Роджа Клифтона
это совсем не беспокоило.

Он пожал плечами и заявил:

- Ну и пусть. Личными выступлениями новых голосов не получишь. От
этих речей он только сам устает. На подобные встречи приходят только
убежденные сторонники.

Я искренне надеялся на то, что он знает, что говорит. Кампания была
довольно короткой - всего шесть недель с того момента, как Квирога подал в
отставку и до грядущих выборов. Поэтому я выступал почти каждый день:
иногда по всеобщей сети (в этом случае и нам и Партии Человечества
выделялось строго равное время), а иногда речи записывались на пленку и
прокручивались перед соответствующими собраниями избирателей. Процедура
подготовки речей была разработана до мелочей: я получал первоначальный
вариант речи, чаще всего от Билла, хотя я больше его не видел, и
переделывал его на свой лад. Родж забирал отредактированный мной вариант и
обычно он возвращался ко мне одобренным. Иногда в нем присутствовали
поправки, сделанные рукой самого Бонфорта - правда почерк его был довольно
неразборчив.

Все написанное им самим я никогда не подвергал сомнению, хотя
остальное правил безжалостно - когда говорить приходится самому, как-то
сами по себе приходят в голову более живые и яркие обороты. Постепенно я
начал вникать в сущность его исправлений - почти всегда он старался
добиться более резких выражений - пусть они знают, что мы им спуску не
дадим!

Со временем поправок стало меньше. Кажется, у меня стало получаться.

Я так до сих пор и не виделся с ним. Я чувствовал, что не смогу
играть его роль, если увижу его больным и немощным. И я был не
единственным из его дружной команды, кто не бывал у него: Кэнек запретил
Пенни ходить к шефу - ради ее же блага. Но тогда я этого не знал. Я видел
только, что она стала раздражительной, рассеянной и печальной с тех самых
пор, как мы прибыли в Новую Батавию. Под глазами у нее появились круги -
как у енота. Я не мог не заметить всего этого, но относил все признаки на
счет кампании и тревоги за здоровье Бонфорта. Прав я был лишь отчасти.
Кэнек тоже обратил на это внимание и принял меры - расспросил ее под
легким гипнозом, а затем вежливо запретил ей видеться с Бонфортом до тех
пор, пока я не кончу дело и не буду отправлен домой.

Бедная девочка просто-таки сходила с ума из-за того, что посещала
палату, в которой лежал тяжело больной человек, которого она безнадежно
любила - а затем сразу же переходила к совместной работе с человеком,
который в точности походил на него, так же говорил и имел те же привычки,
но находился в полном здравии. Возможно, она начинала меня ненавидеть.

Добрый старый док Кэнек добрался до истоков ее недуга, сделал ей
успокоительное постгипнотическое внушение и стал держать ее подальше от
комнаты больного. Естественно, мне об этом никто не сказал; это было не
моим делом. Но Пенни после этого постепенно стала прежней: дружелюбной и
невероятно работоспособной. Пенни, которую я знал по "Тому Пэйну".

Это имело для меня колоссальное значение. Пусть хотя бы дважды, но я
бы никогда не выбрался из опасных ситуаций, если бы не Пенни.

Была одна разновидность собраний, которые я вынужден был посещать -
собрания исполнительного комитета избирательной кампании. Так как Партия
Экспансионистов была партией меньшинства и представляла собой всего лишь
наиболее многочисленную фракцию коалиции, состоящей из нескольких партий,
которые объединялись только руководством и личностью Бонфорта, мне
приходилось выступать на подобных собраниях вместо него и вешать лапшу на
уши этим политическим примадоннам. К таким собраниям меня готовили со всей
возможной тщательностью и Родж на протяжении всего собрания не отходил от
меня, чтобы иметь возможность дать мне знать, если я начну отходить от
темы. Но не явиться туда лично, было просто невозможно.

Когда до выборов оставалось всего две недели, нам предстояло
присутствовать на собрании, где нужно было выделить надежные округа. У
организации всегда имелось от тридцати до сорока участков, которые с
успехом можно было использовать для выдвижения нужных кандидатур.
Например, такой человек, как Пенни, мог принести гораздо больше пользы,
если бы имел возможность выступать в качестве официального лица перед
Ассамблеей, иметь право присутствовать на закрытых партийных встречах и
так далее (или для других надобностей. Бонфорт и сам был выдвинут от
одного из таких участков - это избавляло его от нужды проводить
предвыборную кампанию. Клифтон выдвигался таким же образом. Если бы
понадобилось, то то же самое могли бы провернуть и с Дэком, но его и так
прекрасно поддерживали братья по гильдии. Родж даже намекнул как-то, что
если бы я когда-нибудь пожелал быть избранным в Ассамблею, то ему стоит
только словечко шепнуть и мое настоящее имя появится в следующем списке
членов парламента.

Некоторые из таких дырок приберегались на всякий случай, чтобы дать
возможность в последний момент сделать необходимые перестановки или дать
возможность какой-либо из тягловых лошадей партии выдвинуть свою
кандидатуру на министерский пост и т.п.

Но вообще-то вся эта кухня отдавала каким-то попечительством и при
том, что из себя представляла коалиция, Бонфорт был вынужден постоянно
примирять враждующие стороны, а в конечном итоге представлять на
рассмотрение исполнительному комитету список кандидатов. Это обычно
делалось в последний момент перед изданием Бюллетеня, чтобы дать комитету
возможность, если потребуется, изменить что-нибудь в списке.

Я как раз велел Пенни гнать в шею любых посетителей, так как работал
над речью. И тут в моем кабинете появились Родж и Дэк. Незадолго до того
Квирога, выступая в Австралии, сделал в Сиднее заявление такого рода, что
нам очень легко было доказать его полную лживость и заставить экс-премьера
покорчиться. Я пробовал свои способности, пытаясь написать ответное
выступление совершенно самостоятельно, не дожидаясь, пока мне предоставят
проект. У меня были все основания рассчитывать, что мой вариант будет
одобрен полностью.

Как только они вошли, я сказал:

- Послушайте-ка вот это место, - и прочитал им абзац, который должен
был стать ключевым. - Ну, как?

- Это просто-таки пришпилит его задом к двери, - согласился Родж. -
Мы тут принесли список. Не хотите ли взглянуть? У нас в распоряжении еще
около двадцати минут.

- Ах да, ведь еще это чертово собрание. А зачем мне, собственно,
просматривать этот список. Или вы что-нибудь хотите мне сказать по его
поводу? - Тем не менее я взял список и просмотрел его. Большинство
кандидатур я знал - кого по фэрли-досье, кого по личным встречам; знал я и
причины, по которым каждый из них попал в список.

И тут мне в глаза бросилось одно имя: Корисмен, Уильям Дж.

Я поборол в себе прилив благородного негодования и спокойно сказал:

- Вижу и Билл попал сюда, Родж.

- Да. Я как раз хотел вам сообщить об этом. Видите ли, шеф, мы все
прекрасно знаем, что между вами пробежала кошка. И я не виню вас, нет: в
основном в этом виноват сам Билл. Но есть здесь и другая сторона дела.
Может быть вы еще не поняли, что у Билла сильнейший комплекс
неполноценности: он чувствует себя ниже всех нас из-за того, что не
занимает никакого официального положения. Это постоянно грызет его. Так
что мы намерены излечить его от этого комплекса, сделав парламентарием.

- Ах, значит так?

- Да. Ведь именно этого он всегда и добивался. Понимаете, все мы
являемся членами Великой Ассамблеи, я имею в виду тех, кто работает плечом
к плечу с... э-э... вами. И Билл это чувствует. Я сам слышал, как он
однажды после третьего стакана признался, что чувствует себя просто
наемным рабочим. Это страшно угнетает его. Но ведь вы не против, правда?
Партия может себе это позволить - ведь это сравнительно небольшая цена за
прекращение всяких трений в ее штаб-квартире.

Теперь я окончательно взял себя в руки.

- Это не мое дело. Да и с чего бы мне возражать против того, что
хочет мистер Бонфорт?

Я заметил, что Родж и Дэк переглянулись. Тогда я добавил:

- Ведь он хочет этого, не так ли, Родж?

Дэк грубо произнес:

- Скажите ему, Родж.

Родж медленно сказал:

- Мы с Дэком сами так решили. Мы считаем, что так будет лучше.

- Следовательно, мистер Бонфорт не давал "добро" на это? Вы, конечно,
спрашивали у него.

- Нет, не спрашивали.

- Почему же?

- Шеф, его нельзя беспокоить такими проблемами. Ведь он измученный,
старый больной человек. Я вообще старался не приставать к нему ни с чем
кроме вопросов политики - а этот вопрос никак к таким не отнесешь. Это уже
относится к чисто нашей сфере деятельности.

- Тогда зачем же вообще спрашивать моего мнения?

- Ну... нам казалось, что вы должны знать об этом - и знать причины,
по которым мы пошли на это. Нам казалось, что вы одобрите.