разговор...
ли бы она защитила его от брата Антония, и скорее вызвала бы раздражение.
При первой встрече (во всяком случае, так сказал Исидро) цепочка могла быть
еще истолкована как дань традиции (существует же обычай охранять с ружьем
спальню новобрачных), и Эшер был бы не прочь такую традицию продолжить. Но
он не знал, как отнесется к этому брат Антоний, а то, что он хотел сказать
старику, было жизненно необходимо.
начерченную вчера Исидро. На троне был последний из династии Капетов, когда
Антоний променял спасение души на бессмертие. Эшер хотел бы знать, прятался
ли монах под землей все это время или же безумие одолевало его постепенно,
век за веком.
холодно. Единственными звуками были шуршание влажного галечника под ногой да
потрескивание раскаленной жести фонаря. Вчера, под защитой Исидро, идти было
куда спокойнее. Тьма впереди пугала. Странно, но Эшер боялся не столько
вампира, сколько того, что свод коридора может внезапно рухнуть и похоронить
его заживо.
что пропустил одну из меловых стрелок. Насыпи коричневых костей и скалящихся
черепов казались ему менее опасными, чем сами коридоры.
представлялось Эшеру. Где-то он все-таки сбился с дороги, долго плутал среди
костей, пытаясь высмотреть в глинистой хляби изящные отпечатки туфель
Исидро, пока не набрел наконец на одну из стрелок. Неудивительно, что
служители избегали этих мест. Вполне возможно, что они о них просто не
знали.
хоть сейчас встретить Судный день. Видимо, причиной тому была вся эта
мрачная средневековая символика, но Эшер подумал вдруг о застреленном им
человеке, а потом о тех, что неминуемо погибнут в грядущей войне, для
которой он копировал карты и выкрадывал планы в Австрии, Китае, Германии,
вывозя их среди своих филологических заметок.
мыслью, что он виноват гораздо больше, чем бедняга Антоний, убивавший лишь
для того, чтобы продлить свое существование.
остановился, вслушиваясь в жуткую тишину. Черепа у стен печально глядели на
него издали пустыми глазницами.
Antonius... Ответом было лишь шелестящее эхо. -- In nomine Patris,
Antonius...
поставив фонарь рядом. Огляделся, прикидывая с отчаянием, сколько времени
ему придется потратить, чтобы найти место ночлега Антония. Если, конечно,
старый вампир вообще имел обыкновение спать днем. Эшер поплотнее закутался в
пальто, положил подбородок на высоко поднятые колени и стал ждать.
вслушивался напряженно, но различал лишь писк и возню крыс среди груд
костей. В неподвижном состоянии было гораздо холоднее, и он потер руки возле
пышущего жаром фонаря, жалея, что не захватил перчатки. Красные крысиные
глазки сверкнули на краю лужицы смутного света и вновь пропали. Исидро
говорил, что вампиры способны приманивать животных не хуже, чем людей.
Когда, интересно, у брата Антония наступает время обеда?
самого? Могут ли вампиры зачаровывать жертву, не поглядев ей при этом в
глаза? По своей ли воле он пришел сюда? "Я бы мог вызвать ее откуда угодно,
-- сказал когда-то Исидро, нежно освобождая от шарфа шею бедной женщины. --
И поверьте мне, Джеймс: она бы заняла денег и приехала".
в купе вагона, но это могло свидетельствовать и о великом искусстве брата
Антония.
представил, как ему придется пробираться назад в полной темноте, и проклял
себя за то, что не догадался подбирать по дороге брошенные туристами свечные
огарки. Он выпрямился, напряженно всматриваясь во мрак.
тобой. Я знаю, что ты там.
аккуратно рассортированные кости ждали здесь трубного гласа.
По крайней мере, если Исидро и Забияка Джо Дэвис сказали правду, Антоний
услышит его с любого расстояния.
лондонского вампира-убийцу. Мы думаем, что он может охотиться днем точно так
же как и ночью. Он убивает людей и вампиров, для него не существует даже тех
законов, которым повинуетесь вы. Ты поможешь нам?
тишина.
быть, твой ровесник или даже старше. Только ты способен выследить его. Ты
поможешь нам?
считалочка:
перед лицом бездонной черноты, не совсем пустой и не совсем мертвой.
так, чтобы бросалась в глаза статья об убийствах. Поднял почти пустой
фонарь; тени шевельнулись, и черепа словно бы оскалились насмешливо.
и послезавтрашней тоже, пока не поговорю с тобой. Девять людей и четыре
вампира уже убиты, и теперь ты знаешь, что жертв будет еще больше. Нам нужна
твоя помощь.
быть, за ним и наблюдали, но он этого не знал.
А также, предположительно, для серебра, чеснока и прочего... Эшер много бы
отдал, чтобы потолковать сейчас об этом с Лидией. Если Антоний им не
поможет...
чувствительность к холоду, например? Дон Симон, помнится, упоминал, что
холод особенно нестерпим именно для древних вампиров. Однако что делать с
такого рода информацией, окажись она даже правдой, Эшер не знал. Разве что
попробовать заманить убийцу в огромный холодильник. Он криво усмехнулся,
представив, как вдвоем с Исидро, оба одетые на эскимосский манер, они
вгоняют в сердце неуловимого вампира большую сосульку и, отрезав голову,
набивают ему рот снежками.
крови, справедливо, то достаточно найти некую сыворотку, способную бороться
с этой заразой. "Самое время обратиться к фольклору", -- с усмешкой подумал
он. Скажем, экстракт чего-то такого, содержащегося в чесноке, впрыснутый с
помощью шприца непосредственно в вену вампира...
возрастающими возможностями меняется и психика. Так, может быть, уязвимая
точка именно здесь?
при мысли о тех страшных возможностях, которых со временем может достичь
вампир, как пешка, прошедшая до последней горизонтали и ставшая ферзем...
фигура. Смутное лицо маячило бледным пятнышком, обрамленное черной массой
распущенных волос. Маленькие нежные руки потянулись к нему, и Эшер похолодел
от ужаса. Конечно, следовало покинуть катакомбы, не дожидаясь темноты!
пересекала гостиную Элизы, словно влекомая слабым сквозняком. Однако он
знал: стоит ему на секунду отвести глаза -- и она мгновенно окажется рядом.
Ее тихий, вкрадчивый шепот был внятен и отчетлив, несмотря на разделявшее их
расстояние:
тобой...
поразительно быстро, он уже различал ее смеющиеся порочные глаза. Чувствуя
себя обнаженным, он попятился, по-прежнему не сводя с нее глаз...
жестоко зажав рот, запрокинули ему голову. Смрад старой крови ударил в
ноздри; еще кто-то схватил его поперек туловища, и Эшера поволокли в глубь
темной аллеи. Он бился, как форель на крючке, но понимал уже, что обречен.