командующих. А поскольку человеческий мозг усовершенствованию не
поддается, то и здесь придется перейти на автоматы. Итак,
следующая стадия -- это автоматический генштаб, то есть
электронные стратегические машины. И тут возникает интереснейшая
проблема, вернее, две проблемы. На это обратил мое внимание Мак
Катт. Во-первых, существует ли предел для развития таких мозгов?
Они похожи на устройства, способные играть в шахматы. Машина,
предвидящая намерения противника на десять ходов вперед, всегда
выиграет у машины, которая предвидит только на восемь или девять.
Чем дальше предвидение, тем машина должна быть больше. Это раз.
забыл, забыл даже, кто его собеседник. Грегори разлил вино. Сисс
играл бокалом, двигал его по скатерти взад и вперед. Вдруг бокал
накренился. Но Сисс подхватил его и выпил -- опять залпом. Внизу
зажглись желтые прожекторы, мандолины выводили гавайскую мелодию.
ведет, хотите вы того или не хотите, к увеличению объема
информации, которую закладывают в них. А это в свою очередь
означает, что электронный мозг станет определять жизнь
государства. Мозг может счесть, что пресловутую кнопку надо
перенести в другое место. Или что следует изменить покрой
пехотных мундиров. Или же что необходимо увеличить производство
такого-то сорта стали и потребует на это средств. Ну а раз такой
мозг построен, его надо слушаться. Если парламент начнет
дебатировать -- выделять или не выделять кредиты, решение
затянется, а тем временем противник может вырваться вперед. И
через некоторое время ликвидация парламентской системы станет
неизбежной. Контроль людей над мозгом будет уменьшаться по мере
увеличения количества информации, сконцентрированной в нем. Вам
понятно? По обеим сторонам океана возникают два разрастающихся
мозга. Каково будет первое требование такого мозга, когда
наступит очередь следующего шага в продолжающейся гонке?
Грегори, наблюдая из-под опущенных век за Сиссом. У того на щеках
выступили красные пятна.
запела певица. Юноша в смокинге подкатил к ним столик на колесах,
следом официанты принесли подносы с кастрюльками, накрытыми
серебряными колпаками. Расставили подогретые тарелки, разложили
салфетки, приборы.
увеличили его самого, то есть пристроили еще блок и еще! А
компетенция -- это придет само собой.
шахматную доску, а люди станут пешками, которыми два механических
игрока будут разыгрывать бесконечную партию?
этап подготовительного процесса близится к концу, а ускорение все
нарастает. Я понимаю, это кажется невероятным, неправдоподобным.
Но от этого никуда не деться. Никуда не деться!
И что же вы... предлагали?
катастрофа представляется мне меньшим злом, нежели эта шахматная
партия. Я всего-навсего сделал выводы. Иллюзий у меня нет.
Знаете, это ужасно -- не иметь иллюзий! -- сказал Сисс и налил
себе вина. Пил он неохотно, почти с отвращением, но все-таки пил,
и все больше: даже сам разливал вино по бокалам.
мужчина с иссиня-черными усиками, оттеняющими бледность лица, и
молоденькая девушка. На обнаженные плечи девушки была накинута
белая шаль с золотой ниткой, под цвет ее волос. Сисс посмотрел ей
вслед, долго провожал взглядом, губы его искривились в непонятной
гримасе. Он отодвинул тарелку, прикрыл глаза и спрятал руки под
скатерть. Грегори показалось, что он считает пульс. Через
несколько секунд он открыл глаза и спросил:
положил на тарелку нож и вилку. Моментально полетел официант.
скатерть. -- Кажется, я пьян... -- сообщил он, смущенно улыбаясь,
и неуверенно, с изумлением осмотрелся.
вылил остатки вина себе в бокал.
душновато. Грегори поискал глазами официанта и, не найдя, встал.
Официант оказался возле бара, за колонной. Грегори попросил
открыть окно. Когда он вернулся на место, приятное свежее
дуновение колебало пар, поднимающийся из чашек. Сисс сидел,
опершись о балюстраду, и глубоко, часто дышал; глаза у него были
запавшие и красные, на висках вздулись жилы.
есть организм не выносит. Внутри становится мутно, тускло.
об этом.
в виду сорок шестой год.
кричавшие о ее необходимости. Понимаете, не было психологической
готовности. Все были опьянены наступившим миром. Но постепенно
даже священника можно склонить к людоедству. Главное, действовать
последовательно, систематически. Как сейчас.
Как-то так получалось, что я оказывался тем самым камнем
преткновения, а в этом, сами понимаете, проку мало. Это дело я
тоже, видно, не закончу. Вечно я останавливаюсь на мертвой точке.
Если бы я еще мог верить в злой рок... Так ведь нет, это мой
характер... Терпеть не могу компромиссов.
вы об этом спрашиваете?
меня, к вашему сведению, тоже нет. Если бы их можно было делать
головой... Не доверяю я этой лотерее генов. Да, кстати, сейчас,
кажется, вы хозяин, а я гость? В таком случае, может, пойдем?
грянул громкую джазовую мелодию. Они пробирались по краю
танцевальной площадки, их толкали. Наконец они вышли на улицу, и
Сисс с облегчением вздохнул полной грудью.
разыскивая ключи, наконец нашел, открыл дверцу, расстегнул
пальто, потом снял и бросил его, скомканное, на заднее сиденье.
Взялся за руль. Грегори продолжал стоять.
Подвиньтесь, пожалуйста, -- и он наклонился, чтобы сесть.
стоял с закрытыми глазами, тяжело опершись на перила, на губах у
него блуждала слабая болезненная улыбка. Грегори не прощался --
ждал. Наконец Сисс глубоко вздохнул, открыл глаза и посмотрел на
Грегори.
лестнице. Уже взявшись за ручку двери, Сисс вдруг замер, что-то
собрался сказать, даже прикрыл снова дверь, но тотчас же
распахнул ее.
кухне никого не было, только негромко посвистывал чайник, стоящий
на маленьком огне. Они разделись, повесили пальто.
комната выглядела опрятно и даже празднично. На письменном столе
длинный ряд книг одинакового формата, карандаши и ручки лежат
симметрично, к книжным полкам придвинут стеклянный столик и два
низких клубных кресла с зеленой обивкой, на их сиденья брошены