рассуждениях.
изменники, но раз так, то чем объяснить эти события? Чем все это было?
Театром? Разыгранной передо мной комедией? Зачем? С какой целью?
сказать не могу. Быть может, вас хотели сделать устойчивым к измене,
сделать, так сказать, прививку ее в микроскопических дозах. Ведь, если
рассудить, даже Эрмс - кто знает? - мог сделать нечто такое, что
показалось бы вам подозрительным, непонятным, но из-за этого ведь не сочли
бы вы, пожалуй, его изменником? А? Или, может, все-таки...
круглом, добродушном лице...
инструкцию. Она, конечно же, была зашифрована. Так ли тщательно вы ее
просмотрели, чтобы заявлять с уверенностью, что она представляла собой
запротоколированную с первой же минуты вашу судьбу? Все ваши дальнейшие
перемещения и помыслы?
возможности. Я прочитал из нее лишь несколько строк. Там было что-то о
белых стенах и вереницах коридоров, дверей, об ощущении затерянности,
одиночества, которые меня угнетали. Эти фразы - дословно я их не помню -
как будто были прочитаны кем-то у меня в мыслях.
некоторые намеки на осведомленность о моих переживаниях, даже мысли, как,
например, начальник Отдела Шифрования Прандтль. Я вам об этом уже говорил.
сообщения, как своего рода демонстрацию, как пример.
мысленно заданный мной вопрос.
ситуациях иногда пытаются отыскать указания относительно своей дальнейшей
судьбы, то есть как бы получить предсказание, открывая наугад Библию?
пустоту, мне было уже все равно. Кроме того, он улыбался так радушно.
одеждой, - проговорил он, источая благожелательность. - Сестра, собственно
говоря, уже давно должна принести ее. Полагаю, будет с минуты на минуту.
неясная, бессловесная мысль, которую, как мне казалось, я никогда не
отважился бы ему высказать.
спросил я вдруг.
психиатрическая лечебница, но это всего несколько коек. А вас что
интересует? Да, бытует, конечно, такое мнение, что через безумие вещает
дух эпохи, что получается при этом концентрат "вытяжки из множеств", но
это все преувеличения... хотя, если вы хотите провести какие-то
исследования, изыскания, я не буду препятствовать, ведь вам не следует
покидать нас...
время. Хотя, разумеется, я ни в коей мере не смею вас задерживать...
перегрузка! Чтобы это доказать, я готов даже проводить вас в "келью
умалишенных". По правде говоря, в настоящий момент у нас там содержится
лишь какая-то горстка пациентов, случаи в основном банальные, как,
например, "кататония провокаторская", разные там агентурские навязчивости,
тики, неудержимые подмигивания, расщепление личности на подтасовки,
"суетливость многоагентурная" - все хрестоматийные случаи, так что,
пожалуй, скучные, - говорил он, как заведенный. - Правда, с недавних пор
стал регулярно появляться весьма интересный, охватывающий три личности
синдром, любопытное помешательство, так называемое "тройственное
сопряжение", оно же "триединство Вансинна" или "объединение Меднесса", как
называют это за границей, - двое непрерывно занимаются тем, что
разоблачают друг друга, а третий делает все возможное, чтобы не встать на
чью-либо сторону. Он, таким образом, "сохранивший разумность", но с
другими осложнениями... Из всех содержащихся в настоящий момент больных
вас может заинтересовать, пожалуй, только мания самопрослушивания -
больной подвергает себя перекрестному допросу, иногда по сорок часов
подряд, доводя до глубокого обморока. Ну и, наконец, некий интерес, в
качестве любопытного казуса, может представлять аутокрипсия.
Щеки его от возбуждения разрумянились. - Все свои самоощущения он свел к
тому, что отождествляет себя с "молоточком" - есть такая косточка в ухе,
как вы, наверное, знаете - а все остальные все части тела считает
подосланными. Прямо сейчас, к сожалению, я вас туда проводить не смогу, у
меня обход во втором отделении. Но вам все равно придется подождать, пока
сестра не принесет одежду. Возможно, вас заинтересует моя библиотека?
Очень прошу вас, потерпите еще какое-то время...
просторном купальном халате. К тому же, меня раздражала его цветистость.
сказал:
смелости, и все будет хорошо, вот увидите.
вышел. Я постоял в ожидании некоторое время, а потом, поскольку сестра с
одеждой все не приходила, вернулся к столику и стал рассматривать
повернутый в мою сторону череп. Он был как-то уж очень сильно оскален, с
полным набором длинных белых зубов. Я задумчиво взял его в руки и
несколько раз щелкнул нижней челюстью, укрепленной на пружинках. По бокам,
на висках, были приделаны маленькие крючочки, вся ровно отпиленная верхняя
часть снималась, как крышка. Я не стал открывать его, поскольку череп
такой, каким он был сейчас, целый, округлый, был мне как-то больше по
душе. Он был очень тщательно отлакирован, так, что пальцами я ощущал его
скользкость.
теменные кости свода. Основание же, перевернутое кверху, немного
напоминало лунный пейзаж, со множеством больших и малых костных бугорков и
впадин, возвышенностей, пиков, с окаймленной словно бы горной грядой
большой, как кратер, дырой посередине - местом крепления к позвоночнику.
"Интересно, где сейчас его позвоночник?" - подумал я, сидя перед ним,
широко расставив на столе локти. Сестры все не было. Я думал о том, о сем,
вспомнил об одном человеке, у которого, как я слышал, была скелетофобия,
причем по отношению даже к своему собственному скелету: он очень его
боялся, не говорил о нем и старался даже не прикасаться к себе, чтобы не
чувствовать дожидающейся освобождения тверди под мягкой оболочкой. Затем
мои размышления перешли к тому, что собственный каркас для нас - это
символ смерти, не более чем риторическое предостережение.
изображались в неестественной выжидательной стойке, их показывали в позах,
полных жизни: один плясал, другие, со скрещенными берцовыми костями,
касались острым концом локтя саркофага и устремляли внимательный или же
грустный взгляд глазных впадин на наблюдателя. Я помню даже некую гравюру
с кокетничающими скелетами, один из которых был явно стыдлив.
был в высшей степени гигиеничен, очень изящны были балюстрадки лицевых
костей, образовывающие нечто вроде маленького балкончика под каждой
глазницей. Зияющая вместо носа дыра действовала слегка угнетающе, но лишь
как некий дефект, незаретушированное увечье, зато оскал улыбки - в нем
совершенно не замечалось отсутствие губ, вообще никакой ущербности, он
заставлял задуматься. Я этот череп и взвесил в руке. Постучал по нему
согнутым пальцем, и вдруг быстро, зажмурив глаза, приложил к носу. В
первый момент я ощутил лишь невинную, щекочущую ноздри пыль, но
промелькнул в ней какой-то следок, было там что-то такое... ближе, еще
ближе...
как пьяный, убийство, скрывавшееся за изящной бледно-желтой элегантностью,
кровавую дыру, с которой он был сорван.
бросил его на стол и стал судорожно вытирать губы, нос, пальцы краем
купального халата, а меня уже снова к нему тянуло.
одеждой, и положила все на столик рядом с черепом. Я поблагодарил ее. Она
молча кивнула и вышла из комнаты.