устрашающим слухам.
и днем, и ночью, в период сна; они чуяли всякую живую тварь и ее намерения
за пять-десять миль. Они обладали способностями к обучению, в чем Блейд
убедился очень быстро - буквально за неделю Дракула начал гораздо уверенней
оформлять свои мысли в словах, хотя решительно пренебрегал склонениями,
падежами и прочими грамматическими тонкостями. Они владели искусством
звукоподражания и, безусловно, могли бы научиться говорить, если бы такой
способ обмена мыслями не представлялся им донельзя нелепым и долгим. И,
наконец, они были очень привязчивы и чувствительны к ласке. Блейд получал
массу удовольствия, общаясь со своим мохнатым приятелем.
своего "я", он понял, что должен сделать. После ухода Сариномы и перед тем,
как он стряхнет с себя стареющую плоть, надо покончить с последним долгом.
Ведь у него, кроме темнокудрой подруги, были еще два спутника, бессловесный
Тарн и пушистый маленький вампирчик, которых он должен - просто обязан! -
как-то переправить к самому себе в Тагру.
они составляли превосходную команду. Если Тарн будет бежать, а Дракула -
направлять, и если они не собьются с юго-западного направления, то рано или
поздно доберутся до гор Селгов, до Двенадцати Домов Хайры, до друга
Ильтара... Ильтар найдет способ, как отослать их домой!
Дракулой, объясняя ему путь к Батре, Ильтарову городищу, толкуя о смысле
послания, пергаментного свиточка, который будет лежать в сумке. Он снова и
снова внушал ата, что тот должен распластаться, слиться с черной гривой
тарота, пока люди не окажутся совсем рядом; затем встать и протянуть им
послание с именем Ильтара. По крайней мере, это их удивит, и они не пустят в
ход свои арбалеты! За Тарна он не боялся; ни один хайрит не пустил бы стрелу
в такого изумительного скакуна.
хозяина. Блейд пытался растолковать ему, что собирается магическим образом
омолодиться, и этот процесс приведет к перемещению в пространстве: из
северных лесов он перенесется в роскошный замок на юге. Дракула весьма
приветствовал идею перебраться на юг, ибо, кроме хозяйской крови, обожал
фрукты. Ему понравились и виды родового гнезда бар Ригонов, с очаровательным
парком и бассейном, и молодой Аррах, и златовласая Лидор, и все остальное,
что он сумел раскопать в памяти хозяина; но понятие магии (или научного
прогресса, что, в сущности, одно и тоже) оказалось ему не по зубам.
Дракула уже понимал и хорошо усвоил, что когда хозяин исчезнет, надо
забраться на тарота и привести его к человеку по имени Ильтар. Ата был
уверен, что справится с этой задачей, ибо с Тарном у него установился
превосходный ментальный контакт.
все такого же безлюдного и тихого, словно в этом мире не существовало ни
пышущего жаром стремительного экваториального потока, с грохотом бившего о
Щит Уйда, ни Великого Болота, ни бескрайних степей юга, ни шумных городов,
ни буйных варварских империй и королевств, ни благословенного Ратона, земли
покоя и счастья, ничего, кроме серо-стального моря, темных базальтовых
утесов и зеленой стены сосен над ними.
преградили дорогу на север. Полуденное море кончилось, завершилось и
плавание, теперь их ждали скитания в лесах и горах.
вьючить на него оружие и мешки с припасами.
дышала прерывисто и жарко, словно недавний любовный экстаз вновь посетил ее
в сонном забытьи, подарив наслаждение, к которому нельзя было привыкнуть.
Для нее, юной и совсем неопытной, страсть еще таила элемент новизны, каждый
поцелуй и каждое объятие казались божественным даром, каждое нежное слово -
откровением.
мягкими, как шелк, он не чувствовал их прикосновения, не замечал руки,
обнимавшей его шею. Он спал, и лицо странника, едва озаренное пламенем свеч,
догорающих в серебряных витых канделябрах, выглядело таким же молодым и
безмятежным, как у его златовласой подруги. Темные завитки спускались на
лоб, на смуглой и гладкой коже - ни морщинки, твердо очерченные губы хранили
свежесть юности, в уголках рта прятался некий намек на улыбку - то
беспричинное и щедрое веселье, что приходит иногда к сильным и уверенным в
себе мужчинам в поре возмужания. Ибо Ричарду Блейду, пэру Айдена, мирно
почивавшему сейчас в своей спальне, в своем наследственном замке близ
имперской столицы Айд-эн-Тагры, шел всего лишь двадцать седьмой год.
покой. С угловых башен часовые, вооруженные мечами и тяжелыми арбалетами,
могли видеть лежавший на севере Имперский Путь, ровную, как стрела, дорогу,
уходившую направо, к каналу и к городу, к его улицам, площадям и дворцам, и
налево, к полосе леса, темневшей на горизонте. За этой магистралью, которой
дозволялось пользоваться только могущественным и знатным, вдавался в сушу
прямоугольник гавани, заполненный кораблями и огромными плотами, их весла
были подняты, паруса - свернуты, будто крылья птиц, добравшихся до своего
гнезда и прилегших вздремнуть до рассвета. Над ними возносилась башня Малого
Маяка, и огонь, сиявший на ее вершине, походил на глаз великана,
надзиравшего за стаей уснувших птиц.
Торговый Тракт. Сейчас он был безлюден и пуст, так же как и дорога знатных.
Кончался месяц Мореходов, когда после весенних штормов в Ксидумен, Длинное
море, выходили огромные плоты-садры с товаром; двадцать или тридцать дней в
складах торговой гавани накапливались сукна и стеклянные изделия из Стамо,
оружие, доспехи и бронзовая посуда из Джейда, вино, парча, бархат, ковры и
драгоценные камни из эдората Ксам и Стран Перешейка. Еще немного, и начнется
месяц Караванов, тогда Торговый Тракт затопят фургоны и телеги, и грохот их
даже ночью будет доноситься до уединенных покоев дворца бар Ригонов.
столица, и весь имперский домен Айдена мирно дремали под светом двух лун,
большого серебристого Баста и маленького быстрого Крома, похожего на золотой
апельсин. Спали повара и конюхи, ключники и музыканты, служанки и садовники;
дремали кони, мулы и шестиногие тароты, цветы в саду закрыли свои чашечки,
вода бассейна застыла, похожая на темное зеркало из обсидиана.
котором блуждала слабая улыбка Потом губы странника дрогнули, черты стали
строже, задумчивей и словно бы старше; он глубоко вздохнул и что-то
прошептал.
Блейда, она дышала спокойно и ровно, будто бы недавний любовный жар,
отпылав, покинул ее, излившись негромкими стонами, тихими вскриками, нежным,
едва слышным шепотом. Для нее, зрелой красавицы с золотисто-смуглым телом,
наслаждение было привычной радостью, счастьем, без которого жизнь казалась
бессмысленной и пресной. Но дарила она его немногим.
сединой. Эти локоны были невесомыми и мягкими, как шелк; он не чувствовал их
прикосновения, не замечал руки, обнимавшей его шею. Он спал, и лицо
странника, озаренное огоньком ра-стаа, тонкой несгораемой лучинки, казалось
много старше, чем у его черноволосой подруги. Она была женщиной в расцвете
лет, и самый придирчивый ценитель женской красоты не дал бы ей больше
тридцати; Блейд же выглядел на все сорок пять. Возможно, даже на пятьдесят,
хотя и такая оценка его возраста являлась бы комплиментом: всего несколько
дней назад ему стукнуло пятьдесят семь. Он был еще крепок и силен, но лоб
уже пересекли морщины, и смугловатая кожа обветрилась; твердо очерченные и
крепко сжатые губы придавали лицу суровое и грозное выражение, упрямый
подбородок казался высеченным из камня. То был мужчина в осенней поре, в тех
годах, когда уверенность в своей силе, в своем опыте и власти достигает
апогея, за которым начинается неизбежный упадок; он походил на вершину, с
которой все дороги ведут вниз.
сходились вверху шатром, полупрозрачная зеленоватая ткань напоминала
застывшую морскую волну. Северная ночь была темной, и потому никто не смог
бы различить еще один купол, накрывавший и палатку, и всю небольшую поляну в
дремучем хвойном лесу; только громадный вороной тарот, бродивший по этой
маленькой прогалине в поисках травы, иногда тыкался широкой рогатой мордой в
невидимую преграду.
к барьеру, уставились на тарота голодными алчными глазами. Потом когтистая
волчья лапа царапнула воздух, вслед за ней поднялась рука второго существа,
не то обезьяны, не то человека - почти такая же, как у зверя, мохнатая, со
скрюченными пальцами. Эта тварь видела тарота и палатку, чуяла два теплых и
беззащитных тела, погруженных в сон, но некое странное колдовство, гораздо
более сильное, чем у Повелителей Волков, не позволяло приблизиться к жертвам
ни на шаг.