Чтение 34–й страницы книги ~Участь Эшеров~

Рикс торопился уйти. Он чувствовал на себе пристальные взгляды. Пока
Рейвен платила по счету, Рикс снова взглянул на детские лица.

ИСЧЕЗЛИ ВДРУГ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ, говорила Рейвен. ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК ТВОЙ
БРАТ.

Он резко повернулся и вышел на залитую ярким солнечным светом улицу.
Свой красный "Тандеберд" он припарковал за углом, где его не было видно с
главной улицы Фокстона.

- О чем она говорила? - спросил Рикс у Рейвен, когда та вышла. - Она
упомянула Лоджию.

Рейвен посмотрела вдаль, туда, где прятался в облаках пик горы
Бриатоп. Упоминание Лоджии Майрой Тарп было не первым намеком, который
слышала Рейвен. Она принимала эти истории за местные суеверия, но теперь
подумала, не было ли в них доли правды.

- Местные жители верят, что кто-то или что-то живет внутри Лоджии
Эшеров. Когда ее закрыли?

- После смерти моего дедушки в 1945 году. Все комнаты остались как
были, но там никто не живет.

- Вы _у_в_е_р_е_н_ы_ в этом? Не может ли там прятаться какой-нибудь
бродяга? Или, быть может, браконьер?

- Нет. Там нет электричества, нет света. Окна заложены кирпичами, и
никто не смог бы отыскать там дорогу в темноте.

- Лоджия заперта?

Он покачал головой. - Моя семья никогда не видела нужды ее запирать.
У нас не было проблем с браконьерами.

- Но вы ведь не знаете наверняка, что Лоджия необитаема, не так ли? -
настаивала Рейвен. - Во всех этих комнатах очень легко мог бы кто-нибудь
спрятаться.

Рикс не ответил. Он понял, что она права. В Лоджии были сотни комнат,
где мог бы укрыться бродяга, а с ружьем он мог бы легко обеспечивать себя
едой.

- Мне нужно возвращаться в офис, - сказала Рейвен, посмотрев на часы.
- До завтра.

Рикс посмотрел, как она уходит, прихрамывая. Из его головы не шли
фотографии детей на стенде, их улыбающиеся беззаботные лица. Дневной свет
становился кровавым, и он поспешил за угол к своей машине.

Когда он ехал из Фокстона, в его голове кружился вихрь беспокойных
мыслей. ИСЧЕЗЛИ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ... ВИДЕЛИ ЛИ ВЫ ЭТИХ ДЕТЕЙ... У ШЕРИФА
КЕМПА В ОФИСЕ КИПА ДОСЬЕ... ИСЧЕЗЛИ СРЕДЬ БЕЛА ДНЯ, ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК ТВОЙ
БРАТ...

Страшила ходит по лесу, внезапно подумал он. Нет, нет. Это всего лишь
сказка, жуткая история для промозглых октябрьских вечеров.

В воображении Рикса возник скелет. Он ужасно медленно раскачивался, и
из его глазниц капала кровь. В следующее мгновение Рикс был вынужден резко
повернуть руль вправо, так как внезапно выехал на полосу встречного
движения.

В миле от Фокстона Рикс взглянул в зеркало заднего обзора и заметил
на дороге за собой старенький коричневый фургон. Фургон сопровождал его до
следующего поворота, а затем, не доезжая Эшерленда, резко свернул на
грунтовую дорогу. Самогонщик, подумал Рикс. Он, вероятно, успел изрядно
хлебнуть горного зелья.

Когда красный "Тандеберд" скрылся из вида, коричневый фургон
остановился, развернулся и направился обратно в Фокстон.

Ветер свистел и завывал за окнами Гейтхауза, ветки деревьев хлестали
луну, а Нора Сент-Клер-Эшер медленно раскрывала Риксу свои секреты.

Был почти час ночи. Рикс читал дневник бабушки с восьми часов. Он
отпросился из игровой после того, как Кэт разгромила его в шахматы. Она
делала обдуманные точные ходы и не рассказала Риксу, о чем говорила днем с
Уоленом. Приходил Бун. Он играл сам с собой в дартс и мутил воду,
выспрашивая, куда это Рикс уезжал. Но Рикс успешно отразил все попытки
брата вызнать, чем он занимался. После обеда Бун ушел в конюшни. Рикс,
чтобы Паддинг не цеплялась к нему, загородил дверь своей комнаты шкафом и
креслом.

Сейчас Рикс сидел за своим столом и аккуратно переворачивал хрупкие
страницы. У Норы был ясный почерк и простой, без цветистых преувеличений,
стиль. Некоторые страницы слишком выцвели, чтобы можно было разобрать
написанное, но в воображении Рикса ее жизнь в Эшерленде была подобна
изящной акварели. Он сумел увидеть Лоджию так, как ее описывала она:
комнаты, коридоры, безукоризненные спальни, наполненные антиквариатом со
всего мира, вощеные блестящие полы из дорогих сортов дерева, мириады окон
всех форм и размеров. К январю 1920 года Нора окончательно смирилась с
присутствием рабочих, которые приступали к работе на заре и трудились до
темноты. Лоджия становилась все больше.

Ленивыми весенними деньками она обожала кататься на лодке по озеру,
обычно в компании с Норрисом Бодейном, и наблюдать за дикими лебедями,
которые гнездились на западном берегу. Во время одной из таких прогулок, в
апреле 1920 года, когда Эрик уехал по делам в Вашингтон, она заметила в
Лоджии одну любопытную особенность. Рабочие рубили высокие сосны с
западной стороны дома, чтобы возвести строительные леса, и там же в стене
Лоджии от крыши до фундамента была кривая заштукатуренная трещина шириною
по меньшей мере два фута.

Когда она спросила о ней, Норрис со своим заметным западнокаролинским
акцентом объяснил ей, что Лоджия под собственной тяжестью медленно
погружается в остров. Эта трещина здесь уже много лет, и Эрик, чтобы быть
уверенным в том, что она не будет расширяться, уравновешивает Лоджию
новыми пристройками. Не беспокойтесь, сказал он, Лоджия еще будет стоять и
для пра-пра-правнуков маленького Уолена.

У Норы были собственные комнаты в восточном крыле, и она редко
отваживалась выходить из них. Она несколько раз терялась в Лоджии и
безнадежно бродила по лабиринту комнат, пока ей не удавалось встретить
кого-нибудь из слуг. Иногда проходили дни, а она даже не видела Эрика.
Лудлоу был для нее не более чем призраком, которого она слышала по ночам,
когда он ходил по коридорам.

Рикс был очарован ею. Он наблюдал, как маленькая девочка становилась
женщиной. Затаив дыхание, читал восторженное описание банкета на триста
человек. Она кипела от возмущения, когда ругала Эрика за то, что он летал
на трофейном германском "Фоккере", привезенном из Англии после Первой
мировой войны, мимо окон детской и испугал ребенка. О маленьком Уолене она
писала с любовью и нежностью.

Маленький Уолен, мрачно подумал Рикс. О, Нора, если бы ты только
могла видеть его сейчас!

Ветер яростно хлестал по деревьям за окном. Рикс приближался к
последним страницам дневника. Он стал поверенным Норы, ее последним
компаньоном. Он читал, а время сдвигалось, раскалывалось и затягивало его
в водоворот людей и событий.

Нора стояла на балконе в длинном белом платье и наблюдала за угрюмым
майским небом. Дождевые облака выкатывались из-за гор как товарные поезда,
каждый из которых вез более тяжелый груз, чем предыдущий. Небо пронизывали
темные нити, а вдали плясали быстрые вспышки молний. Когда капли дождя
забарабанили по поверхности озера, Нора вошла в свою спальню и закрыла
балконную дверь. Прогремел гром, и стекла в рамах затряслись.

Она вышла из своей комнаты и направилась через коридор в детскую, где
Майя Бодейн смотрела за маленьким Уоленом. Ребенок радостно играл в
колыбели. Майя, жизнерадостная молодая ирландка с волнистыми золотыми
волосами, стояла перед большим окном, наблюдая водяную завесу дождя над
озером.

- Как поживает сегодня мой ангел? - весело спросила Нора.

- Отлично, мэм. - Она подошла к колыбели и улыбнулась Уолену. У этой
симпатичной женщины со спокойными серыми глазами тоже был сын, которого
она назвала Эдвин. - Весел, как жаворонок.

Нора рассеяно посмотрела на своего милого мальчугана. Эрик уже
заговаривал о новом ребенке, но Нора упиралась. В постели Эрик был холоден
и груб. Она вспомнила совет отца: "Оставайся с ним, Нора. Дай ему время.
Если ты упустишь из рук свой шанс, то будешь сожалеть об этом всю
оставшуюся жизнь".

Уолен весело смеялся и пускал пузыри, играя с новой игрушкой.

Когда Нора увидела, что это, ее лицо застыло.

Игрушка представляла собой маленький серебряный пистолет.

Она протянула руку и отобрала у сына пистолет. Уолен немедленно
захныкал.

- Что это такое? - решительно спросила она. - Ты ведь знаешь, Майя,
что я не люблю оружие!

- Да, мэм, - нервно сказала Майя, - но когда я вошла этим утром,
пистолет был уже в его колыбели. Уолен, казалось, был так им увлечен, что
я подумала...

- Кто дал ему это?

- Я не знаю. О, мэм, он ужасно расстроен! - Она взяла рыдающего
ребенка и принялась его укачивать.

Нора крепко сжимала в руке возмутительную игрушку. Она говорила
Эрику, что не хочет, чтобы ее сын связывался с оружием, даже игрушечным,
до тех пор, пока ему не представится возможность увидеть, каким
разрушительным оно может быть. Она была взбешена тем, что он так открыто
пренебрег ее желанием.

- Черт побери, - фыркнула она, и Майя уставилась на нее, разинув рот.