Маннеране. Мы высадились в Хилминоре, расстались с капитаном Кришем,
прошли формальную проверку (как доверчивы были еще совсем недавно
таможенники!) и на своем автомобиле отправились в столицу. Въехав в
Маннеран-сити со стороны шумарского шоссе, мы проследовали мимо рынков и
магазинов, расположенных прямо на открытом воздухе, где тысячи маннеранцев
толкались, торговались друг с другом, спорили между собой. Я видел, как
ревностно спорили покупатель и торговец, как тщательно они заключали
сделки и потом заполняли бланки для договоров. Я видел их лица,
сосредоточенные, настороженные, их тусклые, недобрые глаза. И я думал о
средстве, которое было со мной и говорил себе: "Если б я только мог
растопить лед их сердец!" Я представлял себе, как хожу среди них, этих
чужеземцев, отвожу в сторону то одного, то другого, и ласково шепчу
каждому: "Я - принц из Саллы и высокопоставленный чиновник Портового Суда,
который оставил все свои дела только для того, чтобы дать счастье людям. Я
покажу вам, как испытать радость с помощью самообнажения. Верьте мне - я
люблю вас!" Без сомнения, многие будут шарахаться от меня, как только
поймут, о чем я им толкую, многие могут сразу же оттолкнуть меня,
напуганные непристойным словом "я", другие же, выслушав, начнут плевать
мне в лицо и назовут сумасшедшим, а некоторые даже позовут полицию. Но,
вероятно, будут и такие, кто ощутит соблазн и пойдет со мной в
какое-нибудь укромное место, где мы сможем разделить снадобье из Шумара. Я
буду открывать одну душу за другой, пока в Маннеране таких, как я, не
станет десять - двадцать - сто - целое тайное сообщество самообнажающихся,
узнающих друг друга по теплу и любви, излучаемым их взглядами, не боящихся
произнести слова "я" и "мне" перед другими посвященными, отказавшихся не
только от тусклого синтаксиса, но и от дурмана самоотречения,
выражающегося витиеватыми и нескладными фразами. А затем я еще раз
зафрахтую корабль капитана Криша, возвращусь с пакетами белого порошка и
продолжу свою деятельность в Маннеране. Я и те, кто последует за мной, мы
снова и снова будем подходить то к одному, то к другому и, улыбаясь, будем
шептать: "Я покажу вам, как найти радость в откровении. Верьте мне - я
люблю вас!"
его дело - преобразовывать ее. Все, что интересовало его - это
удовлетворение личных духовных запросов, жажда постичь божественное. Он
уже идет по этому пути и сам завершит его, без чьей-либо помощи. Швейцу не
нужно бродить по городу, соблазняя незнакомцев. Именно поэтому он и отдал
мне большую часть купленного нами порошка, ибо я был новым пророком,
мессией откровенности, и Швейц понял это значительно раньше, чем я. До сих
пор ведущая роль принадлежала ему, я же был в его тени. Теперь он уже не
будет затмевать меня. Вооруженный своими пакетиками, чудесными пакетиками,
волшебными пакетиками, я один, один начну изменять нашу планету!
жизнь я находился в тени то одного, то другого человека, и поэтому,
несмотря на все свои умственные способности и физическую силу я привык
считать себя человеком второразрядным. Вероятно, это нормально для второго
сына септарха. Сначала был мой отец, с которым я даже не мечтал сравняться
ни по власти, ни по могуществу. Затем появился Стиррон, чье восшествие на
престол привело к моему добровольному изгнанию. Затем мой хозяин на
лесоповале в Глине, затем Сегворд Хелалам, затем... Швейц. У всех этих
людей была цель в жизни и они решительно шли к ней. Они знали свое место в
жизни и держались за него, в то время как я частенько пребывал в смятении.
Теперь же, когда прошла добрая половина жизни, наконец и я могу проявить
себя. У меня появилась цель! Божественное провидение привело меня сюда,
сделало меня тем, кем я стал, подготовило мой дух для осуществления
великой миссии. И я с радостью взялся за нее.
говорила, что является незаконнорожденной дочерью герцога Конгоройского,
зачатой им во время одного из его официальных визитов в Маннеран еще в
годы правления моего отца. Возможно, это было правдой. Она, во всяком
случае, верила в это. Дважды или трижды в месяц я навещал ее на
часок-другой, когда совсем одуревал от своей будничной работы либо от
скуки, которая буквально душила меня. Девушка была простой, но отзывчивой,
мягкой, нетребовательной. Я не скрывал от нее, кто я такой, но никогда не
изливал перед нею свою душу и не ожидал подобного и от нее. Разумеется, и
речи не могло быть о любви между нами. Она стала первой, кому я дал
снадобье, смешав его с золотистым вином.
это такое, ответил, что это очень сблизит нас.
просто из любопытства. И я объяснил:
стены, разъединяющие нас.
откровенности. Она поступила так, как ей было велено, убежденная, что я
ничего плохого ей не сделаю. Мы вместе приняли снадобье и долго лежали
обнаженные, прижавшись друг к другу, пока не почувствовали, как бьются
вместе наши сердца.
другой, затем нас охватила буря взаимных чувств, и никакие запреты Завета
уже не могли сдержать напор нашей любви.
моложе меня, очень многообещающий, который очень мне нравился. Он знал об
истинном моем могуществе в Маннеране, о моем происхождении, однако вовсе
не испытывал страха передо мною. Его уважение ко мне было вызвано только
моими способностями, моими возможностями оценивать и разрешать самые
сложные задачи, связанные с деятельностью Палаты. Однажды я задержал его
после работы и позвал к себе в кабинет после того, как остальные
сотрудники разошлись.
разуму одного человека свободно проникнуть в сознание другого.
достать и опасно употреблять.
его достать... - я вытащил один из своих пакетиков. Он продолжал
улыбаться, хотя щеки у него слегка порозовели.
когда мы уходили домой, я дал ему несколько пакетиков, чтобы он предложил
порошок своим друзьям.
невысоким толстяком в одежде принца, возможно, членом семьи одного из
септархов. У него были ясные спокойные глаза добропорядочного человека.
Весь вид его говорил о том, что он довольно часто заглядывал в свой
душевный мир и был вполне удовлетворен тем, что там видел. Но когда я
заговорил с ним, он оттолкнул меня и отругал с такой яростью, что гнев,
охвативший его, заразил и меня. Я едва не ударил его в слепом бешенстве.
вышли из комнат, где они размышляли, чтобы узнать, что произошло. Никогда
еще мне не было так стыдно, как тогда. Моя возвышенная миссия предстала
передо мной в совершенно новом свете - я увидел ее как нечто грязное, а
себя как жалкого, подкрадывающегося исподтишка пса, желающего выставить
напоказ перед незнакомцами свою нечистую душу. Гнев мигом оставил меня,
его место занял страх. Я скользнул, как воришка в тень и поскорее
постарался выскочить через боковую дверь наружу, опасаясь ареста. Целую
неделю я ходил озираясь. Но никто не преследовал меня, кроме разве что
своей собственной совести.
добродетельна моя миссия. Я ощутил только печаль, думая о человеке,
который отказался от моего дара.
согласившихся разделить со мной откровение. Теперь я изумлялся, как могло
случиться, что сомнения едва не одолели меня. Однако самые мучительные
сомнения были впереди...