непременно придет, и она его обязательно узнает. А соврал я или нет - не
важно, потому что Анжелика снова стала почти что целая, а Фриссон отыскал
еще один кусок пергамента и вручил мне. Не скажу, чтобы от этого
произведения я пришел в невыразимый восторг, но все же прочел его:
начали собираться, что мне даже показалось: я слышу, как они стукаются один
о другой.
Вражеский чародей наверняка вложил в последнее заклинание все свои силы. Я
был потрясен. Я начал физически ощущать, как воздух давит на меня все
сильнее и сильнее. Я был мухой, пойманной в паучью сеть. У меня мелькнула
мысль: не так ли чувствует себя электромагнит, когда рывком резко поднимают
напряжение? И еще... меня словно кто-то толкал - словно чужое силовое поле
боролось с моим собственным. А это на что похоже? Может, так себя чувствует
электрон в транзисторе?
Чужое поле пересиливает мое, стараясь разорвать Анжелику на части. Разум мой
помутился. Мне казалось, будто меня самого тянут к себе два могучих
двигателя. Два великана сражаются в перетягивании каната, и канат этот - я.
Мелькнула паническая мысль: призрак Анжелики способен исчезнуть для меня
(правда, Жильбер и Фриссон, наверное, будут по-прежнему видеть некое его
подобие) только из-за этого моего нахождения меж двух, так сказать, огней.
Я еще и опомниться не успел, а Фриссон уже вложил мне в руку
свеженакарябанный стишок. Я прочел, даже не задумываясь:
заставило нас упасть ничком на землю. Голова кружилась, но я тут же вскочил
и обнаружил, что напряжение пропало. Два могущественных источника энергии
вроде бы отключились, а Анжелика зарыдала и бросилась ко мне на шею, обняла,
прижалась. Она плакала и плакала от страха и изнеможения.
принялся бормотать какие-то успокоительные слова. На самом деле я был не в
том состоянии, чтобы как следует оценить прикосновение к призрачной девушке.
Что-то такое было - какое-то покалывание, что ли, но я предпочел об этом не
думать. Глянув сквозь прозрачную голову Анжелики на Фриссона, я выдохнул:
что мне стало зябко. Но тут Анжелика заговорила, правда, совершенно
неразборчиво. Я сказал ей:
(Мне бы еще самому в это верить - совсем бы славно было.) - О, да, -
всхлипнула она, - но как же это было ужасно! Эти прикосновения - я просто
чувствовала, как они пачкают меня!
вид у него был просто-таки разъяренный. Наверняка из-за того, что ему не
удалось принять личное участие в сражении с силами Зла.
- Без сомнения, она чувствует себя оскорбленной. Еще бы - дама избегла ее
плена! А теперь и вы одолели ее чары.
рабыню-привидение. Сюэтэ никак не может себе простить, что утратила девушку
в последний миг. - И ее утратила, и всех остальных, похоже, вынуждена отдать
Царству Небесному, - заверил меня Жильбер. - А из-за этого ее бароны станут
относиться к ней с куда меньшим почтением. Коекто из них может даже
отважиться восстать против королевы с оружием в руках и попытаться захватить
престол. Защищая девушку, мы ослабляем позиции королевы, господин Савл.
подытожил Жильбер.
меченый!
тем, насколько же давно, я обернулся к Фриссону и сказал: - Честное слово,
ты мне здорово помог. - Так я помог? - обрадовался поэт. - Я правда помог?
я произносил если не с трепетом, то с тревогой. В мыслях у меня было одно:
можно ли считать Фриссона секретным оружием?
сверкали, и вообще вид у него был такой, будто его только что вынули из
могилы и оживили.
Сюэтэ проиграла в последней перестрелке, но она непременно вернется, чтобы
продолжить бой. Ведь мы не прикончили ее - мы от нее только на время
избавились, отшвырнули куда-то - может быть, в ее цитадель. Сюэтэ не
производила на меня впечатления человека, который привык легко сдаваться.
Учитывая тот факт, что она продала свою душу и обещала своему боссу жертву,
она просто-таки не могла сдаться - в противном случае ей бы грозил адский
огонь до скончания веков. То есть до самого что ни на есть скончания веков.
Из-за этого мне было здорово не по себе. Я гадал, какую чертовщину она
выкинет против меня в следующий раз. В конце концов, Сюэтэ теперь знала мое
слабое место. Я поглядел на это самое "слабое место", но Анжелика сейчас
была видна, как кусочек марева в жаркий день. Правда, это не помешает Сюэтэ
разыскать ее. Я поклялся не спускать глаз с девушки.
лучшие времена. Соломенные крыши на домиках прогнили и провалились, со стен
облупилась штукатурка, обнажив дранку. На улицах валялся мусор и отбросы -
словно бы местные жители так переутомились, что у них не хватало сил
дотащить всю эту дрянь до компостных ям. Да и сами аборигены были какие-то
оборванные и изнуренные, будто бы на их плечах лежал - ни много ни мало -
весь свет. Они бросали на нас быстрые и любопытные взгляды и тут же отводили
глаза, торопясь убраться подальше. Минут через пять мы шагали по улице, на
которой не было ни души - ушли даже собаки и свиньи, которым, по идее,
вполне резонно было бы ковыряться в кучах отбросов. А жаль - одну я бы
купил, чтобы потом зажарить. Ну, то есть вы поняли, конечно, свинью, а не
собаку. Я жутко проголодался. А уж стоило мне подумать о том, как голоден
наш Унылик, так просто мурашки по спине бежали. Но вот я приметил домик,
который был побольше соседских. Над его входной дверью торчал шест, а к
шесту был привязан пучок не то сорго, не то проса. Он был совсем сухой, и им
запросто можно было бы мести пол. Но все-таки это был некий "кустик", а
стало быть, в доме располагалась таверна.
таверне.
Фриссон, бросив желчный взгляд на вениквывеску.
заглянуть в таверну недурна. По меньшей мере все вошли следом за мной, в том
числе и Жильбер. Анжелика, войдя в полумрак таверны, так засветилась, что
тут же отступила, пробормотав:
поглядывая на своих спутников. Жильбер ерзал на стуле, Унылик ронял слюни.
Наконец терпение мое иссякло, и я крикнул:
нем просто болтался.
может, есть маленько, но только и хватит, чтобы мне, да жене, да детишкам