вспомнить ни одного упоминания об астрологии в Империи. Нейпос, наверное,
должен это знать. Эта мысль быстро мелькнула у него в голове и так же
быстро исчезла.
римские укрепления и пошел к лагерю намдалени. Обошел его стороной, не
желая встречаться с островитянами, и услышал в отдалении женские вопли.
Голос принадлежал Комитте Рангаве. Наверное, Туризин Гаврас дорого бы дал
за то, чтобы она оказалась в эту минуту на другой стороне Бычьего Брода.
чувство.
раздался полувопрос-полувызов:
акцентом. Марк вгляделся в темноту.
лагере легионеров, присоединившись к нескольким двоюродным братьям Сенпата
Свиодо, которые вместе с другими васпураканами стали под знамена Гавраса.
Марку не хватало их обоих: отважного Сенпата с его лютней и дерзкими
шутками и его жены, которую трибун полюбил за смелость и ясную голову. Он
слегка им завидовал, считая образцом счастливой семейной пары.
черные, блестящие волосы, падали локонами на плечи. Как обычно, она была
одета как солдат: в тунику и штаны, на поясе у нее висел меч.
Неврат. - Я представляю себя кошкой, крадущейся в темноте, к тому же ночь
такая красивая... Ты не находишь?
бы красота ни окружала его, она была для него потеряна.
рукой его плеча.
вопросы только тогда, когда в них есть явная необходимость.
будет настаивать, но Неврат только кивнула:
через минуту исчезла в темноте.
за пределами укреплений Гавраса, двое солдат прошли рядом, не заметив его
присутствия.
"Сегодня утром пришел булочник и съел ребенка!" - произнес один из солдат,
и оба громко засмеялись. Судя по голосам, они были изрядно навеселе.
Скаурус не знал всего анекдота, но концовка показалась ему забавной, и он
невольно усмехнулся.
смолкла: похоже, всадник впотьмах налетел на кого-то. Послышались
приглушенные ругательства. Приглядевшись, Марк увидел поднимавшуюся с
земли женщину. Она тоже заметила трибуна и двинулась ему навстречу. Не
было нужды спрашивать, почему она бродит в темноте: юбка с широким
разрезом раскрывалась при каждом шаге, обнажая ее белые ноги. В отличие от
солдат, она сразу заметила трибуна и уверенно подошла к нему. Девушка была
худой и смуглой, от нее пахло старыми духами, вином и потом. Ее улыбка,
почти невидимая в темноте, была профессионально-призывной.
нее был столичный выговор, быстрый и резкий, почти стаккато. - Хочешь
пойти со мной? Я сделаю так, что лицо твое перестанет быть мрачным. Тебе
полегчает, обещаю.
маленькая грудь матово светилась в темноте. Он почувствовал напряжение,
словно кираса стала ему тесной и затрудняла дыхание, хотя доспехов на нем
не было.
остались в палатке. Но когда он с сожалением развел руками, на
указательном пальце тускло блеснуло серебро. Он снял кольцо и протянул
девушке.
до него своими уверенными, умелыми пальцами.
подумал о том, что девушка едва ли принесет ему то облегчение, которое он
искал. Все еще сомневаясь, он лег рядом и обнял ее.
изумлением в голосе. - Когда ты это услышал?
по всему свету, эти моряки, и узнают новости раньше других.
неизменную утреннюю кашу. - Далеко на юге сдалась Кибистра, а теперь еще и
это.
пути к югу от залива Риякс, к востоку от Амориона. Если он действительно
пал, то казды бросятся теперь на фанатиков Земаркоса, засевших в Аморионе.
Города западных провинций сдавались под ударами захватчиков один за
другим, в то время как осада Видессоса все еще тянулась и тянулась без
всякого видимого результата. Кое-кто, правда, уходил из города: одни
спускались со стен, другие уплывали на маленьких лодках, принося вести о
том, что в крепости туже затянули пояса. Говорили они и о жестоком и
жадном правительстве, но какими бы ни были трудности, испытываемые
Сфранцезами, на двойных стенах столицы и высоких башнях ее постоянно
маячили солдаты, по-прежнему готовые защищать город.
может вернуться через Бычий Брод на тот берег, чтобы начать войну с Каздом
- сначала ему нужно одолеть Ортайяса и Варданеса. Но к тому времени как
Гаврас побьет их, у него уже не останется земель - кочевники завоюют
Империю, пока он осаждает свою столицу.
Но это означает штурм, и я дрожу всякий раз, когда думаю об этом, -
проворчал Гай Филипп.
Виридовикс. - Мы не можем идти, мы не можем остаться. Драться мы тоже не
можем. Так, может, просто напьемся, если уж не остается ничего другого?
Гай Филипп.
и склонив голову, он иронически спросил:
глаза его сузились. - Ты оставил в стороне коварство и заговор, а Гаврас
этих возможностей не забывает. Ты слишком честен и доверчив, чтобы найти
выход, но, как знать, не отыщут ли его другие?
Однако ему не слишком понравилось то, что кельт подразумевал под словами
"честен и доверчив". "Простофиля" - вот что имел он в виду. Марк не думал,
что заслужил такое определение.
не решили проблем, которые возникли у него с Хелвис. Раздоры их, если уж
на то пошло, стали глубже. Все чаще и чаще тишина, разделявшая их,
напоминала душное одеяло. Трибун вздохнул с облегчением, когда неприятные
мысли эти были прерваны появлением рослого видессианина - императорского
гонца для поручений. Он выпил последний глоток светлого видессианского
пива - вино здесь было слишком сладким, чтобы пить его по утрам - и
сказал:
Скаурус заметил его слегка поднятую бровь и поджатые губы - для
аристократов-видессиан пиво было напитком простолюдинов.
офицерский совет.
считая от восхода солнца до заката. Трибун взглянул на небо.
протягивая ему маленький бочонок с пивом. Марк видел, как под
огненно-рыжими усами кельта зазмеилась улыбка.
по-прежнему ничего не выражал. - Мне нужно передать поручение другим
офицерам.
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Доставалов Александр
Браун Дэн
Ибсен Генрик