Чтение 34–й страницы книги ~Драконы Весеннего Рассвета~

Ибо ты был акулой в тихой воде,

Исподволь разинувшей пасть.

Ибо ты был ядовитой змеей,

Алчущей в тишине живого тепла.

Ты был подобен смерти младенца в люльке,

Дому, гниющему под дождем.

Через это - и худшее - ты проходил

Бестелесным видением, мести и скорби

Уже недоступным.

Вопли женщин рвали заветную тишину,

Но ты отворял глухие двери миров

И выпускал на волю чудовищ.

В вихре пламени погибало дитя

И страны горели.

И время пылало.

И расколотый мир готов был сгинуть навек,

Лишь бы знать, что отмерен срок,

Что тебя поглотила тьма.

Но ты проходил

Бестелесным виденьем,

Мести и скорби

Уже недоступным.

Только не скрыться от слов,

Звучащих в ночи,

За которой грядет новая ночь.

И так - до скончания дней.

Ненависть - вот спокойствие мудрецов,

А у вечности нет конца.

Сквозь рои метеоров

И неподвижность зимы,

Сквозь распятую розу

И омуты, где таится акула,

Сквозь черную толщу океанских глубин,

Сквозь камень тверди земной

И кипящую магму недр -

К себе самому. В пустоту. В ничто.

Это ненависть гонит тебя.

Ничего нельзя изменить.

И у вечности нет конца.

3. ЛОВУШКА

Бакарис спал в своей камере, и сон его был тревожным. Днем он
держался вызывающе и высокомерно, зато по ночам не находил себе места,
одолеваемый томительными любовными снами о Китиаре, либо жуткими - о своей
собственной смерти от рук Соламнийских Рыцарей. Бывало и так, что казнить
его являлась сама Китиара. Он просыпался в холодном поту и тщетно старался
припомнить, кто же на сей раз стал его палачом. Лежа без сна, он на чем
свет стоит клял эльфийку, приведшую его к гибели. И обдумывал все новые и
новые способы мести на тот случай, если она когда-нибудь попадет ему в
руки.

Именно об этом он и раздумывал, лежа в мучительном полусне, когда
скрежет ключа, повернувшегося в замке, заставил его одним духом вскочить
на ноги. Час был предрассветный - излюбленный час казней! Никак это Рыцари
пожаловали за ним, чтобы...

- Кто там?.. - выдавил он хрипло.

- Тихо! - отозвался повелительный голос. - Будешь делать, что тебе
говорят, и поменьше шуметь, - и можешь ничего не бояться.

Бакарис ошарашенно опустился обратно на свое ложе... Он без труда
узнал этот голос. Еще бы! Тот самый, что ночь за ночью звучал в его
мстительных снах. Эльфийка!.. А за спиной у нее, в кромешной тени, маячили
еще две тени. Двое коротышек. По всей видимости, кендер и гном. Ходят за
ней повсюду, как два хвоста...

Дверь камеры отворилась, и эльфийка проскользнула вовнутрь. На ней
был длинный, толстый плащ; второй такой же плащ она держала в руке.

- Надевай, - сказала она. - Побыстрей.

- Сперва я должен знать, что затевается, - подозрительно ответил
Бакарис, не в силах поверить радостному предчувствию.

- Мы собираемся обменять тебя на... на другого пленника, - сказала
Лорана.

Бакарис нахмурился. Еще не хватало выдать охватившее его нетерпение.

- Не верю я тебе, - заявил он и вновь откинулся на постели. - Это
какая-то ловушка...

- А мне наплевать, веришь ты или нет! - нетерпеливо перебила Лорана.
- Не пойдешь добром, стукну тебя по затылку и поволоку. Хоть без чувств, а
предъявлю тебя Ки... тем, кто хочет тебя получить!

Китиара!.. Так вот, значит, в чем дело! Чего, однако, им нужно? В
какую игру они играют?.. Бакарис замешкался... Он доверял своей Кит не
больше, чем та - ему. Он знал, что она, не задумываясь, использует его в
своих целях. Что, по-видимому, как раз и происходило. С другой стороны,
почему бы ему самому не извлечь выгоду из этой затеи?.. Ох, знать бы, что
им нужно... Взгляд, брошенный на бледное, напряженное лицо эльфийки,
сказал Бакарису, что девушка-полководец вполне способна выполнить свою
угрозу. Что ж, придется выждать.

- Похоже, выбора у меня нет, - пробормотал он. Лунный свет сочился
сквозь зарешеченное оконце, серебря каменные стены грязной маленькой
камеры. Сколько просидел в ней Бакарис? Он не вел счета времени, но вполне
поручился бы за несколько недель. Протянув руку за плащом, Бакарис
натолкнулся на холодный, презрительный взгляд зеленых глаз эльфийской
принцессы. Лорана смотрела на него пристально и с нескрываемым омерзением.

Бакарис не спеша поднял здоровую руку и поскреб щетину, которой густо
заросла его некогда холеная физиономия.

- Прошу прощения, госпожа моя, - произнес он ядовито, - к сожалению,
здешняя обслуга не позаботилась снабдить меня бритвой. Я знаю, насколько
претит вам, эльфам, вид растительности на лице...

К его удивлению, эти слова причинили Лоране немалую боль. Он увидел,
как отхлынула кровь от ее лица, и даже губы стали белей мела. Лишь
предельное напряжение воли помогло ей сдержаться...

- Шевелись! - странно сдавленным голосом приказала она...

В камеру заглянул гном; рука его лежала на топорище верной секиры.

- Слыхал, что ли? - прорычал Флинт. - Давай, двигайся! И так немалая
честь - выменивать подобного говнюка на нашего Таниса...

- Флинт!.. - запоздало одернула его Лорана.

И тут-то Бакариса осенило. Он понял, что задумала Китиара.

- Ага! - сказал он. - Танис!.. Вот, значит, на кого меня
выменивают!.. - Он так и впился глазами в лицо эльфийки, но та ничем не
выдала своих чувств. Можно подумать, он говорил о совершеннейшем
незнакомце, а вовсе не о мужчине, который, по словам Китиары, доводился
Лоране любовником. Он сделал еще попытку, решив увериться окончательно: -
Что до меня, я бы его пленником назвать не рискнул. Узы там, по-моему,
скорее сердечные. Наверное, он надоел Кит, Бедняжка... Ну да ладно. Хотя,
признаться, мне будет недоставать его. У нас с ним так много общего...

Вот теперь ее проняло. От Бакариса не укрылось, как она стиснула
зубы, как вздрогнули под теплым плащом тонкие плечи. Она повернулась и
вышла из камеры, не добавив ни слова, и Бакарис понял, что догадка его
была верна. Бородатый полуэльф в самом деле был замешан в этой истории.
Знать бы, каким образом?.. Танис удрал от Китиары еще в Устричном. Быть
может, ей удалось схватить его? Или он сам к ней вернулся?.. Бакарис молча
закутался в плащ. Вообще-то лично ему было все равно. Вспоминая
напряженное, точно судорогой сведенное лицо Лораны в серебристом лунном
луче, он молча возблагодарил Владычицу, позволившую ему нынче кое-что
разузнать. Он уж постарается использовать выведанное наилучшим образом -
для мести!

Гном пихнул его в спину, выпроваживая из камеры в коридор.

Солнце еще не поднялось, и лишь бледно-розовая полоска вдоль
восточного горизонта свидетельствовала, что до рассвета остался всего
какой-нибудь час. Во всем Каламане не было видно ни огонька - город крепко
спал в темноте, отдыхая после праздника, длившегося весь день и почти
целую ночь. Даже стражники отчаянно зевали на посту, а кое-кто и
похрапывал. Четверо в длинных плащах без труда пробрались тихими улицами и
наконец достигли маленькой дверцы в городской стене. Дверь была заперта.

- Раньше за ней была лестница, которая вела наверх, потом через стену
и вниз на ту сторону, - шепнул Тассельхоф, роясь в одном из своих
бесчисленных кошелей в поисках набора отмычек.

- Ты-то откуда знаешь? - беспокойно оглядываясь по сторонам,
пробурчал Флинт.

- Я наезжал в Каламан, когда был мальчишкой, - объяснил Тас. Его
искусные маленькие руки уже проталкивали в замочную скважину кусочек
изогнутой проволоки. - Меня родители привозили. Мы всегда пробирались этим