каком мы сейчас чертовом пространстве!.."
последний шаг! Мы найдем тебя, подберем, разыщем, где бы ты ни был! Верь мне!
действительно поможет, на что я буду обречен? На вечное бегство?.. А что получу
взамен? Сомнительную радость близости с женщиной, которая не может
гарантировать мне ничего, кроме пожизненного клейма изгоя?"
жениха и тут же очутилась в собственном теле, преодолев в момент пространства и
расстояния, не повидавшись даже с подругами-ведьмами. Что они оказали ей
большую услугу, она поняла лишь спустя несколько минут, окончательно придя в
себя после своего первого мистического вояжа: она искала и не находила в себе
ни былого отчаяния, ни боли, ни даже ненависти. Разве можно ненавидеть человека
за то, что он такой как есть, что он тебя не любит и никогда не любил? Если ему
вообще дано было любить, в чем она сомневалась. Единственное, чего был достоин
Рэт Эндарт, - так это жалости. Для ненависти он был слишком мелок: ведь
ненависть - оборотная сторона любви, а любила она кого-то совсем другого -
нереального, ею же самой придуманного принца. Так что ей просто некого было
прощать: принц оказался набитой куклой, а его любовь - воздушным замком,
воздвигнутым на болоте.
получения таким образом информации, были не совсем честными. Но ведь ее случай
- особый! И она непременно поблагодарит новых добрых подруг - за то, что сумели
это понять. Только благодарить придется как-нибудь в следующий раз: слишком уж
она измоталась за пару последних сумасшедших дней и хотела теперь лишь одного
- забыться, погрузиться в сон, благо в этом псевдозагробном мире нашлось
какое-то подобие кровати.
своими мягкими белыми лапами, но его спугнули шум и крики, донесшиеся из
коридора. Сон мгновенно, чисто по-кошачьи испарился. Илли обернулась к двери,
увидела мелькающие в коридоре черные балахоны и поняла, что желанный покой ей
сегодня уже не приснится.
времени сбылись: редкий дар Проводника - проклятие всей его предыдущей жизни -
исчез в этом метаморфозном мире, а все его спутники, не исключая Илли и даже
единокровного брата Петра, отбыли обратно в свой мир, бросив бесталанного
Михаила доживать свои дни в реальности третьего рода. И вот он - лицо без
конкретных занятий и без определенного места жительства, одинокий и покинутый,
обзаведшийся уже зеленой бородой по пояс, сидит перед распахнутыми дверями
"Горного орла" с протянутой рукой, выпрашивая у его новых постояльцевампиров
мензурку кровушки или на худой конец - горсточку "грыбов" на пропитание. И
подходит к нему, сирому да голодному, давешний мент в черном балахоне, пинает
его ногой и говорит сердитым голосом:
усугубленный поощрительными напутствиями, избавил, к счастью, Михаила от
продолжения кошмарного сновидения. Но суровая реальность оказалась еще хуже:
над ним нависал гробовым видением то ли трехдневный утопленник, то ли здешний
представитель закона. Синяя рука простерлась прямиком к Михайлову горлу -
хорошо, если только за шиворот схватить, а то кто его, упыря, знает...
перевернулся и моментом вскочил на ноги - и откуда только прыть взялась
спросонья? Слуга закона тут же устроил Михаилу шмон с пристрастием. Он забрел в
их уютную ночлежку не один: набившись всей толпой в тесную берлогу, они не
оставили Михаилу даже возможности плюнуть с досады, не рискуя при этом попасть
в представителя власти. Этим-то коллегам и принадлежали разбудившие Михаила
зрительские выкрики.
помещении трудно было сейчас оказаться не под конвоем, - а бедняга Бельмонд как
раз поднимался с матраса, кряхтя и только что не плача: невероятными лишениями
завоевал он себе право понежить пухлые бока на этом поистине королевском ложе,
и вот, стоило ему толь- ко прикорнуть, как они опять тут как тут, эти неусыпные
блюстители, слетелись, чтоб им ни дна ни покрышки, как назойливые комары (в
смысле вампиры) в хозяйскую спальню! Так оценил Михаил о; кряхтение Фредди,
потому что таковы были его собственные мысли по поводу нежданного визита, в
просторечии - облавы, не иначе как накарканной сегодня на их головы
прохвостом-водяным.
являемся представителями иностранной державы, и Мы...
Попрыгунчик умолк на полуслове - ближайший мент сунул ему прикладом под
челюсть. Героизм Попрыгунчика имел свои, вполне определенные границы. У
Михаила, правда, он даже этих границ не достигал: ему и в голову сроду не
приходило вступать в пререкания с ментами. Потому что голова - и в частности
челюсть - дороже.
Петром за сторожа. "Не за подмогой ли часом он побежал до ближайшей булочной?..
Может, отобьют нас по дороге?" - размышлял Михаил, не давая ходу мыслям о
предательстве Седого, даже на правах досужей вероятности.
бандитов, толкая стволами по коридору и затем вверх по лестнице - наружу. А там
уже поджидал соответствующий транспорт: напротив выхода зависло крупное
транспортное средство, напоминающее крытую галошу на воздушной подушке. Даже
увидев этот аэромобиль случайно на улице, Михаил вряд ли ошибся бы в его
назначении: труповозка либо ментовоз.
отделение галоши, сами же погрузились в переднее. В разделяющей перегородке
имелось зарешеченное окошко, примерно такое же находилось в заднем отделении на
потолке. Льющийся оттуда свет позволил Михаилу разглядеть еще с десяток
арестантов, сидящих прямо на полу (сидений тут попросту не было). Судя по
грязной одежде и явно нездоровому розоватому оттенку физиономий, соседи
докатились до самого дна социальной ямы.
облава и пожаловала запросто, прямо как к себе домой, и повязала беспечных
хозяев, а заодно с ними - ни в чем не повинных гостей.
Михаилом плечом к плечу, Бельмонд с Попрыгунчиком тоже умостились поблизости.
Едва успели присесть, как галоша лихо рванула с места. Пассажиров заднего
отделения моментально смешало в общую кучу и снесло сначала назад, а потом
пошло кидать от стены к стене - явление вполне естественное для незакрепленного
груза на ухабистой дороге. Хотя дело тут было не в дороге, а скорее в том, что
городские переулки были узковаты для данного транспортного средства, и, чтобы
их преодолеть, водитель давал попеременно своей галоше то левый крен, то
правый. Не исключено, что в прошлом он был гонщиком, возможно даже -
неоднократным призером. На старте Михаил едва успел ухватиться за Илли, а
она чисто инстинктивно вцепилась всеми ногтями в Михаила. Вот оно, простое и
незамысловатое мужское счастье! Так, сцепившись, они и полетели. Не факт,
правда, что это давало им преимущество в общей свалке, однако Михаил старался,
как только мог, защитить собою Илли от ударов об стены и пролетающих
попутчиков, по мере сил принимая их на себя. Один раз он отпасовал обеими
ногами в сторону летящего на Илди пузом вперед Фредди А. Бельмонда.
Бесчеловечные условия транспортировки превратили несчастного толстяка в
совершенно неуправляемое стихийное бедствие для кучи-малы рахитичных
попутчиков. Хотя некоторым везунчикам он подворачивался время от времени в
качестве перины. Попрыгунчик летал по ящику смертоносным бумерангом. Только
здешний густой воздух, слегка замедлявший его блистательный полет, спасал
прочих попутчиков от тяжких увечий, так как Попрыгунчик приложился абсолютно
обо всех и обо вся - об Михаила-то уж точно раза три-четыре приложился самыми
разными, но почему-то неизменно острыми частями тела. Словом - скучать в дороге
не пришлось, прокатились весело, с ветерком, и даже, как это ни странно, без
жертв. Так только, мелочи: по десятку синяков на брата, да, может, три-четыре
сломанных ребра на всю компанию - считай, только косточки порастрясли. А все
потому, что доехали быстро.
окончательно выписался чемпионский рельеф его характера. Михаил, умудрившийся
как-то заранее почуять беду, успел в долю секунды оттолкнуть Илли в угол, а уже
в следующую ее долю самого его погребло под лавиной попутчиков, брошенных
необоримой силой инерции вперед при остановке. Лицо Михаила оказалось прижато к
переднему окошечку. Глазам, выпученным от давления навалившихся сзади народных
масс, открылся салон первого класса: в удобных креслах располагались "черные
балахоны", надежно пристегнутые ремнями. Могло же кому-то и в этой адской
галоше ехаться с комфортом!
отвалились от Михаила. Он сполз по стеночке и огляделся: судя по окружающей
клинической картине, Михаил оказался из арестантов самым крепким - как-никак он
все еще сидел. Если не считать Илли: она тоже более или менее сидела неподалеку
от него, в спасительном углу. Остальные заключенные, в их числе Попрыгунчик с
Бельмондом, распростерлись вперемешку на полу. Им не пришлось долго
наслаждаться расслабленным состоянием: дверь откинулась, и арестованным было
приказано выходить по одному.
взгрустнул Михаил, покидая первым лихой тюремный транспорт. И обернулся назад,
чтобы подать руку Илли. Наконец-то он мог спокойно проявить галантность по
отношению к ней, не опасаясь конкуренции. Но опять-таки не вышло: слуги закона
оттащили Михаила от протянутой ему из машины руки и повели его, заломив руки, в
низкое строение, чем-то смахивающее на крупногабаритную землянку. "Девятае