АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Она вздрогнула, голос ее упал до шепота:
- Кто вы? Неужели...
Глава 8
Я поднялся на ноги, повелительно протянул ей руку. Она машинально вложила в мою ладонь пальцы, тонкие, изумительно аристократичные, другой рукой все еще укрывала грудь, я поднял ее со словами:
- Да, я сэр Ричард, хозяин Амальфи. Можно даже Ричард де. В смысле Ричард де Амальфи. А то и вовсе, как здесь говорят, де Амальфи. Как графиня де Монсоро или виконт де Бражелон. Ну, были... то есть будут такие. А также я и сэр Гуинг... в смысле хозяин замка Амило. Неплохой, надо сказать, замок. Хоть и малость запущенный.
Она охнула и попыталась опуститься к моим ногам, я удержал.
- Милорд, но как вы...
- Я паладин, - ответил я, - кое-что могу.
Она помотала головой, в широко распахнутых глазах страх и непонимание:
- Но как вы... святой человек... то есть святой рыцарь... а я ведьма...
- Что невозможно для одних, - ответил я, - возможно для иных. Просто мой вектор понимания святости несколько в другой плоскости. Или в ракурсе, чем понимает основная масса священников, что всего лишь простые и даже больше, чем простые люди. Правильные, но простые. Все зависит от угла зрения, понимаешь? Ну вот и хорошо, что не врубаешься, так ты даже симпатичнее. А я - умнее, соответственно. Теперь лучше подумай, как добираться обратно... Или ты тут живешь?
Она все еще в великом изумлении покачала головой:
- Ваша милость, я простая крестьянка из Серых Топей. Там и живу.
- Серых Топей? Это где... Впрочем, можешь не говорить в целях безопасности страны и государства.
Она поглядывала нерешительно, предложила, запинаясь:
- Я могла бы попробовать... если не побрезгуете...
- Что? - спросил я, когда она не решившись продолжать, умолкла. - Чего?.. А, на тебе и обратно?.. Ну, это было бы только справедливо, но я настолько пропитался здешними предрассудками, что женщина нам не ровня, страшусь, засмеют, что меня несла женщина.
- Ваша милость, но я... не совсем женщина. Я - ведьма...
Я отмахнулся:
- Да какая ты ведьма. С другой стороны, конечно...
Она встрепенулась.
- Ваша милость согласны?.. Ведь я же вас сюда несла?
- То было противу моей монаршей воли, - возразил я. - Такое допустимо без урона мужской... да какая теперь мужская - рыцарской чести. А вот добровольно на тебя залезть... Да еще не как на женщину, а как на ведьму... Засмеют!
- А если ваша милость никому не скажет?
- А молчание - не урон ли это моей... Впрочем, почему нет? Я не рыцарь, а паладин. К тому же со своим особым уставом, который пока что в разработке, можно этот вопрос обсудить без сословных предрассудков.
Я осмотрелся, под звездным небом с полной луной - черные заросли, что-то шуршит в темноте, взрыкивает, от земли тянет могильным холодом.
Ведьма тоже огляделась, руками все еще продолжала прикрывать то грудь, то низ живота, уж никакая не ведьма, а женщина, что пришла в себя и устыдилась своей недавней... нетрезвости.
- А куда ты меня несла? Здесь нет ничего интересного! Она вознамерилась ответить, я отмахнулся:
- Молчи-молчи, это я по крестоносной привычке пограбить. Со своим бы замком разобраться, там столько всего... Ладно, и как мы обратно?
Конечно, как занесла сюда, так пусть и обратно, еще и компенсацию надо стребовать за моральный ущерб, если физического не наблюдается, но я все-таки не американец, что по судам затаскает, я - мужчина, а настоящий мужчина снисходителен к женщине. Равноправие равноправием, но мы-то понимаем, понимаем...
Она встала согнувшись, уперлась ладонями в колени.
- Мой господин...
- Да-да, - ответил я. - Так и стой. А спина не переломится?
- Обижаете, мой господин.
- Да это я так. Мы, мужчины, предпочитаем женщин послабее. Чтоб наши плечи рядом с ихними ширше, а руки - толще. Культуристки нам не по зубам.
Она посматривала с удивлением, я подошел сзади, положил руку на одно плечо, вторую на другое, словно собирался проводить массаж предстательной железы, сейчас это как раз вовремя и оправданно, подумал еще, поколебался, а тут еще одна мысль блеснула, как метеор в плотных слоях атмосферы.
- Зайчик!.. Эй, моя конячка!.. Давай ко мне!.. Ко мне, лапушка... Ко мне!..
Еще и свистнул как мог, ведьма разогнулась, среди темных распущенных волос лицо выглядит особенно бледным, аристократичным, с удлиненными скулами. Пока смотрела на меня через плечо озадаченно, в ночи как будто шумнуло. Я задрал голову - дракон или что-то большое, что летают по ночам, нет, уже улетел. Я снова положил руку ведьмочке на плечо, напомнил себе о равноправии, женщины могут еще и штангу поднимать, в спецназ ходють, так что...
Зашумело, пахнуло волной горячего воздуха, ведьмочка взвизгнула, а передо мной возник, упершись копытами в землю, мой Зайчик. За всеми четырьмя глубокие борозды, сам конь мне показался ниже ростом, но когда переступил в сторону и сразу вырос, я понял, что мой конь при резком торможении вошел в землю почти до колен.
В глазах багровое пламя, уши торчком, заржал тихонько и ткнулся мордой мне в плечо. Я обнял большую умную голову, поцеловал в бархатные ноздри. Голова разогрелась, как пролежавший в кузнечном горне валун, я едва не спалил губы.
Конь тихонько ржанул, я сказал счастливо:
- Умница!.. Умница!.. Как я тебя люблю, зверюка...
Ведьма прижала обе ладони ко рту:
- Мой господин, это... это ваше?
- А я разве плох? - ответил я. - То-то. По хозяину и конь.
Она торопливо кивнула, вытаращенные глаза не отрывали взгляд от черного как смоль коня, почти растворившегося на темном небе, лишь багровые глаза смотрят жутко и пугающе, да когда распахнул пасть, плеснуло огнем, будто весь полон раскаленных углей.
Конь дышал мне в шею, горячие струйки обжигали кожу. Будь это днем, я бы наверняка увидел струйки дыма.
- Вот теперь ты лети, - сказал я ведьмочке, - а я за тобой по земле. Да слишком не отрывайся, я дороги не знаю!
Она дождалась, когда я вскочил на конскую спину, не очень удобно, уже привык к седлу, но на этом коне - что на чугунной статуе, я повернулся к ведьмочке. Вместо нее пугливо переступает длинными костлявыми ногами неопрятная птица, похожая и на гигантского археоптерикса, вообще-то хренового летуна, и на могучего птеродактиля. Глаз птицы, круглый и немигающий, смотрел на меня со страхом и неуверенностью. Я похлопал коня по шее, птица повернула голову и посмотрела на меня другим глазом.
- Не очень быстро... - начал я снова, хлопнул себя по лбу. - Погоди! Я ж возил в седле спереди и сзади всяких там спасенных от драконов... А ты ж пернатое, значит - кости пустотелые, хоть свистульки из них делай. Давай обратно в человека, садись... нет, спереди - это будет чересчур, я ж не железный. Устраивайся сзади. Лучше человеком, а то перья у тебя больно жесткие.
- Ваша милость...
- Не спорь с мужчиной, - прервал я строго. - Во-первых, женщина должна лежать, во-вторых, молча.. Нет-нет, вставай и садись, я же сказал! Это просто риторическая фигура, у нас все так говорили в Думе Срединного королевства. Много, красиво и неважно, что ни о чем.
Она обратилась в женщину, нерешительно взобралась на конский круп, я ощутил ее робкие пальцы на своем поясе. Зайчик всхрапнул, пошел шагом, тут же перешел в галоп.
За спиной ойкнуло, тонкие пальцы обхватили меня за талию, а сзади прижалось теплое, мягкое и горячее. Эх, снова Санегерийя явится на всю ночь...
- Ну, Зайчик, - сказал я, - давай обратно в наш с тобой замок. Только... не слишком быстро.
* * *
Во дворе с факелами в руках мечутся испуганные конюхи. От них сбежал, разворотив стену конюшни, конь сеньора, все трепещут и не знают, как пойти ко мне наверх и сообщить о такой потере.
Когда я проехал через мост и потребовал, чтобы меня впустили, стражи ахнули. Гунтер сбегал в мои покои и обнаружил, что там пусто, хотя стражи на входе в донжон заявили, что хозяин наверху, мимо них не проходил, а других дверей нет.
Кое-как доказав, что я - это я, во дворе отдал Зайчика в дрожащие руки, снова отправился в будто заколдованный сегодня для меня донжон, тело стонет и уговаривает лечь прямо на ступеньках.
У входа на лестницу страж отсалютовал копьем, дернулся, пожевал губами и застыл, вытянувшись.
- Говори, - велел я.
Он суетливо дернул плечом:
- Что, ваша милость?
- Что хотел сказать, а потом струсил.
- Да я вовсе не...
- Я вас насквозь вижу, - пригрозил я. - Забыл? Я же паладин!
Он побледнел, признался:
- В ваше отсутствие в покои сеньора поднимался отец Ульфилла.
Я насторожился:
- Что ему понадобилось?
- Он сказал, что посмотрит насчет... насчет присутствия нечистой силы. Вроде бы в ваших же интересах, ваша милость.
Я стиснул челюсти, кивнул, хорошо, что признался, в первую очередь верность хранить нужно по отношению ко мне, а потом - к церкви.
На втором этаже привыкшие к полутьме глаза увидели свет раньше, чем уши уловили шаги. Свет стал ярче, на стене появилась расплывчатая тень, огромная и угрожающая, я опустил руку на рукоять меча.
Из горла едва не вырвался нервный смешок: по коридору топает крохотная старушка со свечой в руке. Что-то бормочет, на ходу толкнула одну дверь, дернула за ручку другую, от каждого движения на поясе позванивает связка длинных тяжелых ключей.
Я ломал голову, стараясь вспомнить среди челяди эту старуху. Обычно челядь выше второго этажа не поднимается, там господские покои, ясно, а сейчас почему?
Старушка отворила дверь, я видел отчетливо, вошла и закрыла за собой тяжелую створку. Я отчетливо слышал щелчки поворачивающегося ключа, но когда, выждав некоторое время, потихоньку добрался до того места, там сумрачно блестели вытертые до блеска тяжелые камни.
Глупо, конечно, но я пощупал стену, прежде чем вспомнил, что не весь замок повинуется мне, махнул рукой, дотащился до своих покоев и начал снимать просто неподъемные сапоги.
Напротив на каменной стене - как раз среди скрещенных мечей и боевых топоров, - залитой красноватым светом светильников, заблистал белый праздничный свет. Вообще-то праздничным можно сделать любой свет, только врубить поярче, но этот в самом деле праздничный, взбадривающий, заставляющий верить, что не все потеряно, что Господь не покинул и все такое..
Свет залил спальню, Тертуллиан не вышел из стены, как в прошлый раз, просто возник в виде призрачного облачка, затем оформился в человеческую фигуру.
Я буркнул:
- Обязательно ли?
Он спросил настороженно:
- О чем ты, Ричард?
- О человекообразности, - объяснил я. - Мне показалось, что приходится делать какие-то усилия, чтобы из сгустка материи... Лично для меня неважно, в каком виде. Лишь бы человек был хороший, как говорят у нас мудрые старушки.
Он покачал головой. В блистающих глазах я уловил изумление:
- Сколько тебя знаю, Ричард, все время удивляешь.
- А что, не угадал?
- Признаться... ладно, мне самому привычнее, когда вот так. Я же здесь, в материальном мире, а куда приходишь, там и ведешь себя, как принято. Ты ведь в своих покоях ходишь голым, а на людях одет, спина прямая, нос кверху...
Я скривился:
- Комильфо... Тертуллиан, раз уж ты заглянул в эту дыру, скажи, что на том турнире? Нет, предсказывать будущее не прошу, сам понимаю - смолчишь, просто полевую информацию. Здесь я король на болотной кочке, но на турнир съедутся орлы, перед которыми я мельче воробья!.. Что там можно, что нельзя?
Глаза вспыхнули ярче, фигура чуточку раздалась вширь, словно святой расправил плечи, примеряя доспехи. Но голос прозвучал строго и с долей тревоги:
- Ты угадал, на турнир съедутся сильнейшие. Здесь ты побеждал чаще всего с помощью магии, но для турнира отводят места всегда святые...
- Как это?
- На святых местах, - сказал он с сочувствием, - магия не живет. Ни белая, ни черная. Кроме того, перед турниром всех обойдут священники со святыми дарами. Обещает прибыть кардинал Леонковалло, а он почти святой, вокруг него аура святости на четверть мили. Всякая магия теряет силу. Это значит, что ни твой меч, ни твой лук не будут отличаться от обычных. А если метнешь молот, он останется там, куда добросишь. Так что на турнире только то, что называется честным боем!
Я сказал тоскливо:
- Честь - понятие растяжимое. Я из таких королевств, где вполне честно крылатой ракетой по бедуину на ишачке...
Он сказал несколько суховато:
- Я не стану навязывать формулу честности. Однако на Юге, куда ты так стремишься, тебе придется тяжко не только на турнире. Еще тяжелее будет другая борьба...
- С соблазнами? - догадался я. - Это ерунда! Лучший способ одолеть соблазн - поддаться ему.
- Не шути так, Ричард, - сказал Тертуллиан сурово. - Поддашься одному - поддашься и другим. Душу загубить легко.
Я поморщился, теперь уже мой голос прозвучал чуть суше, чем я хотел даже сам:
- Тертуллиан, не будь деревенским попиком. Можно и к великой цели идти, даже скакать на коне, и баб трахать направо и налево. То есть, говоря церковным языком, тешить свои низменные страсти... Или это не церковный? Тогда - погрязать в похоти мерзкой... время от времени, но ухитряться не останавливаться. Ты же не останавливался? Вот и меня вся эта фигня не остановит. Я прекрасно понимаю, что вино и бабы - это очень мало, потому такое не засосет с головой.
Он вздохнул:
- Эх, Дик, если бы только это... Вино и бабы губят даже сильных, но не умных. Для умных другие ловушки. На Юге кроме очень красивых и развратных женщин еще и сильнейшие софисты. Они умеют доказать, что цель жизни - в плотских утехах, умеют передвинуть цели, заменить истинные ложными... Что-то не так? Почему так смотришь?
Я согнал с лица улыбку:
- Извини, Тертуллиан, но ты еще не видел промывателей мозгов, какие каждый день стараются повернуть нас в нужную им сторону. А я видел и слышал каждый день. Так что выдержу. Мне бы только попасть на Юг! Помоги, а? Ведь куда я пройду, туда и ты?
- Не совсем так, - уточнил он. - Если останешься христианином - да. Но если сумеют тебя...
- ...перевербовать?
- Да, тогда ты меня в тех краях больше не увидишь. Я ведь и здесь только благодаря тебе. И очень рад, что тебе пригодились доспехи Арианта, его луч и меч.
- Доспехи - нет, - ответил я честно. - Слишком уж они... архаичные. Я в них выглядел бы совсем идиотом. Или папуасом. Но лук - чудо! Да и меч хорош.
- Ариант, - повторил Тертуллиан с почтением в голосе. - Он всегда был великим... Да он и есть, герои не умирают. По-прежнему среди живущих, только незримы...
- И бестелесны, - ответил я скептически. - И не могут вмешиваться. И ни на что не воздействуют. Так?.. Это все равно что умерли, а прах их развеян. По ветру или еще как-то.
Он покачал головой, из-за блеска и сияния я иногда не угадывал, где у него глаза, где брови или выступающие скулы.
- Ты не прав.
- Почему? - возразил я. - И почему только герои? Тогда уж и все-все люди точно так же витают среди живущих, но тоже незримы, ни во что не могут вмешиваться, даже если бы и захотели...
Он помолчал, с большой неохотой, это заметно, кивнул.
- Верно, - ответил он медленно. - К сожалению. Души всех населяют мир. Но я не зря сказал именно о героях. Простые люди жили, работали, существовали, ни к чему особенному не стремились. Да ты и сам знаешь. Души их тем более ни чему не стремятся. Но герои... Герои - люди особенные. На заре мира сражались с богами, очищали землю от чудовищ, а потом боролись со Злом среди людей, наказывали тиранов, сеяли Добро. И вот сейчас, когда, как ты правильно сказал, души всех витают в мире, однако только души героев следует принимать во внимание.
- Почему?
- Я же сказал, простые люди и при жизни не стремились ничего менять в мире. Пределом их забот было починить забор или удачно выдать дочь замуж. А герои... Герои и сейчас смотрят на мир, негодуют при виде растущего зла, но сами ничего сделать не могут. Однако же их мощь настолько сильна, что могут побудить живущих к свершениям. Правда, для этого надо, чтобы человек был к этому не просто предрасположен, но и готов. И тогда герой будет в состоянии помочь...
Он говорил и говорил, но странным образом эта теология укладывалась в рациональное объяснение - ведь в моем времени могли объяснить все просто с хлестаковской легкостью! - мы все привлекаем в помощь изречения великих, чтоб укрепить свою позицию в споре, на знаменах рисуем лики святых, Невского и Донского, учреждаем ордена Кутузова и Суворова, то и дело славим Куликовскую и Бородинскую битвы, взятие Берлина, спорим за киевских богатырей: наши они были, русские, или же, напротив, совсем украинские?
- Надеюсь, - пробормотал я, - ко мне под руку никто не лезет, ничего не нашептывает. Я сам выбираю!
Он кивнул, мне показалось, что слишком поспешно, я не сразу понял, что Тертуллиан из деликатности не стал тыкать носом в очевидное: никто из нас не свободен абсолютно, всех строят по линейке услышанные с детства песни, сказки, а потом - новости из газет, случаи на работе, увиденное в кино или на троллейбусной остановке. Даже когда голосуем "против всех" или вообще игнорируем выборы, то и в этом наш выбор.
- К сожалению, - сказал он, - человек выбирает все время. Даже когда он простой римский солдат, что повинуется беспрекословно легату. И потому, дескать, невиновен! Увы, Ричард, виновен...
- Да понимаю, - отрезал я. - И у солдата есть выбор. Это мы уже проходили. Никто ни от преступлений, ни от грехов освободить не может.
Он развел огромными руками из плазменного огня. По стенам пробежали сполохи.
- Ричард, Ричард... Опасно быть таким знающим.
- Знание - сила, - ответил я. - А почему опасно?
Он ухмыльнулся:
- Перестанешь браться за меч. Умные не любят этого дела.
У меня все вертелся вопрос: а каково быть существом из силовых или еще каких-то полей, энергочеловеком, но не рискнул, здесь мистики и веры может быть намного больше, чем науки. Понятно же, что любая наука человека сперва лечит, потом полностью избавляет от болезней, затем перестраивает его организм, начиная с простых трансплантаций органов и заканчивая переводом на внутриатомную основу... Но неужели у них наука ушла так недалеко?.. Или это нащупали где-то в один из последних Периодов, когда восстанавливали крохи былой мощи?
Тертуллиан передвинулся в сторону. Я уж подумал, что решил показаться и другим, однако свет разом померк, комната погрузилась в чадящую полутьму. Глаза медленно привыкали к слабому красноватому свету факелов, я пытался понять, зачем же он появлялся, осталось чувство, что это одна из косвенных проповедей, когда старается натолкнуть на "путь истинный" или же отвернуть от пути пагубного.
- Спать, - сказал я себе заплетающимся от усталости голосом.
Глава 9
Проснулся от звона кузнечных молотов, кузнецы у меня и оружейники - во всяком случае, двое из них - настоящие мастера, они полностью перешли на подгонку трофейных доспехов по фигурам моих воинов. Натужно мычит корова, прямо под окном растявкалась собачонка, а тут еще солнечный луч бьет в глаза, как Алан копьем дракона.
Кровать вздохнула то ли с облегчением, то ли сожалеюще, я сполз, кряхтя, некоторое время разминал спину, в ребрах колет, ноги распухли, ступни красные, как будто только что вытащил из тазика с горячей водой.
Явился Тюрингем, мои доспехи начищены, блестят, ремни смазаны, сам горит рвением и жаждой поскорее навесить на меня всю сбрую перевязей, двойных поясов, а также чтобы я непременно подцепил ножны с легендарным мечом Арианта, набор ножей, да чтоб еще и лук, тулу со стрелами...
Я вздохнул, постоял, пока он навешивал, сцепливал, затягивал пряжки, соединял, еще раз вздохнул, уже чувствуя, как грудные мышцы приподнимают кожаные пластины легкой брони.
- Все-все, благодарю. Пойдем вниз, пора завтракать.
Он сказал почтительно:
- А не проще ли подавать вам прямо в покои?
- Люблю общаться с народом, - пояснил я.
- Но рыцарей можно допустить и к вам в покои...
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 [ 34 ] 35 36 37 38 39
|
|