Чтение 34–й страницы книги ~Нарцисс в цепях~

- Ты мне нос сломала!

Я стояла в защитной стойке, которой научилась в кемпо - на всякий случай, но он не попытался дать сдачи. Наверное, понимал, что слишком многие из присутствующих только и ждут повода ему вломить как следует. Джейкоб был слаб, но совсем не так глуп, как выглядел, и не так самоуверен.

- Я - лупа Клана Тронной Скалы. Может быть, последнюю ночь, но я здесь лупа. А он - Ульфрик, и, видит Бог, ты будешь относиться к нему с уважением. Понятно?

- У тебя нет права звать к ответу Гери нашего клана. Я с боем занял это место. А ты просто трахалась с Ульфриком.

Я расхохоталась, и он растерялся, утратил уверенность.

- Я знаю закон, Джейкоб. Не важно, как я получила свое место. Важно только то, что я лупа, и это значит, что после Ульфрика мое слово - закон.

Он глядел неуверенно, и во взгляде читались первые проблески страха, как горькие струйки запаха в свежем ветре.

- Ты вот-вот будешь низложена с поста лупы. Твое слово ничего здесь не значит.

- Ульфрик здесь я, Джейкоб, а не ты, и я говорю, чье слово значит и чье не значит. Пока не выполнен обряд, разрывающий ее связь с нами, Анита остается лупой, и я поддержу то, что говорит она.

- И я, - добавила Сильвия.

- И я, - сказал Джемиль.

- Я поддерживаю своего Ульфрика во всем, - заявил Шанг-Да.

- Тогда давайте чуть развлечемся, - предложила я. - Поскольку это была идея Джейкоба - посадить Грегори в подземную темницу, пусть он займет место Грегори.

Джейкоб стал возражать, все еще унимая кровь из носа.

- Ты не имеешь права!

- Имеет, - ответил ему Ричард таким холодным голосом, какого я у него никогда не слышала. Самому ему эта мысль в голову не пришла бы, но она ему понравилась. Что давало понятие о том, насколько Джейкоб его достал.

- Отлично. А теперь, как культурные оборотни, пойдем и вытащим Грегори.

- Я не пойду в эту дыру добровольно, - заявил Джейкоб. Голос его звучал несколько странно из-за раздавленного и забитого кровью носа, но говорил он очень уверенно. А не стоило бы.

- Твои Ульфрик и лупа велели, чтобы ты пошел, - ответила Сильвия. - Отказаться выполнить приказ - значит не признать их власти.

- Не признать их власти - значит быть объявленным в стае вне закона, - продолжил объяснение Джемиль.

Джейкоб полыхнул на меня злобным взглядом.

- Я повинуюсь своему Ульфрику, я только не признаю Нимир-Ра своей лупой.

- Если я сказал, что она лупа, то спорить с этим - значит не признавать моей власти Ульфрика.

Джейкоб покосился на него:

- Мы голосованием решили, что она больше не лупа.

- А я голосованием решил, что она опять лупа, - сказал Ричард голосом низким и спокойным, но достаточно громко, чтобы слышали все.

- Проведи новое голосование, - предложил Джейкоб, все еще не в силах унять кровь из носа. - Ее опять свергнут.

- Джейкоб, ты меня не так понял. Я сказал, что я решил голосованием, не ты, не кто-нибудь еще. Именно я.

Джейкоб вытаращил глаза:

- Ты распинался о демократии в действии с тех самых пор, как я вступил в клан. Теперь ты берешь свои слова обратно?

- Не все. Но мы не выбираем ни Фреки, ни Гери, ни Хати и Сколля. Мы не выбираем Ульфрика. Почему мы должны выбирать лупу?

- Она же трахается с Нимир-Раджем! Хотя бы поэтому она уже не может быть лупой.

- Это мои проблемы, но не твои и не стаи.

- Ты тоже собираешься ее трахать? Думаешь, Нимир-Радж поделится?

Ричард начал было отвечать, но первым заговорил Мика, выступив из публики. Телохранители сопровождали его с двух сторон.

- А почему бы не спросить Нимир-Раджа?

Ричард посмотрел на меня вопросительно. Я пожала плечами.

- Спроси его, Джейкоб, - велел Ричард. Кровь почти перестала капать у него изо рта.

- Ты не против, если Ульфрик будет трахать твою Нимир-Ра?

У Джейкоба все еще хлестала кровь как из недорезанной свиньи. Грудь, живот, даже перед шортов пропитались кровью.

- Я согласен на все, что пожелает Анита, лишь бы она оставалась моей Нимир-Ра и возлюбленной.

- И ты готов делить ее с другим мужчиной? - спросил Джейкоб недоверчиво.

- С двумя другими мужчинами, - ответил Мика.

Тут почти все на него уставились. Я тоже посмотрела, но в основном меня интересовала реакция других, в особенности Ричарда. У всех был вид шокированный, у Ричарда - задумчивый, будто Мика сделал наконец что-то такое, что ему не противно.

- Она - слуга-человек Мастера Города. То, что она моя Нимир-Ра, этого не отменяет. Я ощущаю метки, которые их связывают, и это не такая связь, которая может порваться, как и метка, связывающая ее с Ульфриком.

- Ее с Ульфриком не связывает ничего, кроме ее собственного упрямства. И его упрямства, - не сдавался Джейкоб.

- Ты так думаешь? - спросил Мика.

Джейкоб заколебался. Кровь из носа наконец стала останавливаться.

- Если ты думаешь, что у них есть особая связь, значит, ты видишь то, чего я не вижу.

- Чего никто из нас не видит. - Это добавила Пэрис, протолкавшись в передние ряды.

- Я - Нимир-Радж. Конечно, я вижу то, чего не видите вы.

Это была просто констатация факта.

- Но я - Гери, третий от трона в нашей иерархии.

- Вот Ной, он у нас третий после меня. Думаю, если его спросить, он скажет, что тоже не видел того, что видел я. Третий после Нимир-Раджа или Ульфрика - это не то же самое, что первый.

Я подавила в себе желание благодарно взглянуть на Мику. Мы еще находились на опасной территории, и до края ее было далеко.

- Не может быть, чтобы ты собирался делить лупу с двумя мужчинами, - заявила Пэрис. Она пробилась вперед и встала перед Ричардом, повернувшись ко мне спиной. Это было либо оскорбительно, либо глупо. Может быть, и то, и другое.

Ричард поглядел на нее с трона, и взгляд этот не был дружелюбным. Мне почему-то показалось, что у Пэрис все равно мало шансов стать лупой - по крайней мере если выбирать будет Ричард. Я бы могла ей сказать, что секс - это не ключ к сердцу Ричарда. Нет, он очень любил это занятие, но не так, чтобы считать его главным, особенно если секс мешал тому, что он действительно считал главным. Это была ошибка - или одна из ошибок, - которые допускала по отношению к Ричарду Райна. Она его тоже никогда по-настоящему не понимала.

- Но ты не можешь по произволу решать, что нам в этом вопросе не нужно голосование, - сказал Джейкоб.

- Ошибаешься, могу.

Я встала рядом с Джейкобом:

- Это и значит быть Ульфриком, Джейкоб.

- После всех этих прекрасных разговоров ты возвращаешься к диктатуре, - бросил он.

- На сегодня достаточно, что Анита - моя лупа, и это не будет изменено. Все остальное можем обсудить потом.

- А я говорю, что мы поставим на голосование, хочет ли стая возврата к диктатуре, - не сдавался Джейкоб.

- Если тебе не починят нос, он так и зарастет кривым, - напомнила ему я.

- А ты не лезь, - окрысился он на меня.

Ричард подозвал мужчину с короткими каштановыми волосами и аккуратными усиками. Тот скинул с плеч рюкзак и начал вытаскивать оттуда медицинские инструменты.

- Почини ему нос, - сказал Ричард и обернулся к Сильвии. - Когда его перевяжут, возьми несколько человек и сопроводите Джейкоба в темницу.

По толпе прошел говор. Ясно слышимый голос, мне не знакомый, заявил:

- Не имеешь права!

Ричард обвел глазами толпу, и она затихла. Сила выходила из него, клубясь, как невидимый обжигающий туман, обволакивающий кожу и затрудняющий дыхание. Члены стаи уклонялись от взгляда, некоторые даже падали на землю, принимая позы подчинения - тело прижато к земле, глаза вверх, руки и ноги в кучку, маленькие и беспомощные, просящие только их не трогать.

- Я здесь Ульфрик. Тот, кто с этим не согласен, имеет право вызвать на бой вышестоящего, потом следующего, пока не станет Фреки, а тогда объявить себя Фенриром и бросить вызов мне. Если он убьет меня, то станет Ульфриком, и тогда может устанавливать любые правила, которые ему вздумается. А до того все на хер заткнитесь и выполняйте мои приказы.

Кажется, я никогда не слышала, как Ричард матерится. Молчание можно было резать ножом. И разрезал его Джейкоб, как я и знала. Он отпихнул усатого доктора, который пытался прикрыть его нос чем-то вроде марли.

- Вернулась Анита, и у тебя снова появился хребет? И она будет вместо тебя убивать и пытать, как Райна для Маркуса?

Кулак Ричарда невозможно было проследить глазом. Только что Джейкоб стоял, и вот он лежит на земле, закатив глаза под лоб.

Ричард повернулся к остальным. Торс его был разрисован кровью, волосы горели в свете факелов витой бронзой. Глаза у него стали волчьими, янтарными и казались золотистыми на фоне более загорелой чем обычно кожи.

- Я думал, что мы люди, а не животные. Я думал, мы можем оставить прежние пути и найти что-то получше. Но все мы сегодня почувствовали, как Анита и ее леопарды сливаются вместе. Во что-то хорошее и надежное. Я пытался быть умеренным и добрым, и вот к чему это нас привело. Джейкоб сказал, что Анита - мой спинной хребет. Это не так, но она делает нечто правильное, что я упустил из виду. Если доброту вы не приемлете, попробуем что-нибудь другое. - Он глянул на меня своими нечеловеческими глазами и сказал: - Пойдем за твоим леопардом. Надо его вытащить из темницы, чтобы освободить место для Джейкоба.

Он легким шагом пошел в лес, предоставив нам следовать за ним. Вопроса, что делать дальше, не было - мы устремились следом. Мы следовали за Ульфриком, как полагается следовать за монархом, если он не зря носит этот титул. Впервые я подумала, что, быть может - только быть может, Ричард все-таки станет Ульфриком.

Глава 26

Темница - это был круглый металлический люк в земле. Он находился посреди поляны. По краям люк окружали кусты жимолости, такие густые у земли, что казалось, будто здесь почва нетронутая. Я бы не нашла люка, если бы не знала, что он здесь есть.

Такая подземная темница называлась еще oubliette. Это французское слово означает местечко забвения, но перевод не точен. На самом деле это такое место, куда ты помещаешь тех, кого не собираешься выпускать. Обычно оно, делается в виде ямы, куда сталкиваешь человека, а обратно ему не выбраться. Ты его не кормишь, не поишь, с ним не говоришь и вообще ничего не делаешь - просто уходишь прочь. В одном шотландском замке нашли такой вот oubliette, в буквальном смысле замурованный и забытый и обнаруженный только в наше время, когда замок перестраивали. Пол был усеян костями, и среди мусора нашлись карманные часы восемнадцатого века. В каземате была отдушина, откуда был виден обеденный зал и доносился запах еды, пока заключенные умирали от голода. Я помню, еще подумала, а слышны ли были обедающим крики из отдушины. Обычно такие темницы бывали более изолированы, так что о попавшем туда пленнике можно было вообще больше не думать.

Двое вервольфов в симпатичном человеческом облике нагнулись к металлу и начали отворачивать два массивных болта. Ключа здесь не было - закрепи болты и иди себе спокойненько. Мать твою так.

Крышку открыли, но оттащить ее они смогли только вдвоем. Тяжелая - на тот случай, если лекарства не смогут сдержать приток адреналина и превращение произойдет. Даже в виде зверя трудновато будет пробиться сквозь крышку.

Я подошла к краю и отшатнулась от запаха. Как из деревенского сортира. Не понимаю, что меня удивило. Грегори там уже - сколько? - трое суток или четверо? В кино могут говорить о голодной смерти, этакий романтизм, если подобный ужас может быть романтизмом, но никто не заикнется о работе кишечника или о том, что когда приспичит, то деваться некуда. Это не романтично, а только унизительно.

Джемиль сбросил веревочную лестницу и закрепил ее двумя массивными зажимами. Лестница развернулась с сухим шелестом, уходя во тьму. Я заставила себя подползти к краю дыры. Сейчас я была готова к запаху, но сквозь сочный запах жизни пробивался старый, сухой, пыльный запах. Запах старых костей, старой смерти.

Грегори - не самая сильная личность из всех, кого я знаю, он даже в первую сотню не входит. Что с ним должно было случиться, пока он лежал там в темноте, в вони старых костей, старой смерти? Не было ли ему сказано, что его бросили сюда умирать? Не говорили ли ему каждый раз, завинчивая крышку, что сюда они вернутся, лишь чтобы вогнать ему препарат?

Дыра была абсолютно черной, темнее, чем беззвездное ночное небо, темнее, чем все, что я видела. Ширины хватило бы, чтобы плечи Ричарда пролезли вниз, но лишь едва-едва. Чем дольше я на нее смотрела, тем уже она мне казалась, будто черная пасть подрагивала, ожидая, когда меня проглотит. Я вам не говорила еще, что у меня клаустрофобия?

Ричард подошел ко мне, заглянул в дыру. В руке у него был незажженный фонарик. Что-то, наверное, он прочел у меня на лице, потому что объяснил:

- Даже нам нужен там свет.

Я протянула руку за фонарем.

Он покачал головой:

- Я это допустил. Я его и вытащу.

Я покачала головой в ответ:

- Нет. Он мой.

Он присел рядом со мной и сказал тихо:

- Я чую твой страх. Я же знаю, что ты не любишь закрытых помещений.

Я поглядела в дыру и позволила себе осознать, насколько я боюсь. Настолько, что на языке что-то металлическое. Настолько, что пульс колотится в горле как пойманная мышь. Голос мой прозвучал обычно и спокойно.

- Не важно, что я боюсь. - Я взяла фонарик, попробовала вынуть его из руки Ричарда, но он не отпустил. Если не устраивать перетягивание каната - в котором мне не победить, - фонарик мне не достанется.

- Почему ты всегда должна быть самой крутой и самой храброй? Неужели ты не можешь хоть раз позволить мне что-то для тебя сделать? Спуск в дыру меня не пугает. Дай мне тебе помочь. Пожалуйста.

Он говорил тихо, нагнувшись ко мне, и я чуяла на нем запах засыхающей крови, богатый вкус свежей крови у него во рту, будто там не зажил до сих пор какой-то порез.

Я помотала головой:

- Ричард, я должна это сделать.

- Почему?

В его голосе зазвучали первые нотки злости, как дуновение теплого воздуха.

- Потому что мне страшно и я должна убедиться, что могу.

- Можешь что сделать?

- Влезть туда.

- Зачем? Зачем тебе в этом убеждаться? Ты мне и всем вообще давно доказала свою твердость. Уже ничего доказывать не надо.

- Мне, Ричард. Еще осталось что доказать мне.

- Какая разница, если ты не сможешь залезть в эту вонючую дыру? Все равно никогда больше тебе не надо будет этого делать. Ради Бога, Анита, не надо.

Я посмотрела на него, на его недоумевающее лицо, в глаза, которые вернулись к нормальному, идеально карему цвету. Уже много лет я пыталась объяснить Ричарду смысл вот такой фигни и наконец поняла, что до него никогда это не дойдет, а я устала объяснять не только ему, но и себе, и всем.

- Дай мне фонарик, Ричард.

Он держал двумя руками.

- Зачем тебе это надо? Ты мне просто объясни. Тебе так страшно, что даже в горле пересохло. Я слышу это в твоем дыхании.

- А я слышу в твоем свежую кровь, но сделать это я должна, потому что мне страшно.

Он покачал головой:

- Анита, это не храбрость, это упрямство.

Я пожала плечами:

- Может быть, но все равно я должна.

- Но почему? - Он крепче сжал фонарь, и я подумала, что вопрос касается не только ублиета и того, зачем мне туда лезть.

Я вздохнула.

- Все меньше и меньше вещей, которые меня пугают, Ричард. Так что когда я нахожу что-то, что меня беспокоит, я это проверяю. Мне надо проверить, могу я или нет.

- Зачем? - Он смотрел мне в лицо, будто старался запомнить.

- Просто чтобы знать, могу или нет.

- Зачем? - Оттенок злости уже не был еле заметным.

Я снова покачала головой:

- Ричард, я не соревнуюсь с тобой или с кем-нибудь другим. Мне плевать, кто лучше, быстрее или смелее.

- Так зачем же?

- Единственный человек, с которым я соревнуюсь, это я сама, Ричард. И я буду хуже о себе думать, если дам тебе или кому бы то ни было первым спуститься в дыру. Грегори - мой, а не твой, и мне его спасать.

- Ты его уже спасла, Анита. Без разницы, кто полезет вниз.

Я почти улыбнулась, но не потому, что мне было весело.

- Дай мне, пожалуйста, фонарик, Ричард. Я не могу тебе этого объяснить.

- А твой Нимир-Радж это понимает? - Злость обожгла мне кожу роем пчел. Почти до боли.

Я нахмурилась:

- Спроси его сам, а теперь дай мне этот чертов фонарь.

Если на меня злятся, недолго надо ждать, чтобы я ответила тем же.

- Я хочу быть твоим Ульфриком, твоим мужчиной, что бы это, черт меня побери, ни значило. Почему ты не даешь мне быть... - Он замолчал и отвернулся.

- Мужчиной. Это ты хотел сказать?

Он поглядел на меня и кивнул.

- Так вот, Ричард, если мы будем продолжать отношения или что там у нас есть, то одну вещь давай уточним прямо сейчас. Твое самолюбие меня больше не интересует. Не будь для меня мужчиной, Ричард, будь тем человеком, который мне нужен. Мой мужчина не обязан быть сильнее или храбрее меня. У меня были друзья мужского пола, которые все время пытались мне доказать, что у них яйца больше и тверже моих. От тебя мне это не надо.

- А что, если я должен быть храбрее не для тебя, а для себя?

Я задумалась на секунду.

- Ты же не боишься спуска в этот ублиет?

- Мне не хочется, и не хочется видеть, что они сделали с Грегори, но так, как ты, - нет, не боюсь.

- Тогда ты не будешь храбрее меня, если спустишься, так? Потому что тебе это ничего не стоит.

Он наклонился к моему уху близко-близко и едва выдохнул шепотом:

- Как тебе ничего не стоило бы убить Джейкоба ради меня.

Я застыла, потом повернулась к нему, стараясь не выдать своего потрясения.