поговорить. Вы не спите Дора?
сидел так близко. Дора слегка отодвинулась.
глаза, показавшиеся злыми и чужими.
руку, голос был необычен. - Ах, Дора, Дора, - прошептал он нежно и его руки
вдруг обняли ее и порывисто придвинулось в темноте лицо. Только тут Дора
поняла, зачем он пришел.
дивану, Борис. Но Дора встала с кровати. Он видел в темноте, как она быстро
одевалась. "Какая ерунда", проговорил Савинков.
среди ночи? Вы с ума сошли! Номер заперт. И я вас не выпущу. Можете спать
совершенно спокойно. Метафизическая любовь к Покотилову без вашего желанья
не будет нарушена.
думал, вы в любви тела также свободны и просты, как я. Вот и все. Не делайте
драмы. Выпустить я не могу, вы понимаете. Гостиница заперта. Надо вызывать
швейцара. Ложитесь и спите.
приближение, но теперь она его не боялась.
несколько раз поцеловал. Потом поцеловал ее в голову, тихо проговорил:
с ума... Прощаете?
прощала все, но плакала. Борис еще раз поцеловал ее в волосы. И прошел к
дивану. Он слышал, как Дора долго плакала. Прошла к кровати и, не
раздеваясь, легла. Дальше Борис ничего не слыхал, заснул, провалившись в
бездонную черную яму сна. Ничто не снилось ему. Не снилось и Доре, заснувшей
в странной, вывернутой неудобной позе.
розвальней, вместе с другими лошадьми вели далеко от Москвы. Лошади трусили
за розвальнями, запряженными пятнастой белой кобылой с провислой спиной.
Когда набегу кусались незнакомые лошади, били ногами, старый цыган кричал
что-то дикое, отчего лошади успо-каивалсь. И тихо бежали за розвальнями.
теперь два. На рассвете долго жевал съеденными зубами, выпуская в кормушку
смешанное со слюной зерно, снова подхватывая теплыми, похожими на мухобойку,
губами. Его можно было видеть в Кремле. Он дремал у царь-пушки, закрывая
старые глаза.
- Ты, "Мальчик" молодец, свое дело знаешь. - "Мальчик" косился слезящимся
глазом. Словно, чтоб отблагодарить, сразу брал подпрыгивающей рысью от
извозчичьего двора.
сегодня 2-е февраля и зачем к саням подошел, поскользнувшийся на льдистом
тротуаре барин в бобрах.
"Славянский базар", говоря.
номер. В нем Дора заперлась. Быстро открыв шкаф, с трудом вытащила чемодан с
динамитом. Останавливаясь от волненья, твердя "возьми себя в руки, возьми
себя в руки", начала приготовление бомб для Сергея.
приостанавливалась. Это был обман, самовнушение. В большой фарфоровой, с
синими цветочками, посуде мешала бертолетову соль, сыпала сахар. Наполнила
серной кислотой стеклянные трубки с баллонами на концах, привязала к ним
тонкой проволочкой свинцовый грузик, в патрон гремучей ртути вставила трубку
с серной кислотой, на наружный конец ее надела пробковый кружок. Дора знала,
при падении свинцовый грузик разобьет стеклянные трубочки, вспыхнет смесь
бертолетовой соли с сахаром, воспламенит гремучую ртуть, взорвется динамит
и... умрет генерал-губернатор.
себя в руки, возьми себя в руки". К четырем часам в номере все было
прибрано, подметено. Завернутые в плед лежали две десятифунтовые бомбы.
разболелась голова. Чтоб не поддаться сну, она открыла окно. В комнату
клубами повалил белый, морозный пар. Скоро Доре стало холодно. Она надела
шубу. В шубе села в кресло с книгой в руках, ожидая стука, который должен
быть точно в шесть. Так он и раздался, желанный стук: - два коротких удара.
и шапки, спросил:
мы вас мучим, Дора.
езде Савинков развязал осторожно плед, перекладывая бомбы в портфель. "Так
будет лучше", сказал он, держа портфель на коленях.
прасол, в поддевке, картузе, высоких смазных сапогах. Прасол нагонял их,
поровнявшись, сняв шапку, заговорил с барином.
барина тяжеленький сверток, крепко держа его, стараясь не поскользнуться на
льду, пошел к Воскресенской площади, через которую полчаса восьмого должен
ехать великий князь Сергей в оперу, на "Бориса Годунова" с Шаляпиным.
власти жгучей легкости наполнившей тело. Знал, через полчаса, может через
час, наступит тот момент, после которого ничего не будет. Будет счастье
революции и Ивана Каляева.
упасть в темноте со свертком. Мостовая была ледяная. Каляев ступал
осторожно. Мороза не чувствовал, казалось даже жарко. Вдруг от Никольских
ворот, не то сон, не то явь, на мгновенье блеснули сильные фонари.
Ацетиленовые фонари Каляев узнал не глазами, всем существом. Забыв о
скользкости, он почти побежал им навстречу, лавируя меж ехавших по площади
экипажей.
шагов. Каляев обогнул последний экипаж. Теперь их не разделяло ничто. Только
время. Задыхаясь, глотая холодный ветер, Каляев бежал наперерез карете. Но,
ослепляя все на своем пути, простучав колесами, карета промчалась мимо.
было в поту, ноги дрожали. У Никольских ворот его за руку схватил Савинков.
понял, какое преступление он совершил перед партией. Они молча шли к
Александровскому саду. Каляев бессильно опустился на первую обмерзшую,
заснеженную скамью.
дети?
театра. Если один, я убью его.
снова. Наконец начался театральный разъезд и у подъезда Большого театра
заметались лакеи, выкликая экипажи. Замахали рукавами, раскричались
извозчики зазывая седоков. Из дверей повалила, возбужденная музыкой
Мусоргского, толпа шуб, дох, боа, муфт. Каляев, замешавшись в толпе, не
спускал глаз с ацетиленовых фонарей кареты.