обоих на волнорезе. Они, смельчаки, ныряют с волнореза головой вниз. Зи-
гесмунд разучивает прыжок с переворотом и из стойки на руках. Одежда
братьев, придавленная ботинками, лежит тут же, на этом узеньком и нена-
дежном отростке пирса. Туллы там нет. От причала Глеткау - а при желании
можно угадать вдали даже большой Сопотский причал - точно по расписанию
отходит прогулочный пароходик. Пароходик весь белый и оставляет за собой
длинный шлейф черного дыма - точь-в-точь как корабли на детских рисун-
ках. Те, кто намерен отправиться на пароходике из Брезена в Новую Га-
вань, столпились на носу пирса с левой стороны, где причал. Где же Тул-
ла? "Юность народа" все еще поет, но их никто уже не слушает, поскольку
пароходик все увеличивается в размерах. И Эдди Амзель тоже уже отключил
свой верхний голос. Детский барабан, забросив песенные ритмы, подлажива-
ется теперь к тарахтенью корабельной машины: это прогулочный пароход
"Щука". Но и прогулочный пароход "Лебедь" выглядит точно так же. Только
колесный пароход "Пауль Бенеке" выглядит совсем иначе. Во-первых, у него
колеса с лопастями; во-вторых, он больше, гораздо больше; а в-третьих,
он курсирует между Данцигом-Лангбрюкке, Сопотом, Гдингеном и Хелой, а в
Глеткау и в Брезен вообще не заходит. Где же Тулла? Сперва кажется, буд-
то прогулочный пароходик "Щука" вовсе даже и не намерен приставать к
брезенскому причалу, но потом он ложится в дрейф и уже вскоре, быстрее,
чем думалось, подваливает к пирсу правым бортом. Вода бурлит не только
вокруг кормы и носа. Потом, словно в нерешительности, пароходик вдруг
останавливается и вспенивает море. Выбрасываются швартовые, скрипят при-
чальные тумбы. Табачно-бурые привальные подушки по правому борту смягча-
ют последний толчок. Всем детям, а также некоторым женщинам очень страш-
но, потому что "Щука" сейчас загудит. Дети позатыкали уши, пооткрывали
рты, трепещут заранее: и тут пароход издает низкий, под конец хрипло
захлебывающийся гудок и замирает, принайтованный накрепко. Детвора уже
снова лижет вафли с мороженым, но некоторые малыши на пароходе и на пир-
се по-прежнему хнычут и затыкают уши, не сводя глаз с трубы, потому что
знают: "Щука", прежде чем отчалить, прогудит еще раз и выпустит струю
белого пара, который воняет тухлыми яйцами.
нет ни единого, только флаг Вольного города и вымпел пароходства "Висла"
выгорели и пообтрепались. Одни с борта - другие на борт. Тулла? Ее кузен
оглядывается назад: там, на правой стороне пирса, отныне и вовеки стоит
детская коляска на четырех высоких колесах. Она отбрасывает скошенную
одиннадцатичасовую тень, которая без швов и стыков срастается с тенью
перил пирсового ограждения. И к этому путаному теневому узору приближа-
ется еще одна тень, тощая и однозначная: это Тулла идет снизу. Она побы-
вала у развевающихся водорослевых бород, заколдованных рыбаков, трениру-
ющихся мальков. Костлявая, в коротком платьице, она поднимается по лест-
нице. Острые коленки подкидывают надвязанную кружевную оборку. От лест-
ницы она прямиком устремляется к коляске. Последние пассажиры всходят на
борт прогулочного парохода "Щука". Несколько детей все еще - или уже
снова - плачут. Тулла сплела руки за спиной. Хотя зимой кожа у нее белая
с голубоватым оттенком, загорает она быстро. Сухой желто-бронзовый, в
цвет столярного клея загар резко оттеняет оспинки прививок: один, два,
три островка на левом предплечье, каждый величиной с вишенку, мерцают
столь мертвенной белизной, что их невозможно не заметить. Каждый пароход
привозит чаек и увозит чаек. Правый борт пароходика обменивается с левой
стороной причала прощальными словами: "Приезжайте в следующий раз. И не
забудьте пленку проявить, нам интересно. И всем передайте от нас привет,
слышишь?" Тулла стоит подле пустой детской коляски. Пароход гудит снова
- высоко, низко, потом захлебывается. Тулла и не думает затыкать уши. Ее
кузен с удовольствием бы заткнул, но не решается. Глухонемой Конрад,
стоя между Эрной и Августом Покрифке, смотрит на пенящиеся буруны за
кормой парохода, крепко зажав ладонями оба уха. Смятый коричневый бумаж-
ный кулек лежит в изножье. Тулла леденцы не трогает. На волнорезе двое
мальчишек затеяли схватку с третьим: двое плюхаются в море, сразу же вы-
ныривают, все трое хохочут. Старший преподаватель Брунис все-таки взял
Йенни на руки. Йенни не знает, заплакать ей или нет, раз уж пароход про-
гудел. Старший преподаватель и его ученики советуют ей не плакать. Эдди
Амзель завязал по углам своего носового платка четыре узла и натянул со-
оруженную таким способом шапочку на свою лисью шевелюру. Поскольку он
вообще выглядит смешно, в носовом платке с узелками он смешно не выгля-
дит. Вальтер Матерн не сводит мрачного взгляда с белого парохода, кото-
рый, трясясь, отваливает от причала. Мужчины, женщины, дети, ватага из
"юности народа" с черным вымпелом на борту - все машут, кричат, смеются.
Чайки кружат, падают, взлетают и, вывернув шеи в полете, глазеют своими
черными пуговицами. Тулла Покрифке слегка пинает ногой правое заднее ко-
лесо - тень коляски остается почти неподвижной. Мужчины, женщины, дети
постепенно отходят от причала, разбредаются. Прогулочный пароход "Щука",
нарисовав на небе клубы черного дыма и пыхтя, ложится в дрейф и берет
курс на вход в Новую Гавань, сразу начиная уменьшаться в размерах. В
ровной глади моря он торит пенную, быстро исчезающую борозду. Не все
чайки улетают за ним вслед. Тулла решает действовать: откинув головку с
косичками назад, она затем резко выбрасывает ее вперед и плюет. Ее кузен
краснеет - отныне и вовеки. Он оглядывается, пытаясь понять, видел ли
кто-нибудь еще, как Тулла плюнула в детскую коляску. С левой стороны
возле перил пирса торчит трехлетний шкет в матросском костюмчике. Шелко-
вая лента с тисненой золотой надписью обхватила его матросскую фуражку:
"Зайдлиц". Кончики ленты бьются на северо-восточном ветру. На груди у
него висит детский жестяной барабан. Из его кулачков вырастают деревян-
ные, сильно обшарпанные барабанные палочки. Но он не барабанит, у него
голубые глаза, и он наблюдает ими, как Тулла во второй раз плюет в пус-
тую детскую коляску. Сотни летних ботинок, парусиновых туфель, сандалий,
прогулочных тросточек и солнечных зонтов приближаются к ней с оконечнос-
ти пирса, когда Тулла прицеливается плюнуть в третий раз.
товарами, свидетелем того, как моя кузина трижды подряд плюнула в пустую
детскую коляску Йенни, а затем, худая и злющая, нарочито медленно попле-
лась в сторону курортного зала.
Дорогая кузина!
краской дощатый настил брезенского морского пирса: в одно из воскресений
следующего года, но того же месяца, то есть ветреного и богатого медуза-
ми месяца августа, когда мужчины, женщины и дети с пляжными сумками и
надувными резиновыми зверями в который раз покидали пыльное предместье
Лангфур и направлялись в Брезен, чтобы во множестве расположиться в ку-
пальнях и на пляже, чтобы в несколько меньшем количестве прогуливаться
по морскому пирсу, в день, когда восемь флагов балтийских городов и че-
тыре флага со свастикой обвисали на двенадцати флагштоках понурыми без-
жизненными тряпками, потому что над Оксхефтом бушевала морская гроза,
когда огненные медузы нещадно жалили, а некусачие медузы распускали в
теплой морской воде свои сиреневато-белые зонтики, - в такой вот авгус-
товский день Йенни потерялась.
коляски, а Эдди Амзель недоглядел, когда и как Йенни затерялась в пест-
рой воскресной толпе. Гроза над Оксхефтом все ширилась. Вальтер Матерн
Йенни не нашел. И Эдди Амзель не нашел. Ее нашел я, потому что искал
свою кузину Туллу - я всегда искал ее, а находил по большей части Йенни
Брунис.
нашел их обеих, а Тулла к тому же держала за ошейник Харраса, которого я
с отцовского дозволения взял с собой.
точнее, в торце одного из мостков, который заканчивался тупиком, я нашел
обеих. Заслоненная балками и подкосами, в своем белом платьице, в невер-
ных зеленоватых отсветах, в полутени - над ней шарканье легких летних
туфель, под ней хлюпанье и буханье жадных лижущих волн, - заплаканная,
затравленная, пухлощекая, забилась в угол Йенни Брунис. Потому что Тулла
ее пугала. Тулла приказывала нашему Харрасу лизать Йенни в лицо. А Хар-
рас Туллу слушался.
лось признать то, что старший преподаватель иногда действительно совер-
шал.
наверх тряскую некусачую медузу. Ей пришлось обеими пригоршнями держать
этот слизистый белесый студень, к центру которого сходились от краев
бугристые подушчатые наросты и голубовато-фиолетовые, в узелках, прожил-
ки.
Тулла. - Она совсем безвкусная, ешь давай.
зу. Она со смаком втянула в себя примерно две столовых ложки студенисто-
го желе, почавкала им во рту и потом выпустила из щели между двумя верх-
ними резцами струйку медузной кашицы чуть ли не Йенни в лицо. Высоко над
пирсом грозовая туча уже надкусила солнце.