удовольствия: совершенно голый череп при его черных глазах и выразительном гриме
производил сильное впечатление. И сейчас еще работает в Москве
восьмидесятилетний старик, чисто выбритый и бодрый. -- Я все видел-- и горе и
славу, но я всегда работал, работаю и теперь, насколько хватает сил,--говорит он
своим клиентам. -- Я крепостной, Калужской губернии. Когда в 1861 году нам дали
волю, я ушел в Москву -- дома есть было нечего; попал к земляку дворнику,
который определил меня к цирюльнику Артемову, на Сретенке в доме Малюшина. Спал
я на полу, одевался рваной шубенкой, полено в головах. Зимой в цирюльне было
холодно. Стричься к нам ходил народ с Сухаревки. В пять часов утра хозяйка
будила идти за водой на бассейн или на Сухаревку, или на Трубу. Зимой с ушатом
на санках, а летом с ведрами на коромысле... Обувь--старые хозяйские сапожишки.
Поставишь самовар... Сапоги хозяину вычистишь. Из колодца воды мыть посуду
принесешь с соседнего двора. Хозяева вставали в семь часов пить чай. Оба злые.
Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все,-- все не так. Пороли розгами,
привязавши к скамье. Раз после розог два месяца в больнице лежал--загноилась
спина... Раз выкинули зимой на улицу и дверь заперли. Три месяца в больнице в
горячке лежал... С десяти утра садился за работу--делать парики, вшивая по
одному волосу: в день был урок сделать в три пробора 30 полос. Один раз заснул
за работой, прорвал пробор и жестоко был выдран. Был у нас мастер, пьяный тоже
меня бил. Раз я его с хозяйской запиской водил в квартал, где его по этой
записке выпороли. Тогда такие законы были--пороть в полиции по записке хозяина.
Девять лет я отбыл у него, получил звание подмастерья и поступил по контракту к
Агапову на шесть лет мастером, а там открыл свою парикмахерскую, а потом в
Париже получил звание профессора. Это и был Иван Андреевич Андреев. В 1888 и в
1900 годах он участвовал в Париже на конкурсе французских парикмахеров и получил
за прически ряд наград и почетный диплом на звание действительного заслуженного
профессора парикмахерского искусства. В 1910 году он издал книгу с сотней
иллюстрации, которые увековечили прически за последние полвека.
Московский артистический кружок был основан в шестидесятых годах и окончил свое
существование в начале восьмидесятых годов. Кружок занимал весь огромный
бельэтаж бывшего голицынского дворца, купленного в сороковых годах купцом
Бронниковым. Кружку принадлежал ряд зал и гостиных, которые образовывали круг с
огромными окнами на Большую Дмитровку с одной стороны, на Театральную площадь--с
другой, а окна белого голицынского зала выходили на Охотный ряд. Противоположную
часть дома тогда занимали сцена и зрительный зал, значительно перестроенные
после пожара в начале этого столетия. Круг роскошных, соединенных между собой
зал и гостиных замыкал несколько мелких служебных комнат без окон,
представлявших собой островок, замаскированный наглухо стенами, вокруг которого
располагалось круглое фойе. Любимым местом гуляющей по фойе публики всегда был
белый зал с мягкой мебелью и уютными уголками. Великим постом это фойе
переполнялось совершенно особой публикой--провинциальными актерами,
съезжавшимися для заключения условий с антрепренерами на предстоящий сезон. По
блестящему паркету разгуливали в вычурных костюмах и первые "персонажи", и очень
бедно одетые маленькие актеры, хористы и хористки. Они мешались в толпе с
корифеями столичных и провинциальных сцен и важными, с золотыми цепями, в
перстнях антрепренерами, приехавшими составлять труппы для городов и городишек.
Тут были косматые трагики с громоподобным голосом и беззаботные будто бы, а на
самом деле себе на уме комики -- "Аркашки" в тетушкиных кацавейках и в сапогах
без подошв, утраченных в хождениях "из Вологды в Керчь и из Керчи в Вологду". И
все это шумело, гудело, целовалось, обнималось, спорило и голосило. Великие не
очень важничали, маленькие не раболепствовали. Здесь все чувствовали себя
запросто: Гамлет и могильщик, Пиккилы и Ахиллы, Мария Стюарт и слесарша
Пошлепкина. Вспоминали былые сезоны в Пинске, Минске, Хвалынске и Иркутске. Все
актеры и актрисы имели бесплатный вход в Кружок, который был для них
необходимостью: это было единственное место для встреч их с антрепренерами. Из
года в год актерство помещалось в излюбленных своих гостиницах и меблирашках,
где им очищали места содержатели, предупрежденные письмами, хотя в те времена и
это было лишнее: свободных номеров везде было достаточно, а особенно в таких
больших гостиницах, как "Челыши". Теперь на месте "Челышей" высится огромное
здание гостиницы "Метрополь", с ее разноцветными фресками и "Принцессой Грезой"
Врубеля, помогавшего вместе с архитектором Шехтелем строителю "Метрополя" С. И.
Мамонтову. А в конце прошлого столетия здесь стоял старинный домище Челышева с
множеством номеров на всякие цены, переполненных великим постом съезжавшимися в
Москву актерами. В "Челышах" останавливались и знаменитости, занимавшие номера
бельэтажа с огромными окнами, коврами и тяжелыми гардинами, и средняя актерская
братия--в верхних этажах с отдельным входом с площади, с узкими, кривыми,
темными коридорами, насквозь пропахшими керосином и кухней. Во второй половине
поста многие переезжали из бельэтажа наверх... подешевле. Вторым актерским
пристанищем были номера Голяшкина, потом -- Фальцвейна, на углу Тверской и
Газетного переулка. Недалеко от них, по Газетному и Долгоруковскому переулкам,
помещались номера "Принц", "Кав- каз" и другие. Теперь уже и домов этих нет, на
их месте стоит здание телеграфа. Не менее излюбленным местом были "Черныши", в
доме Олсуфьева, против Брюсовского переулка. Были еще актерские номера на
Большой Дмитровке, на Петровке, были номера при Китайских банях, на Неглинном,
довольно грязные, а самыми дешевыми были меблирашки "Семеновка" на Сретенском
бульваре, где в 1896 году выстроен огромный дом страхового общества "Россия". В
"Семеновку" пускали жильцов с собаками. Сюда главным образом приезжали из
провинции комические старухи на великий пост. Начиная от "Челышей" и кончая
"Семеновкой", с первой недели поста актеры жили весело. У них водились водочка,
пиво, самовары, были шумные беседы... Начиная с четвертой--начинало стихать.
Номера постепенно освобождались: кто уезжал в провинцию, получив место, кто
соединялся с товарищем в один номер. Начинали коптить керосинки: кто прежде
обедал в ресторане, стал варить кушанье дома, особенно семейные. Керосинка не
раз решала судьбу людей. Скажем, у актрисы А. есть керосинка. Актер Б., из
соседнего номера, прожился, обедая в ресторане. Случайный разговор в коридоре,
разрешение изжарить кусок мяса на керосинке... Раз, другой... -- А я тоже
собираюсь купить керосинку! Уж очень удобно! -- говорит актер Б. -- Да зачем же,
когда у меня есть!--отвечает актриса А. Проходит несколько дней. -- Ну, что зря
за номер платить! Переноси свою керосинку ко мне... У меня комната побольше! И
счастливый брак на "экономической" почве состоялся. Актеры могли еще видеться с
антрепренерами в театральных ресторанах: "Щербаки" на углу Кузнецкого переулка и
Петровки, "Ливорно" в Кузнецком переулке и "Вельде" за Большим театром; только
для актрис, кроме Кружка, другого места не было. Здесь они встречались с
антрепренерами, с товарищами по сцене, могли получить контрамарку в театр и
повидать воочию своих драматургов: Островского, Чаева, Потехина, Юрьева, а так-
же многих других писателей, которых знали только по произведениям, и встретить
знаменитых столичных актеров: Самарина, Шумского, Садовского, Ленского, Музиля,
Горбунова, Киреева. Провинциальные актеры имели возможность и дебютировать в
пьесах, ставившихся на сцене Кружка--единственном месте, где разрешалось играть
великим постом. Кружок умело обошел закон, запрещавший спектакли во время
великого поста, в кануны праздников и по субботам. Кружок ставил--с разрешения
генерал-губернатора князя Долгорукова, воображавшего себя удельным князем и не
подчинявшегося Петербургу,-- спектакли и постом, и по субботам, но с тем только,
чтобы на афишах стояло: "сцены из трагедии "Макбет", "сцены из комедии "Ревизор"
или "сцены из оперетты "Елена Прекрасная", хотя пьесы шли целиком.
Литературно-художественный кружок основался совершенно случайно в немецком
ресторане "Альпийская роза" на Софийке. Вход в ресторан был строгий: лестница в
коврах, обставленная тропическими растениями, внизу швейцары, и ходили сюда
завтракать из своих контор главным образом московские немцы. После спектаклей
здесь собирались артисты Большого и Малого театров и усаживались в двух
небольших кабинетах. В одном из них председательствовал певец А. И. Барцал, а в
другом--литератор, историк театра В. А. Михайловский -- оба бывшие посетители
закрывшегося Артистического кружка. Как-то в память этого объединявшего
артистический мир учреждения В. А. Михайловский предложил устраивать время от
времени артистические ужины, а для начала в ближайшую субботу собраться в
Большой Московской гостинице. Мысль эта была подхвачена единодушно, и собралось
десятка два артистов с семьями. Весело провели время, пели, танцевали под рояль.
Записались тут же на следующий вечер, и набралось желающих так много, что
пришлось в этой же гостинице занять большой зал... На этом вечере был весь цвет
Малого и Большого театров, литераторы и музыканты. Читала М. Н. Ермолова, пел
Хохлов, играл виолончелист Брандуков. Программа вышла богатая. И весной 1898
года состоялось в ресторане "Эрмитаж" учредительное собрание, выработан был
устав, а в октябре 1899 года, в год столетия рождения Пушкина, открылся
Литературно-художественный кружок в доме графини Игнатьевой, на Воздвиженке.
Роскошные гостиные, мягкая мебель, отдельные столики, уголки с трельяжами,
камины, ковры, концертный рояль... Уютно, интимно... Эта интимность Кружка и
была привлекательна. Приходили сюда отдыхать, набираться сил и вдохновения,
обменяться впечатлениями и переживать счастливые минуты, слушая и созерцая
таланты в этой непохожей на клубную обстановке. Здесь каждый участвующий не знал
за минуту, что он будет выступать. Под впечатлением общего настроения,
наэлектризованный предыдущим исполнителем, поднимался кто-нибудь из
присутствовавших и читал или монолог, или стихи из-за своего столика, а если
певец или музыкант -- подходил к роялю. Молодой еще, застенчивый и скромный,
пробирался аккуратненько между столиками Шаляпин, и его бархатный молодой бас
гремел: Люди гибнут за металл... Потом чаровал нежный тенор Собинова. А за ними
вставали другие, великие тех дней. Звучала музыка известных тогда музыкантов...
Скрябин, Игумнов, Корещенко.... От музыки Корещенки Подохли на дворе щенки,--
сострил раз кто-то, но это не мешало всем восторгаться талантом юного
композитора-пианиста. Все больше и больше собиралось посетителей, больше
становилось членов клуба. Это был единственный тогда клуб, где членами были и
дамы. От наплыва гостей и новых членов тесно стало в игнатьевских залах.
Отыскали новое помещение, на Мясницкой. Это красивый дом на углу Фуркасовского
переулка. Еще при Петре I принадлежал он Касимовскому царевичу, потом
Василенко Иван
Маркелов Олег
Корнев Павел
Курылев Олег
Лукин Евгений
Шилова Юлия