ел, а пожирал убогую снедь. В каморке слышался веселый хруст жестких
корок, которые он уплетал. Хозяин ворчал:
голодные канальи едят так, что тошно становится. То ли дело лорды: любо
посмотреть, как они кушают. Мне случалось видеть герцогов за столом. Они
совсем ничего не едят; вот что значит благородное воспитанта. Правда, они
пьют... Ну, ешь до отвала, поросенок!
своего гостя, не производили на него особого впечатления, тем более что
они явно противоречили той доброте, которую проявил к нему Урсус. К тому
же все внимание ребенка было всецело поглощено двумя желаниями: согреться
и поесть.
по стенам висят картины знаменитого Рубенса; его величество даже не
притронулся ни к чему. А этот нищий знай набивает себе живот! Недаром
"живот" и "животное" - слова одного корня. И дернула же меня нелегкая
забраться в этот Уэймет, чтоб ему провалиться! С самого утра ничего не
продал, краснобайствовал перед снегом, играл на флейте для урагана, не
заработал ни одного фартинга, а вечером тут как тут - нищие! Ну и гнусный
край! Только и знаешь, что с дураками прохожими состязаться, кто кого
надует! Они стараются отделаться от меня жалкими грошами, а я стараюсь
всучить им какое-нибудь целительное снадобье. Но сегодня, как назло, -
ничего, решительно ничего! Ни одного болвана на перекрестке, ни одного
пенни в кассе! Ешь, исчадие ада! Уплетай за обе щеки, грызи, глотай! Мы
живем в такое время, когда ничто не может сравниться с наглостью
лизоблюдов. Жирей на мой счет, паразит! Это не голодный ребенок, а людоед!
Это не аппетит, а звериная жадность. Тебя, видно, разъедает изнутри
какая-то зараза. Кто знает? Уж не чума ли? У тебя чума, разбойник? Что,
если она перебросится на Гомо? Ну нет, подыхай один, подлое отродье, не
хочу я, чтоб умер мой волк. Однако я и сам проголодался. Надо прямо
сказать, пренеприятный случай. Сегодня я проработал до глубокой ночи.
Бывают такие обстоятельства в жизни, когда человеку нужно что-нибудь до
зарезу. Нынче вечером мне во что бы то ни стало надо было поесть. Сижу я
здесь один, развел огонь; всего-то припасов у меня две картошки, горбушка
хлеба, ломтик сала да капля молока; ставлю я все это подогреть и думаю:
ладно, попробую как-нибудь этим насытиться. Трах! Надо же было, чтобы этот
крокодил свалился мне на голову! Ни слова не говоря, становится между мной
и моей пищей. И вот в моей трапезной хоть шаром покати! Ешь, щука, ешь,
акула! Хотелось бы знать, во сколько рядов зубы у тебя в пасти? Жри,
волчонок! Нет, беру это слово назад - из уважения к волкам. Глотай мой
корм, удав! Работал, работал, а в желудке пусто, горло пересохло, в
поджелудочной железе боль, все кишки свело; трудился до поздней ночи - и
вот моя награда: смотрю, как ест другой. Что ж, так и быть, разделим ужин
пополам. Ему - хлеб, картошка и сало, мне - молоко.
насторожился.
был полон.
горланить. Чего это он раскаркался?
от крика.
конца не будет! Караул! В ружье! Капрал, взвод вперед! Вторичная тревога!
Что это ты мне принес, бандит! Разве ты не видишь, что она хочет пить?
Значит, надо ее напоить. Ничего не поделаешь, придется, видно, остаться и
без молока.
пузырек, продолжая все время яростно ворчать:
укутана, и завернул ее в обрывок грубого толста, дырявый, но чистый и
сухой. Внезапное и быстрое переодевание окончательно растревожило малютку.
четырехугольный лоскут, вытянул из него нитку, снял с печки горшок с
молоком, перелил молоко в пузырек, наполовину воткнул губку в горлышко,
прикрыл ее лоскутом, обвязал холст ниткой, приложил пузырек к щеке, чтобы
убедиться, что он не слишком горяч, и взял подмышку спеленутого младенца,
продолжавшего неистово кричать.
хочется, так и замолкают.
искусственную грудь, протянутую ей этим ворчливым провидением, что
закашлялась.
хоть куда!
в рот пузырек, говоря:
молоко, и забыл о еде. За минуту до этого, когда он утолял свой голод, в
его взгляде было только удовлетворение; теперь же этот взгляд выражал
признательность. Он смотрел на возвращавшуюся к жизни малютку.
Окончательное воскрешение девочки, вырванной из объятий смерти, исполнило
его взор неизъяснимо радостным блеском. Урсус продолжал сердито ворчать
сквозь зубы. По временам мальчик поднимал на него глаза, влажные от слез:
бедное создание, хоть его и осыпали руганью, было глубоко растрогано, но
не умело выразить словами волновавших его чувств.
слезы. - Вам ничего не останется?
хватит, если для меня было мало.
мне? Говорю тебе, ешь все, босоногий причетник Безгрошового прихода! Раз
ты попал сюда, так надо есть, пить и спать. Ешь, не то я вышвырну тебя за
дверь вместе с твоей негодницей.
слишком много трудиться, чтобы уничтожить то, что еще оставалось в миске.
шалуна. Урсус залепил дыру бумагой, но она отставала. Через это отверстие
проникал холодный ветер.
обеими руками, держал у себя на коленях, с наслаждением сосала свою соску,
впав в то состояние блаженной дремоты, в котором находятся херувимы перед
ликом божьим и младенцы у материнской груди.
взлетев на воздух, закружился по всей каморке, но такой пустяк не мог
отвлечь внимания детей от занятия, возвращавшего их обоих к жизни.
Тиллотсоном и метать громы и молнии на пьяниц! Вот отвратительный
сквозняк! Да и печка того гляди развалится. Такой дым, что глаза ест. Не
сладить ни с холодом, ни с огнем. Да и темновато. Эта тварь злоупотребляет
моим гостеприимством, а я еще не разглядел его рожи. Да, до роскоши здесь
далеко. Клянусь Юпитером, я умею ценить утонченное пиршество в теплом
зале, где тебя не продувает насквозь. Я изменил своему призванию: я рожден
для чувственных удовольствий. Величайший из мудрецов - Филоксен: он
выразил желание иметь журавлиную шею, чтобы подольше наслаждаться хорошей
трапезой. Сегодня ни гроша не заработал! За весь день ничего не продал!
Катастрофа. Пожалуйте, горожане, слуги, мещане, вот лекарь и вот
лекарства! Напрасно стараешься, старина. Убери-ка свою аптеку. Здесь все
здоровы. Что за проклятый город, где нет ни одного больного! Одни лишь
небеса страдают поносом. Вон какой снег! Анаксагор учил, что снег черного
цвета. Он был прав: холод - это чернота. Лед - это ночь. Ну и вьюга!
Представляю себе, как приятно сейчас в море. Ураган - это хоровод
дьяволов, это бешеная свистопляска вампиров, все они скачут галопом и
кувыркаются у нас над головой. Они мелькают в тучах: у одного - хвост, у
другого - рога, у третьего вместо языка во рту пламя, у этого - крылья с
когтями, у того - брюхо лорд-канцлера, а вон у того - башка академика.
Браун Дэн
Каменистый Артем
Пехов Алексей
Вронский Константин
Белогорский Евгений
Распопов Дмитрий