мальчик хорошо учился; в школе его в комсомол приняли, потом
по слесарному делу пошел. Жизнь у них наладилась, в доме был
достаток, но тем яснее она понимала - сына уже ничем не
изменить. Что в детстве в нем сложилось, то и окаменело.
Опоздала она с отъездом. Что б ей раньше лет на пять!..
правда, было поинтересней: на самом кордоне стояли. А потом
границу перенесли на запад, а их часть так и осталась в
прежних местах - охраняла стратегически важные объекты. Кто
спорит - дело тоже нужное и ответственное, но по сравнению со
службой на самой границе это был курорт.
провинности; он был ворошиловским стрелком, первым по строевой
и боевой подготовке, активным на политзанятиях. Другой на его
месте давно бы в сержанты вышел и, уж по крайней мере, всегда
был бы на виду, всегда считался бы образцом. Однако Медведева
в пример другим не ставили ни разу. Отдавали ему должное - и
только; как будто его успехи были его личным делом, а вот
успехи других - общественным достоянием. Чего-то ему
недоставало. То ли темперамента; характера ли - чтобы
заставить других отдавать ему должное; а может быть, просто
нахальства - кто знает? Одно ясно: все зависело от него
самого, переломить инерцию отношения окружающих он мог бы
только сам, но он привычно нес свой крест, не жалуясь на
судьбу, и если иногда и думал о том, что не все в мире
устроено справедливо и вот бы хорошо ему вдруг однажды утром
переломить себя и зажить по-новому, то никого он не винил за
отношение к себе, разве что себя самого, да и то редко. Даже в
этом ему недоставало характера.
свою часть, он безропотно остался охранять дот. Этим же
объяснялась неуверенность его действий при появлении группы
Тимофея Егорова. Он должен был принять простейшее
самостоятельное решение - и в который уже раз оказался
неподготовленным к этому.
с готовностью вызвался помочь своим новым товарищам. Но его
порыв был сразу охлажден. Во-первых, судьбу не удалось
провести - и здесь он встретился с настоящим сержантом! -
значит, и общественное положение оставалось прежним; а
во-вторых, всю первую часть боя ему пришлось просидеть в
нижнем каземате, не ведая, что творится наверху, лишь
догадываясь о том по звукам да по типам снарядов, которые тре-
бовал Егоров.
не было часов, и, чтобы хоть как-то ориентироваться, он то и
дело начинал считать, но даже до двадцати не дошел ни разу;
счет все убыстрялся, становился механическим - ведь он думал
совсем о другом! - пока Медведев не ловил себя на том, что
даже не знает, на какой цифре остановился.
он. - Вот я бы стрелял! Конечно, не как из автомата, но уж по
крайности выстрел в минуту давал бы, а эти парни и в десять
минут не управляются. Да ведь так нас голыми руками
загребут!.."
истории выкрутятся. Достаточно фашистам прорваться в мертвую
зону - и конец. Раньше мертвой зоны не было: ее предполагалось
простреливать из меньшего дота, который находился почти у
подножия холма, метрах в сорока от дороги. В свое время его не
успели достроить, да так и бросили, когда граница
переместилась. А три дня назад в него попала дурная бомба:
немцы штурмовали нашу колонну, которая отступала по шоссе, и
вот одна из бомб точнехонько угодила в это сооружение.
Верхнего перекрытия у дота еще совсем не было, только
заармированные и частично залитые бетоном стены. Все это добро
вывернуло взрывом наружу. С дороги остатки дота были видны
издалека; пожалуй, это и было главной причиной, почему немцы
не занялись холмом всерьез: остатки дота как бы давали понять,
что здесь вся необходимая работа уже проделана и насчет
безопасности можно не тревожиться.
пив пальцы, то вдруг вскакивал и подбегал к люку, стоял и
слушал, но вверх не лез: боялся пропустить команду по
телефону, боялся, что те, а особенно сержант, его поймут
неправильно. Его колотил озноб, он обливался потом - и все от
неизвестности. И когда Егоров потребовал противотанковые
гранаты, он решил, что это уже конец. "Может, сержант не знает
о запасном выходе? - так я ему напомню", - решил Медведев,
сорвал с одной из коек суконное одеяло и, не считая, сыпанул в
него гранаты из ящика. Затем связал одеяло узлом, стянув
противоположные концы. Получилось ловко. Запалы он набрал в
карманы, тоже не считая: в один горсть, да в другой горсть;
хватит! И полез вверх.
немцы из опасения повредить своих прекратили обстрел, и теперь
было только слышно, как совсем близко скребут гусеницы по
камню и ревут танковые моторы.
А когда оно кончилось, Медведев был уже снаружи, пробирался
между камнями. Как ни странно, он только однажды наткнулся на
воронку, а ведь думал, что живого места здесь не осталось;
впрочем, с фронтальной части, где амбразура, их наверняка было
немало.
противотанковые гранаты. Они холодили вроде компресса. Это
было даже приятно, чем-то навевало чувство безопасности и
силы; а камни, даже из-под мха и дерна, так и дышали жаром, и
трава была бесцветно-теплой, не говоря уже про воздух. Воздух
был слишком густой, прокаленный, пропитанный чадом
непрогоревшей взрывчатки; но самым страшным была пыль.
Коричневая пелена неподвижно висела в воздухе. Уже в десяти
метрах ничего нельзя было разглядеть. Пыль ела глаза, забивала
нос, мгновенно высушила горло. Но самое неприятное: из-за пыли
невозможно было увидеть танки. И это как бы приближало их. Они
гремели камнями совсем рядом. Казалось: вот разойдись пыль еще
на метр-два - и из пелены проступят их угловатые контуры.
оказаться наедине с врагом, а главное - без "зрителей", без
посторонних глаз, которые всегда стесняли его ужасно, и он
успокоился, почувствовал себя уверенно. Все-таки выучка у него
была классная, дело свое он знал превосходно. Он добрался до
приямка, который его вполне укрывал, а мимо, другой дорогой
немцы с этой стороны пройти не могли, снарядил гранаты,
положил их перед собой и стал ждать.
не оседал, а сползал вниз и чуть в сторону, к старице. Вот уж
и танки стало видно. До них было метров шестьдесят, может быть
- семьдесят, но гранату не докинешь, хоть и под уклон. Да и
бессмысленно: больно далеко, а попасть нужно не рядом, а точно
по ходовой части. Разве что подобраться поближе? - прикинул
было Медведев, но тут же отказался от этой идеи. Получится или
нет - бабка надвое сказала, а то, что танки здесь подняться не
смогут, - это уже ясно. Круто для них. Того и гляди
перевернутся. Не по зубам кость.
собрать не успел. Вдруг сзади послышался шорох гравия.
Медведев резко обернулся, готовый броситься в любую сторону -
куда потребуется, и увидел сержанта. Сержант улыбался, да так
славно, по-особенному, что Медведев без всякой на то причины
почувствовал себя счастливым. Что-то такое прошло между ними -
и тот, прежний, "сержантский", узнавший его взгляд был стерт,
а вместо него появилось что-то новое, одной только улыбкой
рожденное. Они были ровней. Они были товарищами.
поскреб бинты под своей диковинной музейной курткой. - Однако
здесь им не пройти.
Разве что пехотой. Но ШКАСы здесь весь склон чистенько, как
граблями, подбирают.
камни видимость закрывали. Так их еще позапрошлой осенью в
одну ночь рванули. Позицию, значит, готовили загодя.
просто на хлеб прет как сумасшедшая. Уха - хоть залейся. А
спортивного интересу никакого. У нас любители на речку бегали.
Там даже форель есть. Во какой толщины.