выводить Весту, чтобы погулять.
о том, чтобы у ее дочки было вдоволь нарядов), и они пускались в путь.
Веста неуверенно переваливалась, а Герхардт, очень довольный, вел ее за
руку, едва передвигая ноги, чтобы приспособиться к ее шагу.
отправились на прогулку. Природа радовалась весне, распускались почки на
деревьях; щебетали птицы, празднуя свое возвращение с юга; всякие мошки
спешили насладиться короткой жизнью. Воробьи чирикали на дороге; малиновки
прыгали в траве; ласточки вили гнезда под крышами домов. Герхардт с
истинным наслаждением показывал Весте чудеса природы, и она живо на все
откликалась. Все, что она видела и слышала, занимало ее.
ветки поблизости взлетела малиновка.
раз в жизни увидел чудесную птичку. - Это малиновка. Птица. Малиновка.
Скажи, ма-ли-нов-ка.
мы попробуем найти ее гнездо. Я, кажется, видел гнездо где-то здесь, на
дереве.
недавно заметил покинутое гнездо.
листвою деревцу; в ветвях виднелись остатки птичьего жилища,
полуразрушенного зимней непогодой. - Вот иди сюда, смотри! - Он высоко
поднял внучку и показал ей комок сухой травы. - Смотри, гнездо. Это
птичкино гнездышко. Смотри!
гнездо птички, ее зовут кра-пив-ник. А теперь все из гнезда улетели и
больше не вернутся.
всему изумлялась. Пройдя еще квартала два, Герхардт медленно повернул
назад, словно они уже пришли на край света.
Герхардта приводили в восторг ее вопросы и загадки, которыми она сыпала
без счета.
спрашивает: где живет боженька? Что он делает? Есть ли у него скамеечка
для ног? Умора, да и только!
вечерам, дождавшись, пока она прочтет молитву. Он проводил с нею все дни,
и она стала самой большой его радостью и утешением. Не будь Весты, жизнь
была бы для Герхардта куда более тяжким бременем.
27
незаконной в глазах церкви и общества, но она давала ему покой и уют, он
был очень счастлив, что опыт удался. Его интерес к светской жизни в
Цинциннати свелся к нулю, и он упорно отмахивался от всяких попыток женить
его. Отцовская фирма была бы для него прекрасным поприщем, на котором он,
несомненно, выдвинулся бы, если б только мог ею управлять; но он понимал,
что это невозможно. Интересы Роберта всегда становились ему поперек
дороги, и касалось ли это их взглядов или их цели, во всем братья были
теперь еще более далеки друг от друга, чем когда-либо. Раза два Лестер
подумывал о том, чтобы заняться каким-нибудь другим делом или войти
компаньоном в другую фирму, производящую экипажи, но у него не хватало
духу это сделать, Лестер получал пятнадцать тысяч в год в качестве
секретаря и казначея отцовской фирмы (брат был вице-президентом), и, кроме
того, пять тысяч давал ему капитал, вложенный в разные ценные бумаги. Он
не был таким удачливым и ловким дельцом, как Роберт; кроме этих пяти тысяч
дохода, у него ничего не было. Напротив, Роберт, несомненно, "стоил"
триста или даже четыреста тысяч долларов, не считая своей будущей доли в
отцовском предприятии. Оба брата рассчитывали, что наследство будет
разделено с некоторым преимуществом для них: они получат по четвертой
части, а сестры по шестой. Казалось вполне естественным, что Кейн-старший
именно так и рассудит, поскольку сыновья фактически вели все дело. И,
однако, полной уверенности не было. Старик может поступить, как ему
заблагорассудится. Весьма вероятно, что он будет в высшей степени добр и
справедлив. В то же время Роберт явно умеет взять от жизни куда больше.
Итак, что же оставалось делать Лестеру?
оглядывается на прошлое и спрашивает себя, чего же он стоит и в
умственном, и в нравственном, и в физическом, и в материальном отношении.
Это происходит тогда, когда безрассудные юношеские порывы уже позади,
когда первые самостоятельные шаги и самые энергичные усилия уже сделаны и
все, к чему стремился и чего достиг, становится в твоих глазах неверным и
непрочным. И в сознание многих закрадывается иссушающая душу мысль о тщете
бытия - мысль, которую всего лучше выразил Экклезиаст.
он себе, - живу я в Белом доме, здесь, у себя, или в "Грэнд-Пасифик"? Но
самая постановка вопроса уже говорила о том, что есть в жизни вещи,
которых ему не удалось достичь. Белый дом был символом блистательной
карьеры крупного общественного деятеля. Свой особняк и шикарный отель
олицетворяли то, что далось Лестеру без усилий с его стороны.
Лестер решил попытаться как-то упрочить свое положение. Он покончит с
бездельем, - эти бесконечные разъезды с Дженни отнимают у него немало
времени. Он найдет, куда вложить свои деньги. Если брат может находить
какие-то дополнительные источники дохода, значит, может и он. Пора
утвердиться в своем праве, укрепить свой авторитет в отцовском
предприятии. Он не позволит Роберту понемногу все прибрать к рукам. Не
придется ли пожертвовать Дженни? - и это тоже приходило ему на ум. У нее
нет никаких прав на него. Она не может протестовать. Но почему-то Лестер
не представлял себе, как он мог бы это сделать. Это и жестоко и
бессмысленно; а главное (хоть ему и неприятно было признаться в этом даже
себе), это лишило бы его многих удобств. Она ему нравилась, он, пожалуй,
даже любил ее - по-своему, эгоистически. Он плохо представлял себе, как
это он ее бросит.
хотел порвать со старой и почтенной нью-йоркской фабрикой красок, которая
специально обслуживала фирму Кейн, и завязать отношения с одним концерном
в Чикаго, - это было молодое предприятие с большим будущим. Лестер хорошо
знал представителей нью-йоркской компании, знал, что на них можно
положиться, что их связывают с фирмой Кейн давние и дружеские отношения, и
потому воспротивился предложению Роберта. Отец сначала как будто
соглашался с Лестером. Но Роберт излагал свои доводы с присущей ему
холодной логикой, упорно глядя брату в лицо жесткими голубыми глазами.
с ними дела, или потому, что ты им симпатизируешь, - сказал он. - Нужны
перемены. Дело необходимо укрепить; нам предстоит выдержать сильную
конкуренцию.
Так ли, этак ли, мне все равно. Ты говоришь, что в итоге фирма от этого
выиграет. Я доказывал как раз обратное.
До сих пор почти все, что он предлагал, оправдывало себя.
поднялся и вышел из конторы.
за ум, было для Лестера большим ударом. Случай был пустячный, но он
оказался в некотором роде последней каплей, а еще досадней было замечание
отца о проницательности Роберта в делах. Лестер стал спрашивать себя, не
отдаст ли отец предпочтения Роберту при разделе наследства. Может быть, он
что-нибудь прослышал о его связи с Дженни? Или сердится на его долгие
отлучки, считая, что они идут в ущерб делу? Лестер полагал, что
несправедливо было бы обвинить его в недостатке способностей или в
невнимании к интересам фирмы. Он хорошо исполняет свои обязанности. Он и
сейчас изучает все предложения, которые получает фирма, тщательно
знакомится с контрактами, остается надежным советчиком отца и матери, но
его упорно оттирают. Чем это кончится? Он много думал над этим, но так ни
к чему и не пришел.
управления предприятием. Он предложил построить в Чикаго, на
Мичиган-авеню, огромный выставочный зал и склад и перебросить туда часть
готовой продукции. Чикаго - более крупный центр, чем Цинциннати.
Покупателям с Запада и провинциальным торговцам удобнее приезжать туда,
чтобы вести дела с Кейнами. Это будет прекрасной рекламой, великолепным
доказательством прочности и процветания фирмы. Кейн-отец и Лестер сразу же
одобрили этот проект. Оба вполне оценили его достоинства. Роберт предложил
Лестеру заняться постройкой нового здания. Пожалуй, было бы разумно, чтобы