думал юноша.
милях от гациенды; к пяти часам пополудни из этих шести миль, несомненно,
уже было пройдено не меньше четырех. Однако лошадь все еще не учуяла
конюшни, да и ничто вокруг не выдавало близости такой большой плантации, как
гациенда Сан-Феличе.
удивлялась тому, что местность по-прежнему кажется пустынной и необитаемой.
Ни одного туземца, ни одного слуги из гациенды, которая была так близко! Не
заблудился ли Гэррис? Миссис Уэлдон отогнала эту мысль: новая задержка
грозила гибелью ее маленькому Джеку...
глубины леса, поворачивал голову то вправо, то влево с таким видом, словно
он не очень был уверен в себе и в дороге, по которой шел.
шириной в милю, снова показался лес, но не такой густой, как на западе;
маленький отряд снова вступил под сень высоких деревьев.
которые, видимо недавно, прошло стадо каких-то крупных животных.
Трава на земле была примята, и местами на влажной почве виднелись следы
больших ступней; такие следы не могли принадлежать ни ягуарам, ни кугуарам.
Чьи же это ноги оставили такие следы? Может быть, тут проходил ленивец? И
почему ветки обломаны так высоко?
такие огромные следы во влажной почве. Однако же слоны не водятся в Америке.
Эти огромные животные не уроженцы Нового Света, и их никогда не пытались
акклиматизировать там. Значит, догадку о том, что следы принадлежат слонам,
нужно было отбросить как совершенно невероятную.
виде этих загадочных следов. Он даже не стал расспрашивать американца. Да и
чего мог он ждать от человека, который пытался выдать жирафов за страусов?
Гэррис придумал бы какое-нибудь фантастическое объяснение, но положение
отряда от этого нисколько не изменилось бы.
чувствовал, что это предатель. Дик дожидался только случая, чтобы сорвать с
него маску, и все говорило юноше, что этот случай не заставит себя долго
ждать.
доверившимся ему людям?
спутников. Больше чем когда бы то ни было на нем лежала забота о спасении
всех, кого - крушение "Пилигрима" выбросило на этот берег. Только он один
мог спасти своих товарищей по несчастью: эту молодую мать, ее маленького
сына, негров, кузена Бенедикта. Но если юноша мог попытаться что-то сделать
как моряк, будучи на борту корабля, то что мог он предпринять перед лицом
опасностей, которые предвидел, но не в силах был предотвратить?
каждым часом становилась все более ясной и неоспоримой. Пятнадцатилетнему
капитану "Пилигрима" в минуту грозной опасности снова приходилось взять на
себя трудную миссию командира и руководителя. Но Дик не желал раньше времени
тревожить бедную мать Джека, -- до тех пор пока не настанет пора
действовать. И он ничего не сказал даже тогда, когда внезапно увидел
впереди, на берегу довольно широкой речки, преградившей им дорогу, огромных
животных, которые быстро двигались под прибрежными деревьями.
никто не заметил этих приземистых коротконогих и толстокожих животных бурого
цвета. У них была большая голова и широкая пасть, обнажавшая огромные, более
фута длиною, клыки.
начинали отставать. Пора было бы прибыть на место! Или же следовало
остановиться на ночлег.
может, не замечала, как она утомлена, но силы ее были на исходе. Остальные
участники похода находились не в лучшем состоянии. И только один Дик не
поддавался усталости: он черпал энергию и стойкость в сознании своего долга.
лежавший в траве. Это оказался нож странной формы с широким кривым лезвием и
толстой рукояткой из куска слоновой кости, украшенной довольно грубой
резьбой.
юноша передал ее американцу.
Гэррис, -- но я не узнаю местности...
Чтобы сократить дорогу, я пошел напрямик, через лес... Кажется, я ошибся...
Гэррис.
разлучаться!
мне не найти дороги.
Уэлдон не откажется провести еще одну ночь под открытым небом, а завтра с
наступлением дня мы снова тронемся в путь. Последние две-три мили можно
будет пройти в час.
там никого нет: ведь мы в пустыне!
произнесла ни слова, предоставляя своим спутникам самим решить, где
устраивать привал. Маленький Джек, уснувший после приступа лихорадки, лежал
у нее на руках.
Том направился было к ним, но внезапно остановился и вскрикнул:
готового ко всяким неожиданностям.
отрубленные руки...
возвратившись назад, он сказал:
ними лежали обрывки цепей и сломанные колодки.
минуту, то был бы поражен переменой, которая произошла в американце: его
лицо дышало теперь неумолимой жестокостью.
в неподвижности, как будто его ноги вросли в землю. Не в силах оторвать глаз
от колодок и цепей, он судорожно стискивал руки и бормотал несвязные слова.
колодки...
вспомнить... Он готов был заговорить.
всех нас, молчи!..
превозмогла голод. Все чувствовали какое-то неопределенное беспокойство,
близкое к страху.
черные, грозовые тучи. На западе, далеко на горизонте, в просветах между
деревьями мелькали зарницы. Ветер утих, и ни один листок не шевелил на
деревьях. Дневной шум сменился глубокой тишиной. Можно было подумать, что
плотный, насыщенный электричеством воздух потерял звукопроводность.
слух, чтобы не пропустить какого-нибудь подозрительного шороха, увидеть
малейший проблеск света. Но ничто не нарушало покоя.
неподвижно, погруженный в воспоминания. Казалось, старый негр не мог
оправиться от какого-то неожиданного удара.
нем.
томившей его спутников, и не предчувствовал ничего дурного.