одним ударом. Я и так уже наделал слишком много ошибок, и если погибнет еще
и Надзея - тогда останется лишь пойти к Волотовой прорве, сигануть в нее и
услышать, как над тобой из топи с диким ревом вырвется воздух.За что он так
ненавидит этого Беларэцкого? - спросил тот, кого звали Пацуком.
дворец ускользнет из рук Ликола.
рода, а для постороннего человека большая ценность. К тому же он любит
древность, спит и видит себя хозяином огромного, как у предков, замка.
завитки табачного дыма. Я понимал уже, что подо мной стоят шляхтичи.
Скверный местный язык, который стал грубым от варваризмов польского
происхождения, резал ухо. Голоса казались мне знакомыми.
еще одна причина: холопы.
А то слишком нахальными стали. Недавний бунт, потом убийство управляющего
Гарабурды. Глядят нагло. И особенно осмелели после приезда Свециловича.
Месяц прожил здесь, падла, а нашкодил нам хуже пожара. Четверых холопов из
рук суда выдрал, подал жалобу на двух дворян. А когда этот Беларэцки
появился - совсем житья не стало. Сидит в холопских хатах, записывает их
глупые байки. Ну, ничего, попритихнет хамье, если мы и этого предателя
шляхты придушим... Только надо будет узнать, кто вожак этих наглецов. Я ему
не прощу моих спаленных стогов.
наглая морда, как у волка. И никакого тебе почтения.
убить - глупость. Таким когда-то ноги целовали. Помнишь, как она на балу в
старинном наряде лебедем плыла! Ух-х!
как Раман кричал, когда его в трясину загнали? Говорил, что из гроба нас
выдаст. ан, видишь, молчит.
мои ноги по траве, кое-где я опять полз.
были кони. Они скрылись за гривкой кустарника, я замедлил шаги, боясь
нарваться на них, а в следующее мгновение услышал стук копыт.
гнавших коней от креста Рамана на юго-восток.
мной, что пощады ожидать нечего, упустил двух бандитов да еще так жестоко
ошибся в Бермане. Я, конечно, убедился, что он темная личность: вскрыл мое
письмо и зачем-то пошел на это страшное место, где нашел погибель. Сам факт
этой смерти заслонил от меня все остальные его грехи. Но из подслушанного
разговора я узнал многое и, прежде всего, знал теперь одного из диких
охотников. История со спаленными стогами выдала его. Стога сгорели у
шляхтича Марка Стахевича, которого я видел на пирушке у Дубатоука. И этот
человек был тогда секундантом Вароны. Пускай я ошибся в Бермане, но в Вароне
я, кажется, не ошибаюсь. И он будет моим. Только сейчас нужно больше
решимости...
голосил, плакал нечеловеческий голос:
потом! Раман! Раман!
всадников, что мелькали в самом конце залитой лунной дымкой аллеи. Когда я
выстрелил первый раз - кони бросились в чащу и исчезли, как будто их никогда
и не было. Это было похоже на страшный сон...
деревом, насчет обещания Рамана выдать убийц после смерти и подумал, что,
может, Раман оставил в доме или на месте своей смерти какую-то улику,
которую проглядели тогда даже зоркие глаза Рыгора.
неплохой ходок, но едва успевал за этой долговязой фигурой. На первый взгляд
могло показаться, что Рыгор шел медленно, но движения его были размеренными,
и ноги он ставил не так, как обычные люди, а носками внутрь: так ходят все
прирожденные охотники. Между прочим, замечено, что это делает каждый шаг
приблизительно на дюйм длиннее.
"Ликол..." - это начало фамилии. Пан не так расспрашивал. "Ликол" - это,
видать, прозвище. Треба спытать у пани Яноуской, кого так звали. Если знал
это прозвище Свецилович и даже, может, Берман, значит, она тоже должна
знать.
погиб отец Надзеи Рамановны. Мы переворошили всю сухую траву, хотя глупо
было здесь что-либо искать спустя два года. И наконец подошли к тому месту,
где над трясиной был небольшой обрыв.
росшего когда-то здесь дерева. Его корни, словно могучие змеи, оплетали
обрыв, спускались, словно желая напиться, в трясину или просто висели в
воздухе.
корень, но не дотянулся.
чуть удерживаясь на маленьких скользких уступах крутого склона. Под корнями
действительно оказалась яма, но в ней ничего не было.
пластом ила. Он мог кинуть, но ведь минуло два года, земля в ямке осыпалась
и захоронила то... ту вещь.
хотите верьте, хотите нет - вскоре пальцы мои наткнулись на что-то твердое.
На моей ладони лежал портсигар из "птичьего глаза". Больше в яме ничего не
было.
перемешанного с глиной. В портсигаре лежал кусочек белой ткани, видимо,
вырванной из сорочки зубами. И на этой тряпочке были едва различимые
порыжевшие буквы: "Варона уби..."
убил Варона, или просьба к Вароне убить кого-то! Рыгор глядел на меня.
брать.
церкви. Слишком уж они святые да божьи. Режут с именем святой троицы на
устах. Они придут завтра, потому что потеряли терпение. Им нужно избавиться
от тебя. - Помолчал, глаза полыхнули недобрым пламенем. - Завтра, наконец,
приведу мужиков. С вилами. И тебе дадим. Если с нами, то до конца. Будем
караулить у поваленной ограды. И всех положим, всех. Под самый корень,
чертово семя...
одна. У нее сидел пан Гарабурда. В последние дни Яноуская избегала меня, а
когда мы встречались - отводила потемневшие, грустные, как осенняя вода,
глаза.
смотрел на святого Юрия, такой же могучий и высокий, как статуя. Яноуская
пришла, и Рыгор, порядком наследивший на полу, стыдливо спрятал под кресло
ноги. Но голос его, когда он обратился к ней, был по-прежнему грубый, только
где-то в глубине что-то чуть заметно дрожало.
пару ружей. Завтра мы покончим с ними.
вы человека, фамилия которого начинается с "Ликол...". Теперь я хочу
спросить, не знаете ли вы человека, прозвище которого Ликол, просто Ликол?
Это самый опасный человек в банде, возможно, даже ее главарь.
расширились, застыли в ужасе. - Нет! Нет!
чистосердечный. Он держал Свециловича и меня на коленях. Тогда наш детский
язык не мог вымолвить его имя, мы его коверкали, и так родилось прозвище,
которым мы называли его только между собой. Немногие знали это.