Чтение 34–й страницы книги ~Вариант "Омега"~

Шлоссер, переиграет русского, повернет игру в свою пользу.

- Это совет? - быстро спросил Скорин.

- Нет. И давайте перейдем к действительности. Вы ясно представляете
ситуацию, в которой находитесь? Предположим, вы отказываетесь от
сотрудничества со мной...

- Точно, отказываюсь.

- Что делаю я? Сегодня вечером я по вашей рации, используя ваш шифр,
начинаю радиоигру.

- Москва знает мою руку, майор.

- Учитываю. У нас имеется магнитофонная запись двух ваших шифровок,
хороший радист в состоянии подделать почерк. Я допускаю, в городе имеется
человек, через которого Москва может проверить вас. - Шлоссер рассуждал
вслух, делал паузы, задумывался, задавал вопросы, не ждал ответа. - Это не
страшно, коллега. Живете здесь, изредка появляетесь в городе. Любая проверка
подтвердит мои сообщения. Вышлют связного? Я приму шифровку, буду знать
место и время встречи. Мы возьмем связного, попытаемся перевербовать его.
Да, да, знаю, с русскими это редко удается. Что ж, тогда - расстреляем. Я
успею передать от вашего имени уйму дезинформации. В конце концов Москва
убедится в вашем предательстве, мы постараемся подбросить соответствующие
факты...

- Вы захватили меня, расстреливайте! - чуть не крикнул Скорин, встал и,
прихрамывая, отошел от стола.

- Вы мне нужны живым, капитан. Для своего народа вы человек потерянный.
Кто узнает о вашей стойкости? Соглашайтесь работать, я не заставлю вас
делать подлости. Мало того, чтобы в вас не сомневались, я снабжу вас ценной
информацией. Вы принесете своим некоторую конкретную пользу. Связной не
провалится. Он останется жив.

Необходимо любым путем втянуть русского в сотрудничество, пусть даже не
искреннее. Главное, чтобы он вступил в игру, дальнейшее зависит от искусства
партнеров. В своих силах Шлоссер не сомневался.

- Вы мне нужны, чтобы, анализируя задания вашего Центра, я мог знать, чем
конкретно интересуется русская разведка.

- И только? - спросил Скорин.

- Конечно, изредка я через вас буду передавать такие сведения, которые
выгодны нам, - полагая, что русский оценит откровенность, ответил Шлоссер и
продолжал:

- Предупреждаю, если вы не согласитесь на условия либо, приняв их,
нарушите - попытаетесь бежать либо выкинете какой-нибудь иной номер, -
покончите жизнь самоубийством... - Барон, давая русскому время вникнуть в
смысл, выдержал паузу. - Я обеспечу ваш Центр такой информацией, что ни один
человек на площади Дзержинского не станет сомневаться в вашем предательстве.
Тогда уж действительно и ваши дети не будут гордиться вами.

- Продолжайте.

- Не забывайте, мне известны ваш шифр, почерк, время выхода в эфир. -
Шлоссер понимал, что не сломил противника, русский - идейный враг, он
никогда не пойдет на сотрудничество искренне. Тем лучше, в Москве знают
характер и стойкость своего разведчика, будут верить до конца! Именно такой
человек и нужен, пусть только начнет игру. Барон решил дать русскому надежду
на возможную победу в конце операции.

- Кто знает, ход войны может измениться, - философски произнес он.

- Уже изменился. Мы разбили фашистов под Москвой, будем бить, пока не
дойдем до Берлина.

Шлоссер чуть было не сказал, что русский фанатик, сдержался и повернул
разговор в нужное русло.

- Пока об изменении говорить рано. Но если ваша армия войдет в Европу и
ход войны действительно изменится, интересы нации потребуют от меня совсем
иного...

Шлоссер подошел к Скорину, взял его за плечо.

- Тогда, капитан, я предложу вам свои услуги. Вы завербуете меня, станете
героем. Не улыбайтесь, вы по большому счету поможете своей нации. Знаете,
сколько стоит такой агент, как я?

- Много, барон. - Скорин опустил голову. - Дайте подумать.

***

- Вы готовы, капитан? - весело спросил Шлоссер, входя в гостиную.

- Да. - Скорин осмотрел рацию, положил перед собой часы. - Осталось две
минуты.

Шлоссер взял листок, перечитал текст составленной Скориным радиограммы:
"Познакомился вдовой Фишбах, часто бываю гостях, намерен поселиться
постоянно, дом представляет большой оперативный интерес. Бывают
информированные люди. Сергей".

- Вот получите разрешение своего начальства, станете здесь жить
официально. - Шлоссер испытующе посмотрел на Скорина. - Широкий круг
знакомств даст вам возможность располагать интересной информацией.

Скорин кивнул, подвинул ближе листок с колонками цифр и положил руку на
ключ. Ровно в двадцать три часа рация заработала. Скорин отстучал
радиограмму, через тридцать секунд повторил ее и отошел от стола.

- Мавр сделал свое дело, - сказал он глухо и неожиданно повысил голос:

- Чтобы из квартиры работать последний раз, майор. Ваши пеленгаторы
засекут квадрат, начнут докладывать, вы не будете принимать меры, и сразу
уйма людей поймет в чем дело. Сообразят, что рация работает под крылышком
абвера.

- Хорошо, хорошо. В будущем, капитан, будем работать из машины. - Шлоссер
убрал рацию в чемодан. - Не знаете, где Лота?

- Нет. - Скорин стучал пальцами по столу, повторяя только что переданное
сообщение. Не ошибся ли, правильно отстучал: не Сергей, а ваш Сергей.
Подпись "ваш Сергей" означала, что он находится в руках у немцев.

Лота сидела в библиотеке и разглядывала подшивку французских журналов
начала двадцатых годов. Увидев Шлоссера, она отложила журналы.

- Что с вами, барон?

Шлоссер опустился в кресло, положил чемодан с рацией на колени и
вздохнул.

- Се ля ви, фрейлейн. Чтобы жить, надо уметь побеждать. - Подвинул
девушке телефон. - Вызовите сюда радиста, затем соедините меня с Берлином, с
квартирой адмирала.

- Вы меня звали, господин майор?

Шлоссер долго смотрел на радиста, не понимая, зачем он явился, затем
отдал чемодан.

- Запри дверь. Прослушай и расшифруй, вот оригинал. - Он протянул радисту
листок.

- Барон, Берлин на проводе.

Несколько минут трубка молчала, затем раздался сонный голос Канариса.
Барон улыбнулся и ровным голосом сказал:

- Здравствуйте, господин адмирал. Прошу извинить меня за поздний звонок.
Племянник дал первый концерт. Можете не сомневаться. Спокойной ночи,
господин адмирал. Спасибо. - Шлоссер положил трубку.

- Я бы не доверяла русскому, барон, - сказала Лота. - Мне не нравится его
взгляд. Не мог он как-нибудь предупредить Москву, что арестован?

Шлоссер почти нежно посмотрел на девушку.

- Молодец, Лота. Вы делаете успехи. - Он повернулся к радисту, который,
надев наушники, что-то писал. - Ну, что?

- Пожалуйста. - Радист протянул свои записи.

Шлоссер сравнил их с текстом шифровки и вздохнул:

- Ах, капитан, капитан. Вырезай из пленки слово "ваш" и отправляй в эфир.

- Что такое, барон? - поинтересовалась Лота.

- Капитан думал, что работает в эфир, а мы вмонтировали в передатчик
магнитофон, шифровка в эфир не пошла, а записана на пленку. Сейчас мы ее
прослушали, выяснили, что русский добавил одно слово. Ефрейтор ножницами
условный сигнал уберет, пленку склеит и тогда, - Шлоссер улыбнулся, - только
тогда, дорогая Лота, шифровка пойдет в Москву.

Девушка посмотрела на барона и тотчас отвернулась. Он сидел, развалившись
в кресле. Лота чуть ли не физически ощущала его усталость. Лоте стало
стыдно, что в эти последние, тяжелые для него дни она мешала барону. Не
понимая, осуждала его. Она чувствовала, что Шлоссер сейчас думает о ней.
Лота взяла с полки какую-то книгу, не понимая текста, перевернула несколько
страниц. Она испугалась своей беспомощности. Если он скажет: "Идем", - она
пойдет.

Шлоссер легко поднялся, выхватил у Лоты книгу, поставил ее на место. Взяв
девушку под руку, вывел из библиотеки.

У комнаты Лоты Шлоссер остановился, повернул ее к себе, заглянул в лицо и
неожиданно подмигнул:

- Спокойной ночи, Лота.

- Спокойной ночи, Георг. - Она обняла его и поцеловала.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Скорин шел по Таллинну. Все было так же, как и трое суток назад.
Разведчик не изменился, только чуть побледнел. Да еще новая, отлично
подогнанная форма из генеральского сукна. Скорин не оглядывался, не
проверял, есть ли за ним наблюдение, он знал - наблюдение и охрана ведутся
неотступно. Об этом надо забыть, чувствовать себя, словно этого нет. Но
сколько он ни внушал себе эту мысль, невидимое присутствие абвера давило.
Правда, он теперь гарантирован от каких-либо нежелательных случайностей:
капитан вермахта располагал охраной, какой пользовались лишь высшие чины
германской армии.

В Москве майор Симаков, наверное, ломает голову: почему он, Скорин, не
согласовал с Центром переход к варианту "Зет"? Майор не знает, что они
просчитались со временем: как высоко ни оценивали Шлоссера, все-таки
недооценили. Недаром Канарис так любит барона. Если бы не опала у фюрера,