ступенькам в темную переднюю.
гайдук в три аршина ростом, с упитанной физиономией, во вкусе старинного
польского холопства.
покрытый мягким ковром; стены, отделанные под дуб; потолок, покрытый
сплошным слоем сквозных арабесок, и самая роскошная лестница с мраморными
белыми ступенями и массивными бронзовыми перилами. По бокам лестницы
тянулась живая стена из экзотических растений, а внизу, на мраморных
пьедесталах, покоились бронзовые тритоны с поднятыми кверху хвостами,
поддерживая малюток-амуров, поднимавших кверху своими пухлыми ручонками
тяжелые лампы с матовыми шарами.
Привалову освободиться от верхних пальто.
объяснил Половодов Привалову, когда они поднимались по лестнице.
ссорились бабы; крикливые, высокие ноты так и лезли в ухо. Заметив
вопросительный взгляд Привалова, Половодов с спокойной улыбкой проговорил:
управляющим... Ха-ха!.. Это у них так, между прочим; в действительности они
жить один без другого не могут.
двери, которая вела в кабинет хозяина. Из-за этой двери и неслись крики, как
теперь явственно слышал Привалов.
дверь в кабинет.
мешало ему видеть всякого входившего в кабинет - стоило поднять глаза к
зеркалу, которое висело против него на стене. Из всей обстановки кабинета
Ляховского только это зеркало несколько напоминало об удобствах и известной
привычке к роскоши; все остальное отличалось большой скромностью, даже
некоторым убожеством: стены были покрыты полинялыми обоями, вероятно, синего
цвета; потолок из белого превратился давно в грязно-серый и был заткан по
углам паутиной; паркетный пол давно вытерся и был покрыт донельзя
измызганным ковром, потерявшим все краски и представлявшимся издали большим
грязным пятном. Несколько старых стульев, два небольших столика по углам и
низкий клеенчатый диван направо от письменного стола составляли всю
меблировку кабинета. Письменный стол был завален деловыми бумагами и
расчетными книгами всевозможных форматов и цветов; ими очень искусно было
прикрыто оборванное сукно и облупившаяся ореховая оклейка стола.
небольшая тощая фигурка представлялась издали таким же грязным пятном, как
валявшийся под его ногами ковер, с той разницей, что второе пятно помещалось
в ободранном кресле. Несмотря на то, что на дворе стояло лето, почерневшие и
запыленные зимние рамы не были выставлены из окон, и сам хозяин сидел в
старом ваточном пальто. Его длинная вытянутая шея была обмотана шарфом. По
наружному виду едва ли можно было определить сразу, сколько лет было
Ляховскому, - он принадлежал к разряду тех одеревеневших и высохших, как
старая зубочистка, людей, о которых вернее сказать, что они совсем не имеют
определенного возраста, всесокрушающее колесо времени катится, точно минуя
их. Такие засохшие люди сохраняются в одном положении десятки лет, как те
старые, гнилые пни, которые держатся одной корой и готовы рассыпаться в пыль
при малейшем прикосновении. Большая голова Ляховского представляла череп,
обтянутый высохшей желтой кожей, которая около глаз складывалась в сотни
мелких и глубоких морщин При каждой улыбке эти морщины лучами разбегались по
всему лицу. Ляховский носил длинные усы и маленькую мушку под нижней губой;
черные волосы с сильной проседью образовали на голове забавный кок. Синие
очки не оставляли горбатого носа, но он редко смотрел в них, а обыкновенно
поверх их, так что издали трудно было угадать, куда он смотрит в данную
минуту. В высохшем помертвелом лице Ляховского оставались живыми только одни
глаза, темные и блестящие они еще свидетельствовали о том запасе жизненных
сил, который каким-то чудом сохранился в его высохшей фигуре. Альфонс
Богданыч представлял полную противоположность рядом с Ляховским: толстый, с
толстой головой, с толстой шеей, толстыми красными пальцами, - он походил на
обрубок; маленькие свиные глазки юлили беспокойным взглядом около толстого
носа.
Ляховский бабьим голосом. - Нет, нет, нет... Я не позволю водить себя за
нос, как старого дурака.
медленным движением откладывая на счетах несколько костяшек.
советуете успокоиться! Да... петлю, петлю! А Привалов здесь, в Узле, вы это
хорошо знаете, - не сегодня-завтра он явится и потребует отчета Вы
останетесь в стороне...
Половодов - Имею честь рекомендовать Сергей Александрыч Привалов, Игнатий
Львович Ляховский...
протягивая Привалову свою сухую, как щепка, руку. - Я так рад вас видеть,
познакомиться... Хотел сам ехать к вам, да разве я могу располагать своим
временем: я раб этих проклятых дел, работаю, как каторжник.
мизерную фигурку знаменитого узловского магната. Тот Ляховский, которого
представлял себе Привалов, куда-то исчез, а настоящий Ляховский превосходил
все, что можно было ожидать, принимая во внимание все рассказы о
необыкновенной скупости Ляховского и его странностях. Есть люди, один вид
которых разбивает вдребезги заочно составленное о них мнение, - Ляховский
принадлежал к этому разряду людей, и не в свою пользу.
головой, как фарфоровый китаец. - Вы, конечно, уже слышали, какой переполох
устроил этот мальчик, ваш брат... Да, да Я удивляюсь. Профессор Тидеман -
такой прекрасный человек... Я имею о нем самые отличные рекомендации. Мы как
раз кончили с Альфонсом Богданычем кой-какие счеты и теперь можем приступить
прямо к делу... Вот и Александр Павлыч здесь. Я, право, так рад, так рад вас
видеть у себя, Сергей Александрыч... Мы сейчас же и займемся!..
Привалов, усаживаясь на место Альфонса Богданыча, который незаметно успел
выйти из комнаты.
поджарые ноги; он смотрел на Ляховского и Привалова таким взглядом, как
будто хотел сказать: "Ну, друзья, что-то вы теперь будете делать Посмотрим!"
Ляховский в это время успел вытащить целую кипу бумаг и бухгалтерских книг,
сдвинул свои очки совсем на лоб и проговорил деловым тоном:
сигары...
сигар, щелкнул по его дну пальцем и с улыбкой доктора, у которого только что
умер пациент, произнес:
выкурил!.. Да, он по две сигары выкуривает зараз, - проговорил Ляховский и,
повернув коробку вверх дном, печально прибавил: - Теперь ни одной не
осталось...
глазами. - Я захватил с собой...
забавлять.
сигар... У вас, Александр Павлыч, наверно, регалии... Да? Очень хорошо...
Веревкин очень много курит сигар.
бумаги. Нужно сознаться, что он знал все дело, как свои пять пальцев, и
артистически набросал картину настоящего положения дел по опеке. Как
искусный дипломат, он начал с самых слабых мест и сейчас же затушевал их
целым лесом цифровых данных; были тут целые столбцы цифр, средние выводы за
трехлетия и пятилетия, сравнительные итоги приходов и расходов, цифровые
аналогии, сметы, соображения, проекты; цифры так и сыпались, точно Ляховский
задался специальной целью наполнить ими всю комнату. Привалов с напряженным
вниманием следил за этим цифровым фейерверком, пока у него совсем не
закружилась голова, и он готов был сознаться, что начинает теряться в этом
лесе цифр. Чтобы перевести дух, он спросил Ляховского:
отчета по опеке... Позвольте мне взглянуть на нее.
картонках и, взглянув в окно, оставил бумаги.
исчез из кабинета; в полуотворенную дверь донеслось только, как он быстро
скатился вниз по лестнице и обругал по дороге дремавшего Пальку.
подводя Привалова к окну. - Удивительный человек этот Игнатий Львович.
как давеча. В окно Привалов видел, как Ляховский с петушиным задором
наскакивал на массивную фигуру кучера Ильи, который стоял перед барином без
шапки. На земле валялась совсем новенькая метла, которую Ляховский толкал
несколько раз ногой.
голосом выкрикивал Ляховский. - Ведь у тебя третьего дня была новая метла! Я
своими глазами видел... Была, была, была, была!..