не отрезветь! Сгустится смерти ночь, но мне и в смертный час страстей не
превозмочь! И мы, mon bien-aime, уснем с тобою оба свинцовым вечным сном
под черной крышкой гроба. Но юношей краса из мира не уйдет, и тот же стон
сердец пронзит небесный свод.
восхищаешься? Tu ne connais pas done le vers alexandrin - ni le dieu
voleur, toimeme si divin! [Ты ведь никогда не слыхал александрийских
стихов - и не знал бога воров, хоть ты и сам божествен! (франц.)]
себя от умиления, и должен сознаться, что все эти хвалы и славословия,
вылившиеся в стихи, под конец сильно меня возбудили. И хотя жертва,
которую я принес первому нашему объятию, полностью меня опустошила, Диана
убедилась, что я снова готов к любви, убедилась с характерным для нее
смешением растроганности и восторга. Мы снова слились воедино. И что же?
Отказалась она от того, что называла самоотрицанием духа, от этой болтовни
об унижении? Нет!
раба! Обойдись со мной как с последней девкой. Я не заслуживаю другого
обхождения, для меня это будет блаженством!
измышляла.
Филибер. Право же, я этого стою и буду тебе только благодарна. Вон твои
подтяжки, возьми их, любовь моя, переверни меня и отстегай до крови.
быть, это тебя вознаградит за то, в чем я, просто в силу своих вкусов,
вынужден тебе отказать. Скажи, когда ты, приехав сюда, распаковала или
велела распаковать свой чемодан, самый большой, ты не обнаружила никакой
пропажи?
(франц.)] Я лежу в постели с вором! C'est une humiliation nierveilleuse,
tout a fait excitante, un reve d'humiliation! [Это чудесное унижение,
такое возбуждающее, мечта, а не унижение! (франц.)] Не только холоп, но
еще и вор вдобавок!
обязан попросить у тебя прощения. Не мог же я предвидеть, что мы будем
любить друг друга. Я бы, конечно, избавил тебя от страха и огорчения
лишиться дивных топазов, бриллиантовой цепочки и всего остального.
искала шкатулку. Но я? Да я и двух минут не огорчалась из-за этой ерунды.
Что мне эти украшения? Ты их украл, любимый, значит они твои. Оставь их
себе. А что ты мог с ними сделать? Ах, да мне все равно. Мой муж, завтра
он за мной приедет, набит деньгами! Его фабрика, да будет тебе известно,
делает унитазы. А этот товар, как ты сам понимаешь, нужен каждому.
Страсбургские унитазы фирмы Гупфле - спрос на них огромный, их
экспортируют во все концы света. Он осыпает меня драгоценностями - из-за
нечистой совести, конечно - и купит мне куда более красивые вещи, чем те,
что ты украл. Ах, насколько же мне вор дороже уворованного! Гермес! Ты
Гермес! Хоть ты и не знаешь, кто он такой! Арман?
я закрою глаза и притворюсь, что сплю. Но украдкой буду наблюдать, как ты
крадешь. Вставай, не надо одеваться, и иди воровать, бог воров. Ты стащил
еще далеко не все, что я взяла с собой, а я на эти несколько дней до
приезда мужа ничего не сдала на хранение. Там, в угловом шкафчике, на
верхней полке справа, лежит ключ от комода. А в комоде, под бельем, ты
найдешь уйму всякой всячины. И деньги тоже. Иди, иди воровать, ступай
неслышно, как кошка! Ведь не откажешь же ты своей Диане в таком
удовольствии!
милое дитя! Это было бы уж очень не gentlemanlike [по-джентльменски
(англ.)] после всего, что произошло между нами.
спокойным видом, что в дороге меня обворовали. Такие вещи случаются.
Богатая женщина может себе позволить быть немного рассеянной. Что пропало,
то пропало, и вора искать уже поздно. Нет уж, будь покоен, с мужем я
как-нибудь договорюсь.
тебя смотреть. Я тушу свет.
мрак.
поскрипывать у тебя под ногами, слышать твое дыхание, когда ты откроешь
комод, и то, как добыча тихонько звякнет у тебя в руках. Иди, бережно
высвободись из моих объятий, крадись, найди и возьми! Это апофеоз моей
любви...
рукой, впрочем, это было нетрудно сделать: в вазочке на ночном столике
лежали кольца, а чуть подальше на стеклянную доску стола, возле кресла,
было брошено жемчужное ожерелье, которое она надевала к обеду. Несмотря на
полную темноту, я тотчас же нашел в угловом шкафчике ключ от комода, почти
неслышно открыл верхний ящик и, сунув руку под белье, нащупал
драгоценности: подвески, браслеты, аграфы и несколько кредитных билетов.
Все это я добропорядочно снес к ней на кровать, но она прошептала:
вещи к себе в карман, оденься и удирай, как положено вору. Живо, живо беги
отсюда! Я все слышала, слышала, как ты дышишь, совершая кражу, и сейчас я
позвоню в полицию. Или не стоит этого делать? Как по-твоему? Ну, как ты
там? Уже готов? Надел уже свою ливрею со всей любовно-воровской добычей?
Надеюсь, ты не стащил мой крючок для ботинок, нет, вот он здесь... Прощай,
Арман! Не забывай свою Диану, ибо в ней ты пребудешь вечно. Пройдут века.
Когда le temps t'a detruit, ce coeur te gardera dans ton moment benit
[время разрушит тебя, это сердце сохранит твой образ в самый
благословенный миг (франц.)]. Когда сокроет склеп мой прах и твой, Armand,
tu vivras dans mes vers et dans mes beaux romans [Арман, ты будешь жить в
моих стихах, в моих романах (франц.)]. Ты будешь жить в строках - толпе не
говори! - горящих пылом губ... твоих! Adieu, cheri [прощай, любимый
(франц.)].
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
необычному эпизоду целую главу, но и не без торжественности закончил ею
вторую часть моей исповеди. Подобное событие, конечно, навсегда остается в
памяти, и потому страстные мольбы героини этой ночи помнить о ней были
совершенно излишни. Такую, в полном смысле слова, оригинальную женщину,
как Диана Гупфле, и такую странную встречу не забываешь. Этим я хочу
сказать, что ситуация, в которой читателю довелось нас увидеть, как
таковая не повторялась в моей жизни. Конечно, путешествующие в одиночестве
дамы, да еще дамы на возрасте, отнюдь не всегда приходят в негодование,
обнаружив ночью у себя в спальне молодого человека, и не всегда в таких
случаях единственным их импульсом бывает - звать на помощь. Но если я
впоследствии и оказывался в подобных положениях (а я в них оказывался), то
по значительности и своеобразию они все же многим уступали той встрече, и
я, даже рискуя расхолодить интерес читателя к дальнейшей моей исповеди,
должен сознаться, что в будущем, как бы высоко я ни поднимался по
общественной лестнице, никто уже не разговаривал со мной александрийским
стихом.
поэтессы, я получил шесть тысяч франков от мсье Жан-Пьера, который без
устали хлопал меня по плечу. Но так как Гермес изъял из комода Дианы еще и
четыре тысячефранковых билета, спрятанных под бельем, то вместе с тем, что
у меня уже было, я стал обладателем капитала в 12350 франков. Разумеется,
я постарался недолго носить его в карманах и, оставив себе сотни две или
три франков на мелкие расходы, в первую же свободную минуту снес свои
деньги в "Лионский кредит", где мне открыли текущий счет на имя Армана
Круля.
Контровский Владимир
Володихин Дмитрий
Роллинс Джеймс
Кервуд Оливер Дж.
Никитин Юрий
Шилова Юлия