стойкость, а также то, что он взял на себя плети, предназначенные
мальчику, невольно вызвали уважение даже в грубой и низкой черни,
собравшейся поглазеть на любопытное зрелище; насмешки смолкли, и ничего не
было слышно, кроме ударов бича. Когда Гендона снова посадили в колоду, на
площади, которую еще недавно наполнял оскорбительный шум, царило
безмолвие. Король тихонько подошел к Гендону и сказал ему на ухо:
как тот, кто выше королей, уже создал тебя благородным; но король может
возвеличить тебя перед людьми.
плеч Гендона и шепнул:
живо чувствовал мрачный юмор своего положения, что едва мог удержаться от
улыбки. Вознестись сразу, раздетым и окровавленным, от позорного столба на
недосягаемую высоту графского достоинства - что может быть смешнее!
Теней превратился теперь в призрачного графа - головокружительный взлет,
особенно для бесперых крыльев! Если так будет продолжаться дальше, меня
скоро разукрасят, как майский шест, мишурными украшениями и призрачными
почестями; но хоть они сами по себе и не имеют цены, я буду ценить в них
любовь того, кто дарит меня ими. Лучше эти бедные, смешные почести,
которыми меня осыпают нежданно и непрошенно чистою рукою и от чистого
сердца, чем настоящие, покупаемые унижением у завистливых и корыстных
властей".
ним и так же безмолвно сомкнулась. По-прежнему было тихо, никто не решался
ни слова произнести в защиту или в похвалу осужденному; но уже то, что не
было слышно ни одной насмешки, само по себе служило данью уважения его
мужеству. Запоздалый зритель, не присутствовавший при том, что происходило
раньше, и вздумавший позубоскалить над осужденным и запустить в него
дохлой кошкой, был сразу сбит с ног и вышвырнут вон; а затем снова
наступила та же глубокая тишина.
29. В ЛОНДОН
получил приказ выехать из этого округа и никогда больше не возвращаться в
него. Ему вернули его шпагу, а также его мула и ослика. Он сел и поехал в
сопровождении короля; толпа со спокойной почтительностью расступилась
перед ними и, как только они уехали, разошлась.
Что ему делать? Куда направиться? Надо непременно отыскать влиятельного
покровителя, иначе придется отказаться от наследства и позорно признать
себя самозванцем. Но где же можно рассчитывать найти такого влиятельного
покровителя? Вот вопрос! У него мелькнула в голове мысль, которая
мало-помалу превратилась в надежду - очень слабую, но все же такую, о
которой стоило подумать за неимением другой. Рыцарь вспомнил, что ему
говорил старый Эндрюс о доброте юного короля и его великодушном
заступничестве за обиженных и несчастных. Не попытаться ли проникнуть к
нему и попросить у него справедливости? Да, но разве такого бедняка
допустят к августейшей особе монарха? Ну да все равно, пока нечего тужить;
еще будет время об этом подумать. Гендон был старый солдат, находчивый и
изобретательный; без сомнения, когда дойдет до дела, он придумает
средство. А теперь надо ехать в столицу. Быть может, за него вступится
старый друг его отца, сэр Гэмфри Марло, добрый старый сэр Гэмфри - главный
заведующий кухней покойного короля, или конюшнями, или чем-то в этом роде,
- Майлс не мог с точностью припомнить, чем именно.
определенная цель, уныние, омрачавшее его дух, рассеялось. Он поднял
голову и огляделся вокруг. Он даже удивился, как много они проехали, -
деревня осталась далеко позади.
свои мысли и планы. Грустное предчувствие омрачило только что народившуюся
радость Гендона; захочет ли мальчик вернуться в город, где всю свою
недолгую жизнь он не знал ничего, кроме голода, обид и побоев? Надо
спросить его, - все равно этого не избежать. Гендон придержал мула и
крикнул:
приключения все-таки не обошлось. Около десяти часов вечера девятнадцатого
февраля они въехали на Лондонский мост и очутились в гуще воющей,
горланящей, гогочущей толпы; красные, развеселые от пива лица блестели при
свете множества факелов. Как раз в ту минуту, когда путешественники
въезжали в ворота перед мостом, сверху сорвалась разложившаяся голова
какого-то бывшего герцога или другого вельможи и, ударившись о локоть
Гендона, отскочила в толпу. Вот как недолговечны дела рук человеческих:
прошло всего три недели со дня смерти доброго короля Генриха, не прошло и
трех суток со дня его похорон, а благородные украшения, которые он так
старательно выбирал для своего великолепного моста между первыми лицами в
государстве, уже начали падать... Какой-то горожанин, споткнувшись об
упавшую голову, ткнулся своей головой в спину стоявшего впереди. Тот
обернулся, свалил с ног кулаком первого подвернувшегося под руку соседа и
сам полетел, сваленный с ног товарищем упавшего.
все уже были полны спиртным и патриотизмом; через пять минут драка заняла
уже немалое пространство; через десять или двенадцать она занимала уже не
меньше акра и превратилась в побоище. Гендона оттеснили от короля, а оба
они затерялись в шумном водовороте ревущих человеческих скопищ.
30. УСПЕХИ ТОМА
терпя насмешки и побои от бродяг, то сидя в тюрьме с ворами и убийцами,
причем все считали его сумасшедшим и самозванцем, - мнимый король Том
Кенти вел совсем иную жизнь.
привлекательность в королевской власти. Королевское звание все больше
нравилось ему, и, наконец, вся жизнь его стала радостью. Он перестал
бояться, его опасения понемногу рассеялись, чувство неловкости прошло, он
стал держать себя спокойно и непринужденно. Как руду из шахты, добывал он
все нужные сведения от мальчика для порки.
и леди Джэн Грей, а затем отпускал их с таким видом, как будто для него
это дело обычное. Он уже не смущался тем, что принцессы целовали ему руку
на прощанье.
ночь; ему нравился сложный и торжественный обряд утреннего одевания. Он с
гордым удовольствием шествовал к обеденному столу в сопровождении
блестящей свиты сановников и телохранителей; этой свитой он так гордился,
что даже приказал удвоить ее, и теперь у него было сто телохранителей. Он
любил прислушиваться к звукам труб, разносившимся по длинным коридорам, и
к далеким голосам, кричавшим: "Дорогу королю!"
зале и притворяться, будто он не только повторяет слова, которые шепчет
ему лорд-протектор. Он любил принимать величавых, окруженных пышной свитой
послов из чужих земель и выслушивать любезные приветствия от прославленных
монархов, называвших его "братом". О, счастливый Том Кенти со Двора
Отбросов!
четырехсот слуг недостаточно для его величия, и утроил их число. Лесть
придворных звучала для его слуха сладкой музыкой. Он остался добрым и
кротким, стойким защитником угнетенных и вел непрестанную войну с
несправедливыми законами; но при случае, почувствовав себя оскорбленным,
он умел теперь обернуться к какому-нибудь графу или даже герцогу и
подарить его таким взглядом, от которого того кидало в дрожь. Однажды,
когда его царственная "сестра", злая святоша леди Мэри, принялась было
доказывать ему, что он поступает неразумно, милуя стольких людей, которые
иначе были бы брошены в тюрьму, повешены или сожжены, и напомнила ему, что
при их августейшем покойном родителе в тюрьмах иногда содержалось
одновременно до шестидесяти тысяч заключенных и что за время своего
мудрого царствования он отправил на тот свет рукою палача семьдесят две
тысячи воров и разбойников, - мальчик, полный благородного негодования,
велел ей идти к себе и молиться богу, чтобы он вынул камень из ее груди и
вложил в нее человеческое сердце.
маленького законного наследника престола, который обошелся с ним так
ласково и с такой горячностью бросился к дворцовым воротам, чтобы наказать
дерзкого часового? Да! Его первые дни и ночи во дворце были отравлены
тягостными мыслями об исчезнувшем принце; Том искренне желал его
возвращения и восстановления в правах. Но время шло, а принц не
возвращался, и новые радостные впечатления все сильнее овладевали душою
Тома, мало-помалу изглаживая из нее образ пропавшего принца; под конец
Ильин Андрей
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий