уже не мог бы оставаться на равной ноге с мальчишками. Я навсегда
превратился бы только в наблюдателя, и ребята стали бы относиться ко мне так
же, как к девчонкам.
соображениями, и не понимал, что поступать так, а не иначе заставляет меня
стремление добиться полноправия. Я действовал из неясных побуждений, которые
не мог объяснить. Так, когда передо мной вырастал мальчишка, решивший во что
бы то ни стало забросать меня илом, я полз прямо на него, не обращая
никакого внимания на летевшие в меня комья, и в конце концов, когда я
находился уже совсем близко и готов был схватиться с ним, он поворачивался и
удирал.
я принимал на себя сыпавшиеся удары, - ведь только таким путем я мог
добиться уважения, с которым дети относятся к победителям во всех играх.
лежать на воде лицом вниз, передвигаясь по дну с помощью рук, то уже
считалось/что ты научился плавать. Но я хотел плавать там, где глубоко, и
так как другие дети очень редко ходили на озеро, я стал ездить туда один.
террасам до берега, там раздевался, переползал камни и полосу ила и
добирался до песчаного дна. Вода там была мне по грудь, когда я сидел.
надо сгибать руки и выбрасывать их вперед так, чтобы они легко тли по воде,
не оказывая ей сопротивления. По картинкам у меня сложилось представление,
что процесс плавания заключается в движении вытянутых рук поочередно вверх и
вниз.
двигаться вперед я еще не умел. Только на втором году, поговорив у наших
ворот о плавании с одним "сезонником", я научился правильно двигать руками.
когда я почувствовал, что могу поплыть куда угодно. Я решил испытать себя
над "ямами".
голый на берегу, наблюдая за черными лебедями, которые далеко на воде то
поднимались, то опускались, плавая по крошечным волнам, и препирался с тем
Другим Мальчиком, который хотел, чтобы я отправился домой.
Никто в школе не способен этого сделать".
совсем открытое небу, и над ним всегда царило полное безмолвие. Изредка
раздавался крик лебедя, но это был печальный звук, лишь подчеркивающий
уединенность озера.
прямо, продолжал двигаться вперед, пока не добрался до края обрыва в темную,
холодную синеву. Тут я остановился, двигая руками и глядя вниз, в чистую
воду; в глубине на крутых склонах подводной террасы видны были длинные
бледные стебли водорослей, извивающиеся, как змеи.
купол неба и пол из синей воды. Я был совсем один в мире, и мне было
страшно.
повисших ног коснулись водоросли, потом соскользнули, и я поплыл по воде,
которая простиралась подо мной вниз до бесконечности.
ритмично двигая руками, повторяя себе снова и снова: "Не бойся, не бойся, не
бойся!"
берега, меня на мгновение охватил ужас, и я стал торопливо болтать руками в
воде, но внутренний голос продолжал упорно нашептывать свои слова, я
успокоился и снова поплыл медленно.
долгого путешествия, полного опасностей и лишений. Берег озера уже не
казался мне уединенным местом, где жил страх; это был чудесный зеленый
уголок, освещенный солнечными лучами, и я, насвистывая, стал одеваться.
ГЛАВА 22
усеянной листьями, сучьями и ветками, там и сям виднелись следы костров.
"Сезонники" и бродяги, проходившие мимо, часто отдыхали здесь, сбросив с
плеч дорожные мешки, или останавливались на минуту, чтобы окинуть
внимательным взглядом дом и кучу дров у крыльца, прежде чем зайти и
попросить поесть.
Она всегда давала им хлеба, мяса и чаю, не требуя за это нарубить дров.
этих людей. Он всегда называл их "путешественниками". Бородатых обитателей
зарослей он именовал "лесными птицами", а тех, кто приходил с равнин, -
"полевыми птицами". Отец умел сразу различать их и без труда угадывал, есть
ли у них что-нибудь за душой или нет.
делал вывод, что у парня нет ни гроша. "Если бы у него водились денежки, он
дошел бы до постоялого двора".
двери, и, если "сезонник", протягивая чайник матери, оставлял себе крышку,
отец улыбался и говорил: "Бывалый".
чайником.
которым и паршивой тряпки жалко, вот к ним и нужен особый подход. Положим,
тебе надо чаю и сахару, это тебе всегда нужно. Кладешь чуть-чуть заварки на
дно чайника - совсем немножко, так, чтобы хозяйка видела, что чаю у тебя
мало. Когда она подойдет к двери, ты чаю у нее не просишь, нет. Ты просишь
кипятку и говоришь: "Заварка в чайнике, хозяйка". Она берет чайник, но
крышку ты из рук не выпускаешь и, как бы невзначай, как будто ты только что
об этом вспомнил, обронишь: "Положите-ка сахарку, если не жалко". Наливая
кипяток в чайник, она видит, что заварки в нем так мало, что и на плевок не
хватит, и кладет свою. Ей, может, и не хотелось бы тратиться, но неприятно
давать чай как помои, и приходится подбавлять. Потом она насыпает сахару, и
у парня есть все, что надо.
нет крышки и видно, что тебе дают, хозяйке неловко смотреть тебе в глаза,
если чайник неполный.
позволь ей.
снимает ботинки и отдает бродяге.
или обувь, но ведь это все делают. Им больше всего нужна еда, особенно мясо.
А когда даешь еду, это стоит денег. Большинство людей предпочитает подарить
бродяге пару старых брюк, которые уже никто не носит. Когда ты вырастешь,
давай им мясо!
кормила уток и увидела бродягу, лежащего на земле. Его одеяло оледенело и
торчало колом, борода и усы были покрыты инеем. Когда он встал, то никак не
мог разогнуться, пока солнце не согрело его.
нашего дома, она посылала меня сказать ему, что он может переночевать в
сарае. Я всегда шел за ним в сарай, и мать посылала туда с Мэри ужин не
только для него, но и для меня. Она знала мое пристрастие к этим людям. Я
любил слушать их разговоры, рассказы о замечательных местах, в которых они
побывали. Отец говорил, что они просто морочат мне голову, но я этого не
думал.
откуда он пришел, кролики кишмя кишат, и, если хочешь поставить капкан, их
надо смести в сторону лопатой, чтобы освободить место.
"Век". Я спал на веранде позади дома и всегда так делал.
рту. - Фунт?
стороной руки капельки чая с усов и бороды.
положив рядом кирку и лопату.
маленькими, странными, черными глазами, в которых бегали искорки.
посмеивался над историями, которые я спешил ему пересказать. Мне казалось,
что он осуждает людей, от которых я их слышал.
веселые небылицы, чтобы смешить людей.