- Каждый день по утрам тут работаешь? - спросил я у Наоко.
- Да, эту работу в основном женщины делают из новоприбывших. Это ведь
несложно. Кроликов хочешь посмотреть?
Я ответил, что хочу.
Загон с кроликами находился за клеткой с птицами, там на рисовой соломе
спало примерно десять кроликов. Она подмела кроличий помет, насыпала в
кормушку корм, потом взяла на руки крольчонка и потрепала его по щеке.
- Хорошенький, да? - радостно сказала Наоко. Потом дала его мне подержать.
Этот теплый комочек с дрожащими ушами сжался от страха у меня на груди.
- Не бойся, дядя не страшный, - сказала Наоко, гладя крольчонка пальцем по
голове, и улыбнулась, глядя на меня. Она улыбалась так ослепительно и
беззаботно, что я сам не смог сдержать улыбку.
Я подумал, что же это все-таки было, когда Наоко вчера ночью приходила ко
мне. Ведь явно это была Наоко, настоящая, никакой это был не сон - ведь
она взаправду разделась и была голая передо мной.
Рэйко, мелодично насвистывая "Proud Mary", собрала мусор в виниловый пакет
и завязала его верх. Я помог отнести инструменты и мешки с кормом в
кладовую.
- Я утро больше всего люблю, - сказала Наоко. - Кажется, что все заново
начинается. Поэтому к обеду мне грустно становится. Вечер больше всего не
люблю. Каждый день с такими ощущениями и живу.
- С такими ощущениями вы и стареете, как я. Когда вам кажется : вот пришло
утро, а вот и ночь настала, - радостно сказала Рэйко. - И оглянуться не
успеете.
- Глядя на вас кажется, что вам стареть весело, - сказала Наоко.
- То, что годы уходят, это невесело, но желания опять стать молодой нет, -
ответила Рэйко.
- А почему? - спросил я.
- Да неохота все опять заново. Кому это захочется? - ответила Рэйко. И,
продолжая насвистывать "Proud Mary", закинула метлу в кладовую и закрыла
дверь.
Вернувшись в квартиру, они переобулись из сапог в кроссовки и сказали, что
теперь идут в поле. Рэйко сказала мне, что работа там совместная с другими
людьми, и смотреть особо не на что, так что лучше мне остаться да почитать
что-нибудь.
- Кстати, мы в ванной кучу нижнего белья грязного сложили, ты там постирай
все, ладно? - сказала Рэйко.
- Это что, шутка? - ошарашенно спросил я.
- Ну конечно, - засмеялась Рэйко. - Ясное дело, шутка. Какой ты наивный!
Правда, Наоко?
- Ага, - согласилась Наоко.
- Я тогда лучше немецкий поучу, - сказал я, облегченно вздохнув.
- Вот и умница, мы до обеда вернемся, так что учись тут, как следует. -
сказала Рэйко. Затем обе вышли из квартиры, над чем-то хохоча. Послышались
звуки шагов и голоса проходящих мимо людей.
Я пошел в ванную, еще раз умылся и постриг ногти на руках щипцами, которые
лежали там. для ванной, которой пользовались две женщины, все было весьма
скромненько. В одной куче стояли лишь питательный крем, мазь для губ, крем
от загара, лосьон, но ничего похожего на косметику тут не было.
Постригнув ногти, я пошел на кухню, сделал себе кофе, сел за стол. Я в
одной майке сидел на кухне в том месте, куда лучше падал солнечный свет, и
зубрил немецкую грамматическую таблицу, как вдруг мной овладело ощущение
нелепости происходящего. У меня появилось чувство, что неправильные
немецкие глаголы и этот кухонный стол разделяет просто невообразимое
расстояние.
В пол-двенадцатого женщины вернулись с поля, по очереди помылись под душем
и переоделись в чистую одежду. Затем мы втроем пошли в столовую и
пообедали, после чего пошли к главным воротам. В этот раз охранник был на
месте. Он сидел за столом и с аппетитом поедал то, что ему, по-видимому,
доставили из столовой. Из радиоприемника на полке лилась музыка. Когда мы
подошли, он сказал "О-о!" и поднял руку, приветствуя нас.
- Здравствуйте, - сказали мы.
Рэйко сказала ему, что мы трое идем погулять и часа через три вернемся.
- Ну хорошо, сходите. Погода, тем более, хорошая. дорога вдоль реки в
прошлый раз из-за дождя обвалилась, там опасно, так что туда не ходите, а
так ничего, проблем нет.
Рэйко вписала в список выходящих за территорию свое и Наоко имена и время
выхода за территорию.
- Хорошо вам погулять, - пожелал охранник.
- Какой приветливый, - сказал я.
- С головой у него малость того, - сказала Рэйко, крутя пальцем у виска.
Как и сказал охранник, погода была замечательная. Небо было
голубое-голубое, облако, разбитое на несколько полосок, протянулось по
нему, точно кто-то на пробу провел кистью с белой краской.
Какое-то время мы шли вдоль каменного забора "Амир"", потом пошли в
сторону от забора и стали подниматься по узкой крутой тропинке в гору.
Впереди шла Рэйко, посредине Наоко, я в самом хвосте.
Рэйко поднималась по узкой тропе уверенно, точно знала окрестные горы, как
свои пять пальцев. Я почти все время шел молча, стараясь не отставать.
Наоко была в одних джинсах и блузке, а куртку сняла и несла в руках. Я
шагал, глядя, как ее прямые волосы болтаются влево и вправо на ее плечах.
Наоко иногда оглядывалась и, встретившись со мной взглядом, улыбалась.
Тропа тянулась бесконечно, но Рэйко шагала, не останавливаясь, и Наоко, не
отставая, шла за ней следом, время от времени утирая пот. Я в походы не
ходил давно и потому задыхался.
- Всегда вы так в горы ходите? - спросил я у Наоко.
- Раз в две недели примерно, - сказала Наоко. - Тяжеловато, да?
- Ага, немного.
- Уже две трети прошли, еще чуть-чуть осталось. Ты ж мужик. Терпи, -
сказала Рэйко.
- Тренировки не хватает.
- С девочками меньше гулять надо, - пробормотала Наоко, точно говоря сама
с собой.
Хотелось что-то на это ответить, но воздуха не хватало, и язык не слушался.
Порой совсем рядом пролетали птицы с чем-то вроде красных хохолков на
голове. На фоне голубого неба они выделялись очень отчетливо. На полянах
вокруг цвели бесчисленные белые, синие и желтые цветы, и со всех сторон
слышалось жужжание пчел. Глядя на такие картины вокруг, я ни о чем не
думал и продвигался шаг за шагом вперед.
Еще минут через десять подъем кончился, и показалось ровное место вроде
плокогорья. Там мы немного отдохнули, утерли пот, перевели дыхание, попили
воды из фляги. Рэйко отыскала какую-то траву, сделала из ее листа свисток
и стала свистеть.
Тропа пошла под гору, по обе стороны теперь были заросли камыша. Минут
через пятнадцать мы прошли мимо какого-то селения, но людей видно не было,
и дома стояли брошенные. Некоторые дома совсем обвалились, и от них
остался один фундамент, но были и такие, что достаточно было открыть
ставни, и можно было заходить и жить. Мы сошли с дороги, идущей между
мертвыми домами.
- Еще лет семь или восемь назад тут люди жили, - рассказывала Рэйко. -
Вокруг одни поля были. Но теперь все уехали. Слишком тут жить тяжело.
Зимой снегу навалит, шагу никуда не ступить, да и земля не слишком хорошо
родит. В город если работать поехать, больше заработать можно.
- Жалко. В таких домах еще жить да жить, - сказал я.
- Одно время, было дело, хиппи тут жили, но как зима пришла, они тоже
сдались и уехали.
Мы покинули селение, а когда прошли еще немного, показалось что-то вроде
широкого пастбища, окруженного забором, а вдалеке было видно, как щиплют
траву лошади.
Вдоль ограды подбежала, помахивая хвостом, большая собака, обнюхала лицо
Рэйко, чуть не свалив ее с ног, потом стала ластиться к Наоко. Я свистнул
ей, она подбежала теперь ко мне и длинным языком стала лизать мне руки.
- Это с пастбища собака, - сказала Наоко, глада собаку по голове. - Ей уже
лет двадцать будет, да? Зубы стали слабые, твердую пищу почти не может
есть. Всегда перед кафе спит, а как шаги чьи-нибудь услышит, прибегает и
просит с ней поиграть.
Рэйко достала из рюкзака кусочек сыра, и собака, почуяв запах, подбежала к
ней и с радостью приняла угощение.
- Недолго с ней еще встречаться, - сказала Рэйко, гладя собаку по голове.
- Ближе к концу октября лошадей с коровами погрузят в грузовик и увезут в
стойбище ниже по течению. Их только летом сюда привозят на травке пастись,
а для туристов кафе маленькое держат. Туристы если на такси и приезжают,
то человек от силы двадцать в день. Попить чего-нибудь не хочешь?
- Да можно.
Собака побежала впереди, показывая дорогу к кафе. Это было старенькое
здание, покрашенное белой краской, с верандой спереди, а над стрехой
висела старая вывеска в виде чашки кофе. Собака первой поднялась на
веранду, улеглась на пол и прищурила глаза. Мы уселись за столик на
веранде, и из дома вышла девушка в куртке от тренировочного костюма и
белых джинсах, с волосами, увязанными в хвост, и радушно поприветствовала
Рэйко и Наоко.
- А это друг Наоко, - представила меня Рэйко.
- Здравствуйте, - поздоровалась девушка.
- Здравствуйте, - поздоровался я.
Пока они втроем болтали о том, о сем, я гладил по загривку улегшуюся под
столом собаку. Шея на загривке у нее, по-видимому действительно от
старости, была жилистая. Я почесал ее там, и она от удовольствия закрыла
глаза, шумно дыша.
- Как зовут собаку? - спросил я у девушки.
- Пепе, - ответила она.