смотреть никак нельзя, - отольются вам слезы нашей боеготовности,
отольются... учтите, вы доиграетесь.
в иллюминатор.
живых не будет.
родном носу: все кажется, не так скоблит; и в этот момент, если на вас
плюнуть сверху, вы не будете радостно, серебристо смеяться, нет, не
будете...
не иначе как "старый козел", заполз в умывальник.
зубки.
стоял одиноким пером.
конюшня, в душе - осадок и "зачем меня мать родила?". Жить воин в такие
минуты не хочет. Попроси у него жизнь - и он ее тут же отдаст.
перо внутренним займом. - Где моя амбразура...
всех бывает чесночный голод. Все нажираются, а потом хотят пить.
вспомнил Сашенька изречение кают-компании, потом он вытащил изо рта
ручку зубной щетки, плюнул в раковину плевральной тканью и открыл кран.
Военнослужащий сосет!!! Так, как сосет военнослужащий, никто не сосет.
немного.
дивизион, когда сосать стало нечего, - ну, суки, придете за таблетками.
Я вам намажу...
предательски залил середину штанов.
нервы, он закрыл кран и приступил к зубам.
Зрелище неаппетитное: шлепающий рот удлиняется белой пеной, все это
висит... В общем, ничего хорошего.
настраивает на лирический лад. Сашенька мурлыкал орангутангом, когда ЦГВ
- цистерна грязной воды - решила осушиться. Бывают же такие совпадения:
полный гидрозатвор сточных вод, с серыми нитями всякой дряни, вылетел
ровно на двадцать сантиметров вверх и, полностью попав в захлопнувшийся
за ним рот, полностью вышел через ноздри.
забрало. Первого же так ничего впоследствии и не понявшего трюмного он
замотал за грудки.
намажу. Я вам сделаю...
валяясь вперемешку.
ночью, а он наверху стоял, переминался, ждал, когда мы упремся в пирс
башкой, чтоб соскочить. А наша "галоша" сначала не спеша так на пирс
наползала-наползала, а потом на последних метрах - КАК ДАСТ! - и все
сразу же на три точки приседают, а Витенька у нас человек мнительный,
думает и говорит он с задержками, с паузами то есть, а тут он еще
туфельки надел, поскольку к бабе душистой они собрались, мускусом
сильным себя помочив, - в общем, поскользнулся он и, оставляя на пути
свои очертания, по корпусу сполз - и прямо, видимо, в воду между лодкой
и пирсом, а иначе куда он делся?
серые от воды тянутся к звездам, и где там Витя среди всей этой зимней
сказки - не рассмотреть. Все нагнулись, вылупились, не дышат - неужели в
лепешку? Все-таки наша "Маша" - 10 тысяч тонн - как прижмет, так и
останется от тебя пятно легкосмываемое.
"Ччччерт!" А помощник от счастья ближайшему матросу даже в ухо дал.
Живой! Мама моя сыромороженая, живой!!!
свела и грудь, и члены. Вытянули мы его, а шинель на нем ледяным колом
встала и стоит. Старпом в него тут же кружку спирта влил и сухарик в рот
воткнул, чтоб зажевал, как потеплеет.
с полведра глотанул, а изо рта у него сухарик торчит.
заволокли внутрь, и там силой согнули, посадили и давай спиртом
растирать, и вот он потеплел, потеплел, порозовел, и губы зашевелились.
свободнее, и вот он уже рысцой так, рысцой, заломив голову на спину, и
побежал-побежал, спотыкаясь, блея что-то по-лошадиному, и на бегу
растаял в тумане и в темноте полярной ночи совсем.
двухкомнатной квартире есть свои особенные прелести. Тут уже невозможно
замкнуться в собственной треснутой скорлупе; волей-неволей происходит
взаимное проникновение и обогащение и роскошь человеческого общения,
которая всегда, поставленная во главу угла, перестает быть роскошью.
Один из военно-морских мужей влез в ванну, предупредиа жену относительно
своей спины: жена должна была прийти и ее потереть. Но поскольку жена
должна была еще и приготовить обед, то вспомнила она о спине с большим
опозданием. В это время в ванне был уже другой, чужой муж, который тоже
дожидался, когда же придут и потрут, а ее собственный муж в это время
уже лежал на диване весь завернутый и наслаждался комфортом.
работает, ты дремлешь на диване, а на кухне, откуда тянет заманчивым,
кто-то погромыхивает кастрюлями.
жареной картошки, предстал намыленный розовый зад изготовившегося.
Мужские принадлежности довольно безжизненно висели.
просунув руку, несколько раз подбросила колокольчики и бубенчики.
ней голове, был глаз. Огромный, чужой, расширенный от ужаса ненамыленный
глаз.
роту как раз в тот день, когда в клубе шел фильм с таким названием.
снизу в полной темноте фонариком, и с ним можно грабить в подъездах
Когда он начинал говорить, щеки и подбородок у него подергивались, брови
залезали наверх, оловянные глаза смотрели поверх голов, а верхняя губа,
вздрагивая, обнажала крупные клыки. Мы обкакивались на каждом шагу.
слогам, подвывая. "Я пят-над-цать лет ка-пи-тан-лей-те- нант!" - любил
повторять он, и мы за это его называли "Пятнадцатилетним капитаном".