на полке место освободил. Что ты там еще интересненького вычитал?
России, оказывается, тоже масоны сделали. Керенский был масоном. И все
остальные. Ленин, наверное, тоже, но об этом не пишут. Вообще я поражен: как
какая-нибудь мало-мальски историческая личность -- так масон; как выдающийся
человек -- так масон...
были?
Жгутовича, и вдруг почувствовал в комнате бодряще-удушливый запах прачечной.
Это был вымывшийся Витек.
не скажешь. Есть много версий, написаны десятки книг... Но если все-таки в
двух словах, это такое тайное общество...
вроде как у нас на стройке тайное общество было. Три парня стройматериалы с
площадки коммуниздили и на сторону продавали, а нам, чтобы молчали, каждый
день выпивку ставили. Прорабу, правда, деньгами отдавали...
И ты на меня, Витек, не злись! Увы, путь к славе вымощен дерьмом. Но победа
не пахнет! Ради этого стоит потерпеть. А я со своей стороны обещаю: старушек
больше не будет. Договорились?
позвонил Одуев и сказал, что я должен срочно приехать к нему домой, что у
него намечается редкостная ночь поэзии и чтоб я обязательно прихватил с
собой "этого с кубиком Рубика и романом "В чашу".
ведь в стиральном порошке.
такое беспробудное состояние, на всякий случай сунул в портфель, кроме папки
с романом, еще и бутылку с остатками "амораловки".
17. НОЧЬ ПОЭЗИИ
Родине, но о неизбежном, как смерть, возвращении в Москву думали с ужасом. С
еще большим ужасом думал об этом сам Одуев. Видеомагнитофона, правда, уже не
было -- его все-таки украли. Зато на покрытом реликтовой пылью столе стоял
компьютер -- большая диковинка в те времена.
с Витьком, но при этом несколько раз чихнул из-за простынной свежести,
исходившей от моего воспитанника.
была незамысловатая: возникавший то в одном, то в другом месте экрана удав
жрал кроликов, и задача состояла в том, чтобы уберечь от него как можно
больше ушастых бедолаг. Если это удавалось, то на экране -- в качестве
поощрения -- появлялось какое-то членистоногое и принималось с тем же
энтузиазмом жрать беззащитных рыбешек. Задача же оставалась прежней.
всегда, в старенький кургузый костюмчик с галстуком необязательного цвета --
такие обычно повязывают безымянным покойникам, когда хоронят их за казенный
счет. (Запомнить!) Обтрепанные манжеты рубашки на несколько сантиметров
высовывались из коротких рукавов, и казалось, у Любин-Любченко вместо рук --
копыта. Дополнялось все это длинными немытыми волосами, ассирийской бородкой
и, главное, замечательно алыми, улыбчиво-лоснящимися губами. Словно он
только что съел намасленный блин и теперь удовлетворенно облизывается.
многозначительно хмур. На самовязаном свитере бессмысленно синел ромбик
выпускника технического вуза. Я почему-то сразу вспомнил один трамвайный
эпизод. Подвыпивший, уже явно успевший несколько раз упасть гражданин
настойчиво предлагал хорошо одетой интеллигентной гражданке безотлагательную
и неутомимую любовь, а когда был отвергнут, начал громко кричать: "Я
электротехникум закончил! А ты кто такая?" В конце концов его ссадили...
выпростал из манжеты маленькую сухую ручку.
как я и учил.
почему-то задержавшись на пятнистых десантных штанах.
спросил он, переводя глаза со штанов на доху.
теоретик.
Практик поэзии.
погладил узоры на Витькиной дохе.
Одну из них я тоже знал. Это была Стелла Шлапоберская с телевидения, давняя
подружка Одуева, от которой, как от осеннего гриппа, он никак не мог
отвязаться. С ног до головы одетая во все кожаное, Стелла напоминала
зачехленную вязальную машину. Она была коротко острижена (в пору моего
детства такая стрижка называлась "полубокс"), а в ушах висели огромные
серьги, похожие на елочные украшения. Вторая была совсем еще девочка, в
школьной форме и с толстой русой косой. Это с ней несколько дней назад Одуев
ужинал в ЦДЛ.
розовенькую ручку с чернильным пятнышком на среднем пальчике.
обалдевшего Витька прямо в губы. -- От вас пахнет мужской чистотой!
вспомнив о своем купании в стиральном порошке.
и, взяв Витька под руку, повлек к дивану, усадил и пристроился рядом.
дивану и села, прижавшись к Витьку с другой стороны.
Одуев и вытащил из-под стола две бутылки крепленого вина, которое тут же и
разлил в разнокалиберные чайные чашки.
ответа, просунула свою чашку под его руку и выпила. -- Пейте!
Стеллой в губы. Чуть отхлебнув вина, Любин-Любченко заботливо поднес Витьку
бутерброд. Настя опрокинула свою чашку резко и зажмурив глаза, точно
запивала анальгин.
Стелла.
Стелла, его неумолимая жрица! -- многозначительно сказал Любин-Любченко и
погладил руку оторопевшего Витька.
потом подошел к Насте, поцеловал ее в тонкую беззащитную шею и приказал:
низким, завывающим голосом начала: