хотят - не надо.
спать в подвале, разрешили взять несколько досок, и я сделал себе нары;
сторож оказался прекрасным стариком, он побывал едва ли не во всех
концлагерях у немцев, отовсюду сбегал, а его рассказ о том, как он вывалился
из тележки, когда его везли в крематорий... Только ради этого стоило
затевать дело. Представляете, было еще темно, шел дождь, а крематорий все
ближе, ближе, а они лежат в этой тележке и знают, ведь знают, что их в печи
везут... Дед, а он тогда был еще молодым парнем, взял да и выкатился из
тележки в канаву. А француз, дружок его, не смог, зацепился штаниной за
какую-то железку. И тогда крикнул моему деду, что за третьей доской на нарах
спрятан кусок хлеба в тридцать граммов, чтоб не пропал, съесть его надо. А
министр и говорит: пусть, дескать, моя организация напишет письмо его
организации, что она просит разрешить выпрямить небоскреб. А моя организация
отвечает, что письма написать не может, поскольку такие работы не выполняет.
Вот новый небоскреб возьмется построить, а старый выпрямить под силу только
хорошему, четко направленному землетрясению.
уже неделю выпрямляем... Верхний этаж на полметра вернулся, куда ему надо.
понадобится.
подоконнике. Накрытый тускло отсвечивающим колпаком, он казался неземным
предметом. - Вадька, ты должен помнить... Навел на низ, навел на верх,
кое-что умножил, кое-что разделил, ввел коэффициенты... Это все чепуха.
Главное - пошел домик, пошел. Я все боялся, что мне его с места не стронуть.
Стронул. Завтра пойду на прием к министру, буду пальцы ломать, буду дураком
прикидываться, глаза подкатывать, он тоже будет пальцы ломать, руки к груди
прижимать, дескать, не знаю, как вам помочь... Глазки делать будет, звонить
куда-то. Причем так будет спрашивать: правда, ведь мы не можем разрешить?..
Ну, конечно, я так и думал, я так и доложил товарищу Сподгорятинскому... А
товарищ Сподгорятинский уже неделя как в преступном сговоре со сторожем.
еще красивым плечом, когда оно прикрыто какой-нибудь тканью.
концлагерей бегал, не испытывал ничего остренького. Откровенно говоря, -
Вовушка перешел на шепот, - мы со сторожем, с Сергей Иванычем, поначалу
рванули лишку, и небоскреб повело больше, чем нужно. Теперь на место ставим.
спросила Наталья Михайловна.
обернулся к Анфертьеву:
свет в домах начал медленно гаснуть. И вдруг из анфертьевского окна вырвался
тонкий желтоватый луч и, пронзив облака, уперся в чернеющий контур
небоскреба.
Снова вспыхнули окна и продолжилась многосерийная передача о поимке опасного
преступника.
сантиметров. Сегодня к утру верхний этаж пройдет с полметра. Хочешь
посмотреть?
теряющейся среди звезд, на строительной площадке никого не было. Но вскоре
из тени вышел старик.
бутылки запросил, охламон поганый!
и уходит в какую-то щель. Сколько ни пытался он обнаружить следы работ,
усилия его были напрасны.
размягчаем грунт, и вся дура начинает клониться в эту сторону. Вот и все.
грунта, вес сооружения, глубину фундамента, местонахождение луны, все это
увязать и соответствующим образом рассчитать.
похвастался Вовушка, и глаза его при свете фонаря диковато сверкнули. -
Через неделю можно приглашать новоселов. Сколько же канцелярий здесь
поместится, сколько директоров с секретаршами, сколько шкафов с бумагами...
А как красиво засветятся окна зимним вечером или осенью сквозь мокрую
листву...
теодолита. Во время концерта Несравненной Аллы мне не удалось доказать его
силу.
небоскребы выравнивать. Но это еще ничего, спокойная работа... Приходилось
поезда останавливать, самолеты сажать. А помнишь ту историю со спутником?
накладка вышла - ромбододекаэдр перекошенным оказался, у него одна грань
отсутствовала. А спутник ничего, его потом восстановили.
заводоуправления, пробивая насквозь вылинявшие шторы. Где-то на втором этаже
с размеренностью дня и ночи, зимы и лета, жизни и смерти слышались шаркающие
звуки швабры. Покинув красноватые сумерки лаборатории, Анфертьев пересек
комнату бухгалтерии и вышел в коридор. Здесь было тихо и пусто. Воняло
перегретыми бумагами, потными телами, заводской гарью. Сквозь щель в двери,
подпертой половинкой кирпича, проникало яростное солнце, и сухая мелкая пыль
в его горячих лучах висела в воздухе, вихрилась галактиками, но не было
рядом Натальи Михайловны, которая всмотрелась бы в пылинки, и поняла бы их,
и сумела бы им понравиться. Раздвигая и круша эти вселенные, Анфертьев
прошел сквозь них, заперся в бухгалтерии и задернул штору, стряхнув с нее
несколько миллиардов вселенных, наполненных жизнью, страстями и бедами, до
которых никому в нашем мире не было никакого дела.
что весь мир в эти минуты должен быть раскален. Он постоял несколько
мгновений, давая возможность Сейфу узнать его. И, лишь ощутив соучастие,
сунул руку в карман. Ключ был теплым. Со знакомым металлическим стуком он
вошел в прорезь.
пахнуло спертым воздухом, пахнуло преступлением. В глубине мерцала
зеленоватая стеклянная банка, на треть заполненная мелочью. Это была ловушка
- медяки, пересыпанные каким-то порошком. Стоило коснуться монетки, и пальцы
тут же покрывались несмываемыми красными пятнами. И чем старательнее смывать
их, тем они будут становиться ярче, сильнее, постепенно охватывая всю
ладонь. Упаси вас Бог, ребята, коснуться в этот момент лица - оно тоже
сделается преступно красным, и тогда ничто не спасет вас от разоблачения.
всегда должным образом хранила служебную тайну. Что делать, бывают случаи,
когда, кроме одного человека, весь остальной мир не имеет ровно никакого
значения, более того, вы сомневаетесь, что он вообще существует, что есть на
свете что-то еще, кроме... В общем, понимаете.
сама банка, взял ее, встряхнул и ссыпал в приготовленный целлофановый
пакетик около дюжины монет. Больше ему не требовалось. Поставил банку с
мелочью на место, закрыл Сейф, вынул Ключ. Все это он проделал одной рукой.
А во второй, отставленной в сторону, держал пакетик с монетами. В
лаборатории положил пакет в ванночку, снял перчатки, бросил их в раковину,
залил водой. Вода осталась чистой. Тогда он отряхнул перчатки и положил на
полочку. Вернулся в бухгалтерию.
после этого отодвинул щеколду входной двери. Вернулся в лабораторию. Заклеил
целлофановый пакет, чтобы не вылетела ни одна пылинка зловещего порошка. Но
одну монету оставил, чтобы проверить возможности порошка. Осторожно подцепив
монету пинцетом, Анфертьев бросил ее в раковину. Вода тут же запылала алой
струей - из раненой монеты хлынула кровь.
проточной водой смыл краску с монеты. Содой протер раковину и снова все
смыл. - Ну, вот и все, - проговорил Анфертьев и, положив пакет с монетами в
коробку из-под пленки, сунул ее в нижний ящик стола. - Ну, вот и все, -
повторил Вадим Кузьмич, ощущая в душе прохладный сквозняк. Кто знает,
ребята, не дует ли вот такой сквознячок постоянно, не пронзает ли нас время
от времени насквозь, внушая дерзкие желания, устремления, поползновения? И
можно ли сказать твердо, когда мы бываем счастливы: прячась годами от этого
сквозняка или когда мы, продырявленные им и потому бесшабашные, готовы в
дорогу, готовы любить и ненавидеть, говорить правду и улыбаться, будто это
нам ничем не грозит? И как нужно жить - залечь в окопы или подняться во весь
рост под пронизывающий сквозняк, дующий откуда-то из глубин Вселенной? Знать