Чтение 34–й страницы книги ~Анелька~

- У нее малярия, - ответил шатен лаконично, не глядя на Драгоновича.

- Ма-ля-рия? - раздельно повторил старый лекарь, вставая. - Ага, эта
новая болезнь, которую выдумал там у вас, в Варшаве, великий Барановский или
великий Халубинский! Знаю я этих господ, которые лечат больных молоком и
свежим воздухом. Я направил к ним как-то пациента с сердечной болезнью, а
они объявили, что у него катар желудка, - это тоже их новое изобретение!
Ха-ха! Катар желудка... Жаль, что они не прописали ему нюхательный табак,
чтобы он вычихал свой катар!

Тут уже и шатен вскочил с места.

- Разрешите вам заметить, уважаемый коллега, - тон был раздраженный, -
что с диагнозом этих врачей в наших медицинских кругах считаются больше, чем
со всеми вашими здешними авторитетами вместе взятыми. А что касается катара
желудка...

Но Драгонович уже не слушал. Схватил со стола шляпу, надел ее тут же, в
комнате, и вышел, хлопнув дверью. В буфетной он обозвал молодого варшавянина
"фатишкой" и потребовал лошадей. Но, к счастью для всего страждущего
человечества, пани Вихшицкая перехватила обиженного эскулапа по дороге и,
чтобы успокоить его оскорбленное самолюбие, повела к двум заболевшим
батракам. Он написал им по два саженных рецепта и назначил кровососные банки
- по тридцати штук каждому.

Между тем молодой лекарь, утомленный путешествием от самой Варшавы,
глубже уселся в кресло и, подперев голову рукой, обдумывал план лечения
Анельки.

"Здесь имеется налицо лихорадка, упадок сил, мозговые явления, немного
задеты легкие. Пациентка жила в болотистой местности... Назначим прежде
всего хинин... крепкое вино... Да есть ли здесь выдержанное вино?.. Быть
может, мышьяк? Нет, не стоит!.. Как здесь душно! Или Acidum carbolicum
cristalisatum? Нет, бесполезно. А может, Acidum salicilicum? Но для чего?"

Так углубляясь в дебри фармакопеи, молодой лекарь искал все новых путей
и средств. Уже мелькала у него в уме идея нового, оригинального и вернейшего
способа лечения. Уже он этим способом мысленно снизил температуру у больной,
укрепил ее силы...

Но тут он крепко уснул.

Из комнаты, где он сидел, высокая двустворчатая дверь, украшенная
золоченой резьбой, вела в гостиную, где лежала Анелька.

Часть мебели отсюда вынесли, а оставшуюся отодвинули к стенам и покрыли
чехлами. Окна были открыты, но шторы опущены, и в комнате царил полумрак.

Анелька, вся в белом, лежала посреди гостиной на широкой кровати из
черного дуба. Ухаживала за ней Ягна. Бедная женщина до сих пор опомниться не
могла. Где она? Кто она теперь? Величина этой затемненной залы, множество
невиданных вещей ее пугали. В памяти бродили старые сказки о заколдованной
королевне и других чудесах, - слушать о них было очень любопытно, но когда
сталкиваешься с ними в жизни, они причиняют много хлопот и тревог. Черная
кровать с резьбой напоминала катафалк, мебель в чехлах - мертвецов в
саванах, фортепьяно - гроб, куда скоро уложат ее, Ягну. Да и убежать нельзя
- пол скользкий, как лед, сделаешь шаг, и тебя сразу кто угодно поймает!

Анелька почти все время лежала молча, с закрытыми глазами, как будто в
забытьи. После всех потрясений ею овладела апатия, она была сонная и вялая.
Бредовые видения рассеялись, все чувства притупились. Говорила она редко и
тихо, отрывистыми словами.

Когда из сада веял ветерок, комната наполнялась ароматом цветов,
птичьим щебетом, а порой сюда доносились веселые голоса здоровых людей. Но
обычно в узкий просвет между шторами видны были только зыбкие тени листьев,
слышался их шелест, как журчанье ручейка, быстро бегущего по камешкам, -
истинное подобие вечности.

А иногда кто-то стоял за окном и с любопытством заглядывал в эту
красиво убранную обитель горя. При виде таинственных фигур, то появлявшихся,
то бесшумно исчезавших, Ягна думала: "Быть может, это смерть заглядывает
сюда, чтобы узнать, не пора ли?.."

- Пить! - шепнула Анелька.

Ягна сорвалась со стула и поднесла к ее губам чашку с каким-то сладким
и прохладительным питьем.

- Что, уже вечер?

- Нет, паненка, еще и полдень не пробило.

Молчание.

- А что это так мелькает за окном?

- Это деревья, паненка, качаются в саду.

- А!.. Там хорошо, должно быть... А мне так скучно... Я так больна...

- Не горюйте, паненка, скоро поправитесь. Был уже тут и второй лекарь.
Из Варшавы, слышь, привезен. Осмотрел вас и даже рубашку расстегнул,
бесстыдник! Потом у меня стал все выспрашивать. А я давай ему рассказывать
(и немало, прости господи, наврала), так он даже за голову схватился и пошел
с тем старым совет держать. Уж что-нибудь да надумают вдвоем... Так шумели,
так шумели, что я испугалась - не дерутся ли?.. А мне вот о Кубе моем
забота: как-то он там один на хуторе? - заключила Ягна, думая о муже.

Анелька сплела худые пальчики и закрыла глаза. Она дышала часто и
прерывисто. Ягна умолкла и завозилась в мягком кресле, на котором она до сих
пор еще никак не умела сидеть. Сядет на краешек - и съедет, а опереться на
ручки не смеет. Глубоко усесться нельзя - а то еще, упаси бог, растянешься,
как на кровати.

Если бы ей дали простую табуретку, она бы сразу почувствовала себя как
дома, а с этими удобными креслами одни неприятности! Еще один такой день - и
впору хоть в окно выскочить да убежать на край света!

За садом послышался мерный стук брички на шоссе и тяжелый конский
топот.

- Едет кто-то!

Ягна оживилась - наконец-то она в этой смущавшей ее нарядной темнице
услышала отголоски, напоминавшие, что за ее пределами есть знакомый мир и в
нем - хутор, по которому она так соскучилась.

Грохот утих.

"К нам кто-то приехал", - подумала Ягна, недоумевая, кто бы это мог
быть.

В это время пани Вихшицкая, возвращаясь из флигеля, увидала за воротами
большую бричку и раскормленных лошадей, а на козлах - человека в
крестьянской одежде, но выбритого, как ксендз. Из брички вылезла какая-то
женщина и решительно направилась к дому.

Это была тетя Андзя. Увидев Вихшицкую, в которой она тотчас признала
особу своего круга, она обратилась к ней.

- Я - Анна Стоковская, - сказала она торопливо. - Я узнала, что здесь
дети пана Яна, Анелька и Юзек. Они мне племянники!

- А! - Пани Вихшицкая присела, склонив голову набок.

- Я как раз ехала на хутор, чтобы перевезти детей к себе, но по дороге
встретила хуторского приказчика, и он мне сказал, что дети здесь, у вас.
Можете себе представить, пани, - этот мужик едет сюда со всем хуторским
хозяйством!

- Знаю, знаю... его жена ходит за больной Анельцей, - прервала ее
Вихшицкая. - Простая баба... и если бы не упорство баронессы...

"Баронессы?" - удивилась про себя тетушка Андзя, а вслух сказала:

- Я хотела бы поговорить с баронессой. Поблагодарю ее за заботу о детях
и увезу их к себе.

Пани Вихшицкая ничего не ответила, только головой покачала. Она повела
приезжую в комнаты, затем пошла доложить о ней баронессе.

Тетушка Андзя села на плюшевый диван и, чтобы убить время, стала
рассматривать безделушки на столиках и картины, среди которых был портрет
мужчины в интендантском мундире.

"Богачка, сразу видно, - размышляла тетушка. - Значит, он был барон? Но
чего ей надо от детей? Кто ей про них дал знать? Должно быть, она добрая
женщина..."

Тихо открылась дверь, и в гостиную вошла хозяйка, дама лет сорока,
рослая, смуглая, с живыми черными глазами. Черты ее грубоватого и
чувственного лица хранили еще следы красоты.

"Еврейка?" - мелькнуло в голове у тетушки Андзи. Но она торопливо
встала и низко поклонилась.

Баронесса сердечно пожала ей руку.

- Вы - тетя Анельци и Юзека?

- Да.

- Садитесь, пожалуйста. Вы, кажется, близкая родственница их бедной
матери?

Лицо тетушки Андзи затуманилось.

- Я слышала, что последние часы она провела в вашем доме, - продолжала
баронесса. - И там она... Бедные дети!

- Я как раз хотела поблагодарить вас, пани, за ваши заботы...

- О, это мой долг, - быстро перебила баронесса.

- И приехала я еще для того, чтобы взять детей. Потому что я недавно
поступила на службу к одному почтенному канонику, - продолжала тетушка с
некоторым замешательством.

Баронесса заерзала на диване.

- Он человек очень хороший и с достатком, так что согласен, чтобы дети
жили со мной. И дал мне даже жалованье вперед за три месяца, чтобы я могла
купить для них все необходимое.

- А мне думается, что для детей пана Яна это неподходящее место даже
временно, - возразила баронесса.

- Я слово дала Меце, что не оставлю их, бедняжек, и сдержу его, - с
живостью сказала пани Анна. - Состояния у меня давно уже нет, но я прокормлю
их и на свой заработок, а почтенный каноник...

- Вы, пани, видно, не знаете, что я взяла детей к себе по просьбе пана
Яна. Я вам покажу его письмо. Впрочем, он и сам сюда приедет через два-три
дня. И если бы даже пан Ян не дал мне такого права, я все равно не могла бы
сейчас отпустить с вами детей, потому что Анелька тяжело больна...

Тетка поникла головой.