Ники и его жалкие министры остались один на один с Думой. И мужик, которого
уже стало модно ненавидеть, оказался беззащитен в отсутствии страха...
Убиенный премьер отомстил всем после смерти!
просить своих друзей обличить Распутина.
понял - пришло время покончить с Распутиным. Нового премьера он не боялся, и
обер-прокурора Саблера, скомпрометированного слухами о связях с Распутиным,
- тоже.
к царю бессмысленно. И он решил сломать самого Распутина: обличить его и
заставить добровольно уйти из дворца. На тот случай, если тот не согласится,
Илиодор приготовил памфлет "Гришка" - где полностью приводил украденное у
Распутина письмо царицы, доказывавшее, как считали монах и епископ, ее
прелюбодеяние с мужиком. Так что Илиодор и Гермоген были уверены: со
вчерашним другом будет покончено.
Козельский, которому до Распутина так верила царица, - длинный, худющий, с
высохшей рукой, в убогой, но чистой мужицкой одежде. Пришел Иван Родионов -
публицист, близкий к "Союзу русского народа", почитатель Илиодора,
помогавший ему писать памфлет "Гришка". Сам Илиодор, которого Распутин
продолжал считать своим другом, должен был к 11 утра привезти Григория.
Гермогену: "Ждет тебя. Так и сказал мне: поезжай и привези... да скорее,
хочу с ним повидаться", - вспоминал Илиодор. Сели на извозчика, поехали.
Удивительно, но у Распутина, этого интуитивного человека, не было никаких
дурных предчувствий (как впоследствии их не будет, когда повезут его
убивать). Видимо, он бесконечно доверял Илиодору, и это доверие усыпило его
звериную чуткость... По дороге Григорий с наивным изумлением рассказывал о
роскоши нового царского дворца в Ливадии, "как "папа" сам меня водил по
дворцу... потом вышли мы с ним на крыльцо, и долго на небо смотрели... "
Распутин раздевался в передней, Илиодор саркастически сказал Родионову:
"Посмотрите, Иван Александрович, на старческое рубище!" "Ого! Шапка стоит по
меньшей мере 300 рублей, а за шубу здесь надо отдать тысячи две. Вполне
подвижническая одежда!" - ответил Родионов. И только тут Распутин заподозрил
неладное. Но было поздно...
парадную комнату. "Старец" сел на большой диван. Митя, прихрамывая и
помахивая отсохшею рукою, ходил взад и вперед около Григория... Все
молчали... А потом произошло... нечто невероятное, смешное, но в то же время
и ужасное. Митя с диким криком: "А-а-а! Ты - безбожник, ты много мамок
обидел! Ты много нянек обидел! Ты с царицею живешь! Подлец ты!" - начал
хватать "старца"... Распутин попятился назад к дверям... а Митя... тыкая ему
пальцем в грудь, еще громче, еще неистовее кричал: "Ты с царицею живешь! Ты
- антихрист!" И тогда Гермоген в облачении епископа взял в руку крест и
сказал: "Григорий, пойди сюда!.. " Распутин приблизился к столу... трясясь
всем телом, бледный, согнувшийся, испуганный".
его крестом по голове, и страшным голосом... кричать: "Дьявол! Именем Божьим
запрещаю тебе прикасаться к женскому полу. Запрещаю тебе входить в царский
дом, и иметь дело с царицей, разбойник! Как мать в колыбели вынашивает
своего ребенка, так и Святая церковь своими молитвами, благословениями,
подвигами вынянчила великую святыню народную - самодержавие царей. А теперь
ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды - носителей самодержавной
власти... Побойся Бога, побойся этого животворящего креста!"
растерявшегося Распутина к кресту. От него потребовали дать клятву, что он
немедля уйдет из дворца. Распутин поклялся - и на том целовал крест.
епископских покоев жалким мужичонкой, каким когда-то был в Покровском. Он
был счастлив, что уцелел, ибо верил, что барин Родионов мог и вправду
зарубить его. Вечный мужицкий страх...
отношения с Богом, недоступные этим сытым князьям церкви. И его Бог мог
простить вырванное угрозой смерти крестное целование. Но мог ли Бог простить
предательство вчерашнего друга?
иерархов, ибо было тайное - то, что Илиодор таил от Гермогена и Феофана и
что крепко связывало его с Распутиным...
дать телеграмму "маме". "Выйдя из Ярославского подворья, - писал Илиодор, -
Распутин отправился на телеграф и послал царям телеграмму... полную
невероятной клеветы... Он писал, что будто бы я и Гермоген хотели его у себя
в покоях лишить жизни, задушить".
медным били...
узнала от Ани подробности о том, как вчерашние друзья попытались лишить
жизни "отца Григория", лишить ее и наследника помощи "Божьего человека".
речь против хлыстовства. Сначала епископ обрушился на писателей, описывающих
хлыстовство (эта тема уже питала бульварную литературу, Арцыбашев и
Каменский описывали сцены "радений" и "свального греха"), обличил соблазн
этих произведений, и, наконец, перешел к главному - обвинил Распутина "в
хлыстовских тенденциях". Синод слушал испуганно - иерархи догадывались,
какова будет ярость царицы, и лишь жалкое меньшинство осмелилось поддержать
Гермогена. Большинство же вместе с обер-прокурором Саблером выразило
недовольство вмешательством пастыря в "вещи, которые его не касаются".
говорить о том, что Распутин прелюбодействовал с царицей!
нее лжецами, прикинувшимися из выгоды друзьями и почитателями "отца
Григория". Как посмели они обвинять его - друга Царской Семьи, "Нашего
Друга"! И - что чудовищнее всего - как посмели, зная ее, распространять
гнусные слухи! Легко представить, что она говорила Ники. И легко представить
себе его гнев - гнев царя.
Синода: "Среди сессии в Рождественские святки (это небывалый случай в жизни
Синода) Гермоген получил приказание вернуться в епархию... Он не подчинился
этому приказу, и, как я слышал, по телеграфу просил приема у Государя,
указывая, что имеет сообщить о важном деле, но ему отказали".
Гермогену. В Ярославском подворье монах писал под диктовку потрясенного
епископа телеграмму царю. "Гермоген сидел около меня и горько, горько
плакал, а я выводил: "Царь-батюшка! Всю свою жизнь я посвятил служению
Церкви и Престолу. Служил усердно, не щадя сил. Солнце жизни моей уже зашло
далеко за полдень, голова моя побелела. И вот на склоне лет моих с позором,
как преступник, изгоняюсь тобою, Государь, из столицы. Готов ехать, куда
угодно, но прежде прими меня, я открою тебе одну тайну"
какой тайне. "Гермоген, прочитав ответ, опять заплакал. И вдруг сказал:
"Убьют царя, убьют царя, непременно убьют".
вскоре обер-прокурор был вынужден печально сообщить премьеру Коковцову, что
все симпатии Царского Села отданы Распутину, на которого, по словам царя,
"напали, как нападают разбойники в лесу, заманивши предварительно свою
жертву в западню".
"на покой" с проживанием в Жировицком монастыре. Илиодора ссылали во
Флорищеву пустынь около города Горбатова с запрещением появляться в Царицыне
и Петербурге.
уехали из столицы. Более того, они посмели заговорить публично. Мятежные
пастыри согласились на газетные интервью, где клеймили Распутина, Синод и
обер-прокурора Саблера.
оружием...
предупреждение о возможном начале войны: "Сестра во Христе! Доколе же вы
Свержин Владимир
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Шилова Юлия