Дмитрий с дружинниками проводил молодых до Нерли. Проводил для почета, а не для безопасности: с Довмонтом было две сотни вооруженных всадников, литовцев и псковичей. Видно, неспокойно чувствовал себя Довмонт в неоглядных русских лесах, если взял такую большую охрану. Но Дмитрий одобрил осторожность друга. На пришельца многие смотрели не с добром, а о великом князе и говорить нечего. Люто возненавидел Ярослав Ярославич литовского выходца, сменившего в Пскове его сына Святослава.
На прощанье Мария прижалась к брату, оросила слезами его красный княжеский плащ. Но видно было, что молодая жена Довмонта плакала больше по обычаю, чем от сердца. Псковский князь понравился девушке. А о самом Довмонте и говорить нечего: не сводил с Марии восхищенного взгляда.
Легко на сердце было и у Дмитрия. Он поверил, что сестра будет счастлива. «Дай бог им мир да любовь! – думал переяславский князь. – Мне бы вот так же…»
Ближние люди давно намекали Дмитрию, что пора бы привезти княгиню в Переяславль. Рано женились князья на Руси: лет в тринадцать, в четырнадцать. Случалось, что и в десять годков вели княжича под венец. Дмитрию же сравнялось девятнадцать, а он еще не женат.
С отъездом сестры у Дмитрия в Переяславле из родичей остались только братья, малолетний Даниил да Василий, забившийся, как медведь в берлогу, в свое Заболотье. «Недосуг жениться, недосуг! – не раз повторял Дмитрий на уговоры бояр: – Вот закончу с новгородскими делами, тогда…» Но время шло, а делам не было конца. Одиночество стало тяготить. И все же о свадьбе думать рано…
– Венчаться буду в стольном Владимире, в Успенском соборе! – неожиданно вслух сказал Дмитрий, провожая глазами обоз Довмонта.
Антоний понимающе улыбнулся:
– Так и будет, княже. Чаю, недолго осталось ждать…
Накануне Филиппова дня [Филиппов день – 14 ноября.] великий князь Ярослав Ярославич разослал гонцов в Кострому, Ярославль, Ростов, Углич, Белоозеро, Суздаль, Переяславль, Городец и другие города – звать удельных князей в поход на немцев.
Дмитрий принял великокняжеского гонца приветливо, посетовал на трудности пути: «Зимой через наши леса ехать опасно. Видно, защитил бог посла рукою своею крепкою, не дал погибнуть». Гонец понял намек. Что и говорить, в зимнее время нелегко войску в случае нужды дойти до Плещеева озера!
На просьбу великого князя поспешить в Новгород с полками Дмитрий ответил уклончиво. Сказал, что много переяславцев полегло в раковорской битве, а новонабранное войско еще не обучено, выводить его в поле неразумно. «Подумаю со своими боярами, кого можно послать. О решенье сообщу великому князю позднее…»
С тем и уехал владимирский гонец из Переяславля.
Другие князья тоже отвечали гонцам неопределенно. Жаловались на неурожай, на падеж коней, на собственное нездоровье. Наотрез никто не отказывался, но и войска не посылали.
Антоний довольно потирал руки:
– Посмотрим, как вывернется великий князь! Надеяться ему будто бы не на кого…
Ярослав рассылал гонцов с новыми грозными грамотами. Князья опять обещали подумать, клялись в верности, но не трогались с места. «Не воевать же вместо немцев со своими князьями!» – в отчаянье думал Ярослав.
На исходе ноября великий князь решился на последний, вынужденный шаг. Он попросил помощи у великого баскака Амрагана.
После Батыева погрома, когда князья русские признали власть Орды, во всех городах были посажены ханом баскаки, следившие за сбором дали, за верностью князей, за исполнением ими ханских повелений. В стольном Владимире, при великом князе, сидел баскак великий, старший над остальными баскаками.
Своего войска баскаки не имели, только охрану, две-три сотни нукеров-телохранителей. Баскаки были сильны не войском, а именем ханским. По слову баскака приходили из Орды тумены, обрушивались внезапно, как степной вихрь карали непокорных и снова уходили в степи – до следующего зова. На этом держалась власть Орды над землями, где после завоевания прежние князья-правители были оставлены вассалами хана.
Но у Амрагана, в отличие от других баскаков, была и военная сила. Совсем недалеко от Владимира, в Мещере, стояли юрты зятя Амраганова, знатного мурзы Айдара, предводителя многотысячного войска.
Об этом войске вспомнил Ярослав Ярославич, когда растаяла надежда на помощь удельных князей.
Великий баскак Амраган долго не раздумывал. Поход сулил богатые подарки от Ярослава, даровой корм лошадям, военную добычу. «Храбрые воины Айдара пойдут с тобой, князь! – сказал баскак Ярославу. – Но позаботься о награде, ибо поход дальний и трудный…»
Нескончаемыми черными потоками двинулась конница мурзы Айдара из мещерских лесов через Клязьму. Воеводы великого князя показывали татарам удобные дороги на север.
Не войной пришли в этот раз татары на владимирскую землю. Городов не осаждали, деревень не жгли, людей не рубили своими страшными кривыми саблями, но все крестьянские дворы, стоявшие близ проезжих дорог, были ограблены ими дочиста. Татары выбивали топорами двери клетей и амбаров, выгребали из сусеков запасенный на зиму хлеб, выносили из изб и укладывали на телеги домашний скарб.
Смерды в разоренных деревнях сжимали кулаки от бессильной ненависти. Жаловаться было некому: ордынцев позвал сам великий князь!
…Так когда-то наводили на Русь половецкие рати озверевшие в усобицах князья, платя степнякам за помощь русской кровью и русским богатством, отдавая на разграбленье земли князей-соперников…
Старики пророчили новые беды: «Черные годы опустились на землю Русскую! Трепещите, люди!»
Как стая саранчи, пожиравшей все на своем пути, прокатилась конница мурзы Айдара от Клязьмы до Волги. Возле города Кснятина мурзу ожидали великий баскак Амраган и Ярослав Ярославич. Здесь собрались полки, которые великий князь сумел вытребовать для похода: владимирцы, суздальцы, тверичи, ярославцы, понемногу ростовцев и белозерцев.
Дальше великокняжеское войско и тумены Айдара двигались вместе и возле Новгорода тоже остановились рядом: мурзы Айдара – против Неревского конца, воеводы великого князя – против Людина.
Замер Новгород в тревожном ожиданье.
Ярослав Ярославич повел себя властно и неуступчиво. Устрашенные новгородцы ни в чем не перечили. Чужая грозная сила, притаившаяся в черных татарских кибитках за городскими стенами, была сейчас на стороне великого князя.
Из пригородных вотчин и деревень потянулись в татарский стан обозы с говядиной, битой птицей, овсом. Так распорядился посадник Павша Онаньич, и бояре с ним согласились. «Пусть досыта едят нехристи, пусть хоть подавятся новгородским добром, лишь бы сами по амбарам не шарили!»
Прибытие татарского войска нагнало страх не только на новгородцев. Устрашились и немцы, спешно снарядили посольство от всех своих городов.
Немецкие послы били челом великому князю и баскаку Амрагану: «Мир даем по всей вашей воле, пленных возвращаем, а от земель по Нарове отступаемся навечно!»
Неслыханные по богатству подарки получили от немцев баскак Амраган, мурза Айдар, темники и тысячники ордынского войска.
– Мирись, князь! – приказал Ярославу баскак Амраган. – Ибо сказано: обогатившись, не тряси переметной сумой на дороге войны, рискуя потерять уже добытое…
Немалые дары получили татары и от Новгорода: за то, что согласились уйти добром, не разоряя новгородских волостей.
Вскоре ушли по своим городам низовские полки. С Ярославом на городище осталась только владимирская дружина.
Великий князь считал, что желаемое уже достигнуто: Новгород покорен, настало время пригнуть до земли новгородских вечннков! Не обеспокоил Ярослава и ханский ярлык, неожиданно привезенный из Орды давнишним знакомцем, мурзой Мустафой.
«Менгу-Тимурово слово князю Ярославу, – торжественно прочитал Мустафа, развернув пергаментный свиток с красной печатью на шнуре. – Дай немецкому гостю путь на свою волость! Да будет дорога везде чиста рижанам и иных немецких городов торговым людям!»
Ярослав знал, что этот ярлык – нож вострый для всей новгородской торговли, что поедут теперь немецкие купцы с товарами в Низовскую землю, минуя Новгород. Знал, но не принял во вниманье, решив: «Стерпят!»
ГЛАВА 9. НОВГОРОДСКИЙ МЯТЕЖ
=1=
Гудел, захлебываясь, вечевой колокол.
К торговой площади бежали новгородцы: по узким улицам, в одиночку и ватагами, по мосту через Волхов – густой разволнованной толпой.
Спрашивали на бегу:
– Пошто сзывают?
– Может, немцы опять заратились?
– Разбой, разбой на Ильмени! – доказывал кто-то. – Ладьи колыванских купцов разграбили!
Высокий, плечистый сын боярский сердито возразил:
– Не слушайте его, люди! На князя Ярослава вече!
– На Ярослава? Давно пора!
– На Ярослава!..
Под вечевым колоколом уже собрались посадник Павша Онаньич, кончанские старосты, начальные люди новгородского ополчения, бояре.
Люди узнавали среди бояр Жирослава Давидовича, Олферия Сбыславича и Михаила Мишинича, высланных великим князем в дальние вотчины. Когда только успели вернуться?
А тысяцкого Ратибора не было видно нигде, хотя место тысяцкого тут же, рядом с посадником. Не пожелал, значит, пожаловать на торговую площадь ведомый доброхот великого князя!
Павша Онаньич обратился к людям:
– Слушайте, мужи новгородские! Князь Ярослав порушил старые грамоты, держит Господин Великий Новгород не по обычаю. Гибнут вольности новгородские, дедами нашими и прадедами в битвах завоеванные. Я, посадник ваш, бью челом вечу на князя Ярослава!
Толпа отозвалась гневным ревом.
На помост один за другим взбегали вечники, срывали с голов шапки, выкрикивали вины князя Ярослава:
– Закладчиков своих держит в Торжке, торгуют те закладчики беспошлинно…
– Судит князь не по правде…
– Отнял весь Волхов своими рыбными ловцами…
– Соколов и ястребов завел бесчисленно много, потравил всю дичь в полях…
– Двор с хоромами взял насильством у Олексия Мордкина, населит своими людьми…
– Серебро поймал на Микифоре Манушине, и на Романе Болдыжеве, и на Ворфоломее…
– Немцам торговлю отдал…
– На Святую Софию руку поднял, по владычные вотчины со своими псарями въехал…
Боярин Жирослав Давидович со слезами рассказывал, как держал его князь Ярослав на городище в тесноте и истоме, а потом велел, как последнего холопа, отвезти на простой мужицкой телеге в дальнюю деревеньку:
– Бью челом вечу на князя Ярослава!
Монах-писец, примостившийся тут же на помосте, торопливо записывал речи вечников.
Павша Онаньич склонялся к нему и громко, чтобы все слышали, наставлял: «Пиши, ничего не пропуская! Чтоб ни одна вина князя Ярослава не была забыта!»
Когда вечники выговорились, посадник взял у монаха записанное, прочитал вслух народу.
Грозно прозвучали в тишине слова вечевого приговора:
Лукин Евгений
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Березин Федор
Шилова Юлия
Афанасьев Роман