образом дважды: назвать лицо фрау Хунцикер лошадиным значило выразиться
очень мягко. С ее шеи свисали очки на цепочке, напоминающие нагрудный
знак гестаповца.
оглядела его с головы до ног; затем многозначительно посмотрела на
стенные часы. Ирландец опоздал на пять минут - в Ирландии на это не
обратили бы внимания, но тут все было иначе. Судя по виду секретарши,
подобные проступки карались в Берне не менее чем годом тюрьмы. фрау
Хунцикер явно сожалела о том, что Сторожевая башня утратила свое прежнее
назначение.
кивнула несколько раз подряд.
безнадежен, и встала, чтобы проводить гостя в кабинет фон Граффенлауба.
Фицдуэйн последовал за ней. Он с удовольствием отметил, что адвокат еще
не совсем утратил вкус к женской красоте. У фрау были великолепные
ножки.
указал на несколько стоящих у низкого столика мягких кресел. Подали
кофе. Фон Граффенлауб осведомился, хорошо ли Фицдуэйн перенес дорогу.
Последовал обмен любезностями, который всякий ирландец счел бы чересчур
официальным.
рука его чуть задрожала. Это было единственным признаком внутреннего
беспокойства; в остальном же он сохранял невозмутимость. Фицдуэйн
подавил в себе раздражение, которое начинал вызывать в нем этот
безупречно одетый человек. Черт возьми, ведь у него умер сын. Пускай он
хорошо владеет собой, но зачем так явно это демонстрировать?
на спинку кресла. Фон Граффенлауб сделал то же самое, но как-то нехотя,
словно предстоящая беседа внушала ему некоторые опасения; затем поднял
глаза на ирландца.
несколько секунд. Он не торопился с ответом. Когда же он заговорил
снова, его тон ясно давал понять, что ему не хочется выслушивать
ирландца, но он чувствует себя ". обязанным пройти через это.
сказал он. - В письме от администрации колледжа сообщалось, какую
отзывчивость проявили вы в этой трагической истории.
взором опять возникло лицо повешенного юноши.
Граффенлауб.
сталкиваюсь со смертью, но все-таки не на родной земле. Впечатление было
действительно сильное.
страшным ударом для всех нас. Что могло заставить Руди решиться на
такое?
приблизилась к той точке, за которой надо будет говорить откровенно.
Время вежливых обиняков истекало.
приходом ко мне. Что случилось, то случилось. Руди уже не вернуть
никакими средствами. Мы здесь стараемся забыть обо всем, потому что нам
надо жить дальше.
однако голосу его явно не хватало убежденности, словно адвоката грызло
какое-то подспудное сомнение. Похоже, его непроницаемая оболочка дала
трещину. Фицдуэйн решил воспользоваться этим. С помощью одних только
разумных доводов фон Граффенлауба не убедить. Наоборот: если послушаться
разума, все это дело надо бы бросить. Но Фицдуэйн предпочитал верить
чувствам, которые подсказывали ему, что здесь есть какая-то тайна, что
смерть Руди была предопределена. Кроме того, в воздухе уже запахло
охотой.
откуда взялось новое ощущение, которое тем не менее невозможно было
игнорировать.
- Нельзя допустить, чтобы человек погиб таким ужасным образом, и никто
даже не попытался выяснить, почему. Почему ваш сын наложил на себя руки?
Знаете ли вы это? Волнует ли вас это вообще?
пота. Он отбросил свою сдержанность и подался вперед, энергично разрубив
воздух правой рукой.
посторонний... допрашивать меня в такое время! Черт вас возьми! Ведь вы
ничего не знаете - ничего, ничего... - Он трясся от ярости.
могло быть и речи. Фон Граффенлауб быстро овладел собой, но мужчины
продолжали глядеть друг на друга довольно мрачно. Фицдуэйн понимал, что
если он не хочет, чтобы его расследование забуксовало, не успев толком
начаться, ему надо убедить швейцарца в необходимости сотрудничества. Это
сотрудничество обещало мало приятного" но другого выбора не было. Охота
уже начала диктовать свои правила. Дальше все пойдет по ее законам.
тому, чего ему очень не хотелось бы делать. Не найдя ее, он открыл
большой конверт, который принес с собой, и выложил его содержимое на
столик лицевой стороной вниз.
вижу иного выхода. Двадцатилетний мальчик покончил с собой. Я нашел его
висящим на дереве - от него воняло экскрементами, язык распух и
вывалился изо рта, лицо было синее, все в крови, слюне и слизи. Когда
веревку перерезали, я принял на руки его еще теплое тело; я слышал, как
из его легких в последний раз вышел воздух. И в этом последнем стоне
звучал вопрос, который нельзя оставить без ответа: почему?
С лица адвоката сошли всякие краски. Он смотрел на снимок, точно
загипнотизированный. Фицдуэйн положил фото обратно на стол. Фон
Граффенлауб проводам его взглядом; прошла добрая минута, прежде чем он
снова поднял глаза на ирландца. По щекам его текли слезы. Он пытался
что-то сказать, но не мог. Он вынул из нагрудного кармана сложенный
платок, и задетая его рукой роза выпала из петлицы на пол. Так и не
промолвив ни слова, он поднялся на ноги, которые не очень хорошо его
слушались, отмахнулся от Фицдуэйна, пытавшегося предложить свою помощь,
и выскочил из кабинета.
успокаивающий аромат. Он был не слишком доволен собой. Его глаза еще раз
пробежались по комнате. Единственным звуком, проникающим сквозь обитую
кожей дверь, был стук клавишей электрической пишущей машинки.
фотографий в рамках - очевидно, члены семьи. На одной была чувственная
брюнетка лет двадцати пяти с полными, соблазнительными губами и
необычным, похожим на восточный разрезом глаз - видимо, Эрика, снятая в
первые годы ее замужества. С ней соседствовала фотография фон
Граффенлауба в военной форме. Его волосы были еще не такими седыми, а
удлиненное лицо с высоким лбом и глубоко посаженными глазами дышало
силой, уверенностью и энергией - в общем, этот бравый офицер мало
походил на несчастного пожилого нотариуса, который только что,
спотыкаясь, выбежал из комнаты.
заднем плане вздымались покрытые снегом горы. Судя по качеству,
фотография представляла собой увеличенную копию
тридцатипятимиллиметрового слайда. Она была немного зернистой, но это не
мешало чувствовать, как счастливы и полны надежд изображенные на ней
люди. Четверо детей фон Граффенлаубов в лыжных костюмах стояли рядом,
обнявшись за плечи, и смеялись: Марта, старшая, с забранными под желтую
лыжную шапочку волосами, удивительно напоминающая отца; Андреас, старше,
смуглее и серьезнее, несмотря на улыбку; а потом близнецы в одинаковых
голубых штанах и курточках, поразительно похожие, хотя у Врени были
длинные светлые волосы, а у Руди - короткие кудряшки. На фотографии была
подпись: "Ленк, 1979". При взгляде на этот снимок решимость Фицдуэйна по
непонятной причине стала еще крепче.
вытерся. На его щеки вернулся слабый румянец. Он чувствовал себя больным
и разбитым: похоже было, что весь прошлый опыт не смог подготовить его к
ситуации, в которой он сейчас оказался. Этот ирландец с мягкими манерами
и стальным стержнем внутри походил на его собственную
материализовавшуюся совесть. Он был на удивление напорист и решителен. И
вместе с тем страшно раздражал.
Его отражение в зеркале опять обрело знакомые черты: теперь на нем ясно
читались спокойствие и целеустремленность. Он попытался представить
себе, что произойдет, если Фицдуэйн начнет свои розыски в Берне. Как
будут расстроены все родственники; он уже почти слышал язвительные
комментарии Эрики. Он должен думать о том, чтобы сохранить свое
Русанов Владислав
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Андреев Николай
Посняков Андрей
Шилова Юлия