Все хотели с ними переспать... Все хотели быть третьими... А потом
девочки-лесби всем надоели... Всех достала их вечная любовь... Любовь должна
умирать, только тогда она остается... Любовь должна убивать, только тогда
она вызывает сочувствие... Господи-и-и...
и другое одинаково страшно и делает ее одинаково безумной.
цепляешься за прошлое?! Его нет... Его больше нет... Забей на него! Забей,
слышишь!...
смеется. И я боюсь этого смеха, я никак не могу к нему привыкнуть.
простынях в грязной Испании, чем вернуться... Мы никогда не вернемся,
никогда!...
вернемся, кем?... Черт, да мы даже уехать отсюда не можем...
украли паспорта и кредитки; денег на них было немного, но, во всяком случае,
тогда мы были избавлены от жалких подачек Пабло-Иманола. Тогда он
только-только нарисовался на нашем с Динкой горизонте, парень под тридцать,
в джинсах и черной майке, с такой же черной татуировкой на левой стороне
шеи. Татуировка сливалась со щетиной, Пабло-Иманол сливался с общей массой,
оттягивающейся в "Pipa Club" под джаз и бильярд. Во всяком случае - для
меня. Динка - та сразу на него запала. На то, как он катает шары и как его
лиственная татуировка отдается этому - вся, без остатка. "Пипа" была
единственным местом, где мы с Динкой изредка появлялись, - когда становилось
совсем уж невмоготу от бесконечного телевизора в номере. Ее показал нам
Ленчик: на второй или третий вечер после нашего приезда в Барселону. Тогда
все было не так уж плохо, если не считать Динкиной рассеянной, впавшей в
анабиоз ярости - по поводу неудавшейся попытки суицида. Ленчик поселил нас в
"Gran Derby", на тихой, далекой от потрясений Лорето, и номер был просто
роскошным: с кондиционером, баром, сейфом, где Динка хранила свои прокладки,
и спутниковым телевидением.. Вечером того же дня, когда уехал Ленчик, Динка
подцепила себе своего первого испанца, красавчика Эйсебио. Тут же, в "Пипе".
Я сама видела, как она положила руку ему на зиппер через две минуты после
знакомства, отчаянно пьяная Динка. Зиппер отреагировал так живо, что я сразу
же решила: до гостиницы они не доберутся ни при каком раскладе, трахнутся
где-нибудь поблизости, в первом же попавшемся укромном месте. Они и вправду
сразу исчезли. Исчезать следом за ними у меня не было никакого желания, вот
разве что бильярд... Я совсем не умею играть в бильярд, так до сих пор и не
научилась, но мне нравится, как шары стукаются друг о друга. Один из
немногих звуков, который мне нравится. Один из немногих звуков, который все
еще проникает в мое сознание, оглушенное сперва шквальной славой, а потом -
такой же шквальной пустотой. Мне нравится звук сталкивающихся шаров, ночной
звук, мне нравятся ночные звуки. В ту ночь, оставшись без Динки, уйдя из
"Пипы", я долго бродила по ночной Барселоне; в другое время я бы сразу же
влюбилась в этот город. В любое другое, только не сейчас... У меня больше не
осталось сил - ни влюбляться, ни любить...
прихода: измочаленная, голая, потная, с не выветрившимся запахом случайной
страсти, на шее у нее красовались засосы, - ночной красавчик постарался на
славу.
попробовать?...
знала ее тело! Как же я изучила его за те два года, в течение которых мы не
расставались ни на день. Я знала родинку на животе слева, - в форме оливки;
крошечный парам на бедре, проколотый пупок с маленькой сережкой: сережку она
выцыганила у Виксан. За неделю до выхода нашего последнего, провального
альбома, "Любовники в зимнем саду". Это была та самая серьга, которая все
два года одиноко болталась в Виксановой левой брови...
бы тебя насиловал взвод солдат - даже тогда ты бы блеяла "чего изволите"...
Скажешь, нет? Ты ведь всегда и со всем соглашаешься...
знаю, почему я ляпнула именно это, но получилось довольно бессильно.
Бессильно и беззубо. И жалко.
бесстыдстве после двух лет, которые мы провели в одной постели, а?
убийственных, уничижительных фраз, она знала много таких фраз. Но именно в
этот момент из спальни выполз испанец. Голый, как и Динка. Он был неплох,
совсем неплох, красавчик Эйсебио. Смуглый, хорошо сложенный, с аккуратными
кольцами волос в паху, дорожкой поднимающихся вверх. Я даже поймала себя на
том, что мне хочется прогуляться по этой дорожке, ч-черт... Эйсебио
улыбнулся мне, ему и в голову не пришло прикрыться - хотя бы рукой.
Звериная, первобытная красота и стыд несовместимы, и ничего с этим поделать
невозможно.
***
прошаталась по Рамбле, я и здесь оказалась банальной: куда же еще податься
залетной русской птице, как не на Рамблу, кишащую туристами? На Рамбле меня
встретили другие птицы, Рамбла кишела птичьими лотками и открытыми
кафешками, и крошечными цветочными рынками. Ей и дела не было до меня. И до
моих измотанных жарой мыслей об Эйсебио. Вернее, о пахе Эйсебио. Впервые я
видела мужской пах живьем, и это благополучно доковыляв до преклонных
восемнадцати! Раньше я об этом и не думала, все два года я старательно
выполняла условия нашего с Ленчиком контракта: никаких мужчин, мальчиков,
парней. Никто не должен видеть нас в двусмысленном мужском обществе,
исключение составляют лишь люди, занятые в проекте: от административной
своры до голубенькой подтанцовки. Любой намек на адюльтер с какими-нибудь
левыми яйцами может разрушить лесбийский имидж "Таис", а ничто так не
карается потерей популярности, как отход от имиджа. И я была пай-девочкой, я
ни разу не отошла от придуманного Ленчиком образа, и парней я себе не
позволяла... Мне и в голову не приходило позволить. Хотя стоило мне
пошевельнуть мизинцем... на секунду сомкнуть ресницы... накрутить на палец
прядь волос... и мне в ноги тотчас же кинулась бы целая свора обезумевших
фанатов. И не пятнадцатилетних прыщавых тинейджеров, хотя и такого добра
было навалом, а взрослых, хорошо упакованных мужиков. С портмоне, которые
легко могли бы вместить в себя бюджеты краев, областей и дотационных
республик... А впрочем, плевать... Плевать. Я и сейчас могу подцепить себе
кого-нибудь, прямо сейчас, не сходя с места, посреди Рамблы... У театра
"Полиорама"... А лучше - у церкви Вифлеемской богоматери. Да, у церкви будет
лучше всего... А еще лучше - заняться любовью где-нибудь на алтаре, мы ведь
всегда были скандальным дуэтом... Всегда. Вот интересно, Господь наш
всемогущий вуайерист или нет?... А подцепить себе темпераментного мачо,
который походя лишит меня девственности, не мешало бы. И привести в
гостиницу, и, на глазах у Динки, стянуть с него штаны.
все еще вишу на гвоздях, которые вбил в меня Ленчик, я все еще не могу
выпрыгнуть из роли. Я - полная Динкина противоположность. Она - активное
начало, я - пассивное; она - задириста, я - неясна. Она - иронична, я -
меланхолична. Она - откровенна и бесстыдна, я - целомудренна. Она - сильная,
я - слабая. Она нравится молодым парням с упругой подтянутой мошонкой,
сексистам-экстремалам и застенчивым начинающим лесби. Я нравлюсь парням
постарше с упругими подтянутыми мозгами, сторонникам традиционного секса и
лесби со стажем. Мы обе нравимся доморощенным Гумбертам, толстым кошелькам и
журналистам...
прошедшему времени. Но привыкнуть - означает смириться. Смириться после
того, как мы окучили всех. Всех, кого только можно было окучить. Вернее,
Ленчикова гениальность окучила. И собрала плоды. Ленчик, встретивший нас в
предбаннике славы в стоптанных башмаках, теперь катается на "бээмвухе"
последней модели, прикупил пару дорогих квартир в Москве и Питере, и...
наверняка где-то еще... И не квартир... Но мы в такие подробности не
посвящаемся. А "где-то еще" всплыло в его последнем разговоре с Виксаном. За
сутки до ее смерти.
нужно сказать: в самом центре, на Рубинштейна. С охраной и евродизайном. И
офис, и охрана - всего лишь оболочка, оставшаяся от нашего триумфа,
новогодние шары, которые забыли снять с елки. А елку забыли выбросить. У