Ему вырвало затылок, и он был уже мертв, но солдатка стреляла и стреляла,
пока не всадила в него весь "магазин"
* * *
В Рамат-Гане появился странный тип, всенародно объявивший себя Мессией.
"Я пришел возвестить вам царствие небесное!" - торжественно заявил он
соотечественникам, и предложил им делать взносы. О пришествии столь
важной персоны заголосили во всех центральных газетах страны. Пасквилянт
Факельман остроумно заметил в своей ежедневной передовице. "Лучше бы ты
пришел освободить нас от налогов, под непосильным гнетом которых страдает
безответный народ. Шутка ли занимаем одно из первых мест в мире по
налогообложению"
Но Мессия продолжал убеждать людей о наступлении царствия божьего и
необходимости делать взносы на возведение третьего храма. Пронять
израильтян столь дешевой пропагандой было невозможно. Если насчет царствия
небесного у них оставались еще некоторые сомнения, то относительно
предложенных взносов на мифический храм двух мнений быть не могло. И
Мессию скоренько сдали в руки тель-авивской полиции: предупрежденный
горожанами Кадишман взял жулика на площади Ицхака Рабина, в момент
произнесения им самой проникновенной его речи о богоизбранности еврейского
народа.
Пиратские радиостанции, вещающие из нейтральных вод Средиземного моря,
пичкали горожан свежими новостями, напоминающие бредовые фантазии
психически больного человека. "Седьмой канал" выдал информацию о
сексуальном маньяке, который похитил из школы наивную ученицу,
изнасиловал, убил и, расчленив труп на аккуратные дольки, зажарил их на
медленном огне. Затем, завернув "интимные органы" в фольгу, он разбросал
их на городской свалке.
К вечеру "Утка" разрослась до размеров болезненного гротеска.
Рассказывали, будто один из многочисленных нищих, вечно роющихся на
мусорках южного Тель-Авива, в надежде найти съедобные отходы, обнаружил
грудь молодой девушки и, приняв аппетитный кусок за кровяной ростбиф,
начал жадно поглощать его. Но нежный, и уже потемневший отрубленный сосок,
который попался ему на глаза, не оставлял никаких сомнений об истинном
происхождении данного лакомства. Более часа нищего неудержимо рвало. Он
страдал от сильнейших спазм в желудке, и в тяжелом состоянии был
доставлен в больницу.
В городе поднялась такая паника, что сам Иуда Вольф был вынужден
экстренно выступить по телевидению и сделать следующее заявление.
- Соотечественники, - сказал он, убедительно прошу вас сохранять
спокойствие. У нас нет сведений о сбежавшем с военного полигона зомби.
Речь идет всего-навсего о рядовом преступнике, воришке, не имеющем
никакого отношения к так называемым покойникам и приписываемым им
сексуальным преступлениям. Мы держим ситуацию под контролем, можете спать
спокойно, оснований для беспокойства нет никаких.
Комиссар сказал неправду. Как всегда он делал это, когда что-либо опасное
угрожало его профессиональной карьере. Но даже если бы он сказал правду,
вряд ли это изменило бы положение к лучшему - все давно уже знали, что
верить этому человеку нельзя, потому что ни он и ни кто другой из высших
эшелонов власти давно уже не владели ситуацией в Тель-Авиве.
Никогда еще в городе не назревала драма страшнее той, которую замыслил в
это смутное время безумный герцог.
Глава 38
О пропавших без вести близнецах ежедневно писали в прессе.
За ходом напряженных поисков следила вся страна. Операция "Колыбель" (так
высокопарно назвал ее Вольф) была возложена на оперативную группу
лейтенанта Кадишмана, который (после удачной поимки мертвеца) отошел,
наконец, от опостылевшей кабинетной работы и в качестве свежеиспеченного
оперативника с утроенной энергией пытался обнаружить исчезнувших детей. На
своем стареньком заезженном Фиате он исколесил почти весь южный Тель-Авив,
прослушал сотни свидетельств доброхотов, отозвавшихся на объявление о
розыске, но дети будто канули в воду.
Вязаные шапки, которые генерал принес в больницу, были опознаны
пострадавшей. В трагический день исчезновения детей они были, как
выяснилось, без шапок. Факт сей, самолично подтвердила Елизавета. В то
утро распогодилось и она, собираясь к мужу, сказала няне, что сегодня дети
могут обойтись без головного убора, поскольку укутанные они, не дай бог,
простудятся на ветру и пусть тетя Ася оденет их полегче.
Не было с ними шапок и ночью, когда покойный генерал заявился вдруг на
квартиру внучки. Почему, однако, мертвеца заклинило на этих проклятых
шапках, где он их вообще выкопал? Елизавета помнила, что уложила их в
зимний гардероб за день до того, как няня повела ребят на прогулку.
Кадишман лично осмотрел каждую полку гардероба, но красных шапочек там не
обнаружил. "Черт! Выходит, дедушка побывал все-таки на месте преступления
и унес с собою эти злосчастные вещественные доказательства. Но почему он
не принес внучке что-либо из одежды, которая была тогда на детях?"
Подобных вопросов было множество и их нельзя было решать с точки зрения
нормальной логики; все упиралось в непонятное иррациональное поведение
страшного каннибала, который убивает няню, но почему-то щадит Гавриэля, не
говоря уже о Елизавете, к которой он проявил, едва ли не отеческую заботу
- кусок протухшего мяса, принесенный им в качестве гостинца, оказался
селезенкой трагически погибшей няни, как явствовало из протокола
специалистов.
У Кадишмана голова шла кругом. А тут еще Вольф заявил, что если в течение
недели он не найдет "утерянных" детей, тот заставит его самого родить
близнецов. В стране еще не затихли отголоски громкого скандала, связанного
с махинациями по продаже новорожденных малюток; под предлогом того, что
младенцы йеменских репатриантов скончались в родильных домах от истощения
и болезней, некоторые заинтересованные лица оптом и в розницу сбывали их
бездетным богатым еврейским семьям. Кадишман не знал что и думать. А вдруг
исчезновение малышей имеет какую-то связь к торговле детьми? Тогда ведь
из него всю душу вынут, пока он докопается до истины. Нет уж, лучше
потихоньку вести дело о покойниках, чем связываться с этим дерьмом,
которое самому же придется, потом разгребать.
* * *
Сначала Ахмада поместили в обычную закрытую камеру без удобств. Но от
араба шел такой удушливый запах и смрад, что в тесную одиночку невозможно
было войти. Тогда его перевели в более просторное помещение с открытыми
окнами и допотопным вентилятором. Выяснилось, однако, что решить проблему
невыносимого запаха исходящего от покойника посредством столь примитивной
техники практически невозможно. Кадишман, гордившийся поимкой трупа и
опасавшийся, как бы его случайно не упустили олухи из Главного управления,
предложил начальству содержать араба в холодильной камере медицинского
морга.
- Зачем? - удивился комиссар, - что вы выдумываете велосипед, лейтенант?
- Камера, оборудованная по моему проекту, будет загерметизирована и
оснащена мощным освежителем воздуха, - сказал Кадишман, - одним ударом мы
убиваем тут двух зайцев; во-первых, араб не будет так ужасно пахнуть и
второе - исключается вероятность проникновения сообщников в морг, если им
придет вдруг в голову освобождать своего мертвого товарища.
Иуда Вольф удивленно вскинул бровь:
- А если "товарищ" натворит что-нибудь в морге, там ведь работают
гражданские лица?
- Это вряд ли, - успокоил его лейтенант, - он не каннибал в отличие от
генерала Хильмана, хотя воняет и гниет не меньше.
Вспомнив отвратительный запах, испускаемый старьевщиком, лейтенант
почувствовал легкое головокружение.
Комиссар Вольф болезненно относился к советам младших чинов, но
предложение Кадишмана пришлось ему по душе; его можно было выдать за
свое, а это немалый плюс в глазах начальства. Однако когда он явился к
профессору Хульдаи, тот категорически отверг сомнительную идею лейтенанта,
настояв на стандартном изоляторе тюремного типа, в котором и содержался
ныне плененный труп.
- Я намерен оснастить камеру электронной аппаратурой, - сказал он, - а
кому не по душе запах пусть надевает противогаз, благо наша славная Армия
раздает их сегодня налево и направо...
Хульдаи имел в виду недальновидную программу академика Ашкенази, под
давлением которого власти раздавали населению средства индивидуальной
защиты; амбициозному ученому все еще чудились газовые атаки иракского
диктатора и он привлек на свою сторону министра обороны, которого тоже
охватила всеобщая паранойя. Эти деятели недолюбливали слабовольного
премьера и считали, что Хульдаи играет в опасные игры. К жалкому тандему,
образованному хроническими неудачниками, постепенно примыкали новые силы -
такие же неудачники из оппозиции. Вся эта свора интриганов только и ждала
удобного случая, чтобы унизить и отстранить его от дела. Но такого случая
он им не предоставит. Впрочем, этого не допустит и сам премьер, который
ненавидит Ашкенази за его плоские шутки в прессе. Все вокруг давно уже
поняли, что только он - профессор Шломо Хульдаи - единственный в стране
человек способный противостоять безумию, которое охватило Израиль.
- Кстати, комиссар, вы запаслись противогазом? - с насмешкой сказал
профессор, - разве вы не слышали предостережений дражайшего Сидора
Ашкенази?..
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Василенко Иван
Шилова Юлия