Чтение 34–й страницы книги ~Золото на крови~

- Да мы этот же путь с неделю пешком топали.

Пока мы разводили костер и готовили ужин, Иван отошел и вернулся с
двумя палками, метра по два каждая. Покопавшись в рюкзаке, он вытащил и
растянул короткую, но широкую рыбацкую сеть. С нашей помощью Жереба привязал
к ее низу несколько камней, а затем, взяв Павла загребным, поставил сеть на
самом урезе тихой заводи, послужившей нашей лодке гостеприимным портом. Его
труд не пропал даром. Сеть подарила нам двух ленков и четыре сига. Эта рыба,
сиг, удивила меня странным запахом - пахла она свежими огурцами. Но уха,
слава Богу, пахла не салатом, а рыбой. Уху Иван готовил сам, не доверяя
никому. У него нашлась и лаврушечка, сгоняли меня вдоль берега на поиски
дикого зеленого лука. Сыпанул Жереба щедро в котелок и перчика, да горстку
пшена. Ах какое это было блаженство, после месячной "пшенной" диеты хлебать
горячую, наваристую уху с дымком.

Так что в дорогу в тот день мы собрались в приподнятом настроении.
Никто из нас не обратил особого внимания на слова Жеребы:

- Серьезная сегодня шивера нам на пути попадется, сплошные кривуны,
прижимы. Ее проскочить, считай, треть дела сделано.

Лишь через час мы поняли заботу Ивана. О своем серьезном характере и
намерениях река предупредила заранее. Рев разъяренной воды мы услышали
издалека.

- Держитесь крепче! - крикнул Иван и, смочив шест водой, поднялся в
полный рост. Глядя на него, то же самое повторил Андрей.

Лишь подплыв ближе, мы, новички, поняли, в чем причина такой ярости
реки. Пологие сопки, безропотно раздвигающиеся перед строптивым Оронком,
сменились высокими скалами, сразу зажавшими реку в ущелье. Река просто
взбесилась, почувствовав эту каменную хватку. Вода вскипела за бортом,
брызги ее захлестывали в лодку. Получив пару хороших пригоршней воды в лицо,
я поневоле сосредоточил внимание на работе Ивана. Он неотрывно смотрел
вперед, время от времени кричал Андрею: "вправо" или "влево", и чудовищная
мощь его голоса перекрывала даже грохот реки.

Порой он сам перекладывал шест с одного борта лодки на другой,
отталкиваясь от каменистого дна. Я видел, как вздувались под одеждой его
мощные бицепсы, лицо Жеребы раскраснелось. Что нас ожидает в случае ошибки
кормчего, я понял, когда мимо борта в каком-то полуметре от меня пронеслась
вершина остроконечного обломка скалы, хищно торчащая из воды.

Иногда лодка прыгала сверху вниз, затем снова взлетала на гребень
бушующих волн, и подступившая под горло тошнота напомнила мне ту
знаменательную поездку на вездеходе. Так мы прошли один поворот, передохнули
немного на тиховодине, а потом понеслись дальше. Третий поворот оказался для
нас роковым. В самый ответственный момент у Жеребы сломался шест. Выкинув
обломок за борт, он закричал мне, протягивая руку:

- Шест!

Ей-Богу, я замешкался на какую-то секунду, не больше. Да еще эту палку
придавило рюкзаками. Ванька буквально вырвал у меня шест, ему удалось чуть
развернуть лодку, и темный бок очередного каменного валуна лишь вскользь
прошелся по левому борту, но и этого вполне хватило, чтобы раздался треск, а
дружеский" толчок валуна выбросил нас с Иваном за борт. Ему повезло больше,
он успел ухватиться за корму, затем ему помог Павел, а вот я оказался в
объятиях реки.

Лодку, оставшуюся без кормщика, развернуло на водовороте, еще вскользь
ударило о валун другим бортом, и я, обогнав ее, понесся по течению, словно
выпущенная торпеда.

Пару секунд меня несло головой вперед, затем я почувствовал удар в
плечо, фуфайка зацепилась за торчащий из воды камень, меня развернуло ногами
вперед.

Такое положение нехорошо, если тебя выносят из дома под плач толпы, а
так я невольно соблюдал все правила, о которых нам утром говорил Иван.
Единственное, чего я не мог понять, как и от чего мне отталкиваться ногами.
Мало того что я ничего не слышал за грохотом и шумом воды, я ничего и не
видел, ослепленный бешеной пляской волн. Но бурун первого серьезного
переката я все-таки разглядел. Выглядел он устрашающе. Поток воды,
проносящийся над округлым, обточенным за тысячи лет валуном, не превышал и
полуметра. Я успел вдохнуть, напряг ноги и, ударившись пяткой о каменный
бок, проскользнул не по его вершине, а чуть в стороне, там, где вода
скатывалась с валуна более полого. При этом я хребтом почувствовал жестокую
неуступчивость угрюмого камня.

Вынырнув в относительном затишье, я едва успел перевести дух, как вал
следующего препятствия накрыл меня с головой. Ну, а потом я уже ничего не
мог сделать. Оглушенный, захлебывающийся, я летел подобно бревну вниз по
течению, не

понимая и не соображая, что происходит. Все мое тело, особенно ноги и
локти бились о каменные преграды, и если бы я плыл головой вперед, то давно
бы раскроил себе череп.

Вот в таком состоянии меня, полузадохнувшегося, полуослепшего и
полуоглохшего, меня просто вышвырнуло в тихую заводь за очередной скалой. И
вот здесь-то я имел гораздо больше шансов погибнуть, чем прежде. Пороги
настолько меня вымотали, что плыть не было сил. Руки, ноги плохо
повиновались мне, проклятая фуфайка тащила на дно, которое никак не хотело
обнаруживаться под моими ногами. Каким-то сверхусилием я еще держался на
плаву, но с ужасом понимал, что не смогу преодолеть эти двадцать метров до
берега. И тут я заметил метрах в пяти от меня ствол упавшего в реку дерева.
Это был мой последний шанс. Я рванулся вперед со стоном и зубовным
скрежетом, еле ворочая избитым телом. Последним усилием воли я дотянулся до
ветвей, обглоданных водой до белизны, подтянулся, и лишь повиснув всем телом
на узловатых сучьях, позволил себе потерять сознание.

Первое, что я увидел, очнувшись, это встревоженное лицо Андрея.

- Жив? - спросил он.

- Жив, - прохрипел я, и тут же две пары сильных рук втащили меня в
лодку.

С Ивана, так же как и с меня, потоком текла вода. Я боялся, что он
припомнит мне ту роковую заминку с шестом, но он больше удивился:

- Везучий ты, однако, паря. Минька Сивый у нас в этом же месте три года
назад сгинул. А здоровый был парень, вон, как Лейтенант примерно. Где-то
здесь, - он кивнул в сторону темной заводи. - Его косточки.

Такое неприятное заявление не прибавило мне бодрости. Меня и так трясло
и от пережитого, и от холода, но я все-таки нашел в себе силы пошутить.

- Ду-уракам везет, - пробормотал я, с трудом прерывая пулеметную дробь
лязгающих зубов.

- Смотри-ка ты, он еще шутит! - удивился Жереба. А так, как удивлялся
он, не удивлялся никто. Казалось, в процессе этого изумления участвовало не
только его лицо, но и все тело как бы подавалось вперед, словно говоря: "Это
ж надо!"

Лодка между тем ткнулась в узкую полоску песка под скалой, Ванька
выскочил на берег и с озабоченным лицом начал исследовать днище нашего
судна, временами постукивая по борту пальцами, как пульмонолог по груди
больного. Его диагноз оказался неутешителен.

- Хреново, - вздохнув, сказал он. - Треснул наш челнок.

- Что, сильно?

- Прилично. По спокойной воде еще ничего, но если еще один такой удар,
то все.

- Что же делать? - за всех спросил я.

Ванька только усмехнулся своим щербатым ртом.

- Что-что? Плыть! Пройти это ущелье до конца, а там уже будет легче.
Встанем справа, там таежка неплохая, надо попробовать укрепить борт и
шестами запастись. А то Илюшка наделал хрен знает что, впору только в зубах
ковырять. Так

что молитесь, если умеете, и поплыли дальше.

Это ущелье мы все-таки прошли. С молитвами, с матом, с потом и кровью
на ободранных ладонях наших шестовиков. Когда скалы остались позади и начал
затихать недовольный рев Оронка, Иван без сил опустился на дно лодки и лишь

махнул Павлу рукой: греби, мол, к берегу. Даже такого гиганта вымотала
упрямая река.

Можно было еще плыть и плыть, до заката времени было полно, но Иван
сказал, что дальше места пойдут безлесые, сплошные скалы, и мы сразу же
начали собирать сушняк для костра. Иван прихватил свой мясницкий топор,
свистнув Снежку, и пошел в лес. Я же наконец развесил около костра мокрую
одежду, а сам приплясывал рядом.

Жереба сушиться не стал, хотя промок не меньше моего. Грелся он с
помощью топора. Минут через пятнадцать Иван вернулся из леса, притащив
четыре здоровенных березовых шеста.

- Ну вот, это другое дело, - пробурчал он, скинув с плеча лесины
толщиной с мою руку.

Поручив Андрею ошкурить березовые стволы, он опять ушел в тайгу, и
вскоре звук топора далеко разнесся по всей округе. Мы уже пили чай, когда он
вернулся, таща на плече длиннющее еловое бревно. После чаепития Иван быстро
разрубил ель на две части и, с удивившей меня быстротой, вытесал из обоих
половинок по доске.

Мне было интересно, как он присобачит эти доски к борту. Веревками, что
ли, привяжет? Но все оказалось гораздо прозаичней. Жереба порылся в своем
рюкзаке и достал оттуда с десяток громадных гвоздей, слегка заржавевших от
постоянной сырости. Я не удержался и съязвил:

- Вань, а чего у тебя в рюкзаке нет?

Жереба повернулся ко мне, глянул хитрыми глазами и легко парировал мой
выпад:

- Лучше взять лишнего, чем забыть что-то нужное. Вы вон простую иголку
забыли, и как оно? Вся тайга смеялась над вашими голыми задницами. Разве не
так?

Крыть мне было нечем. Закончив ремонт лодки, Иван наконец присел
отдохнуть.

- Устал я что-то сегодня, - пожаловался он.