Чтение 34–й страницы книги ~Одна тень на двоих~

входил в эту проклятую реку, столько раз река швыряла его обратно, а он
все лез и лез в нее - так почему нельзя?!

Он потерся щекой о легкие волосы и спросил негромко:

- Сварить тебе кофе?

- Нет, - отказалась Лида со вздохом, - я хотела зайти на пять минут,
но ты так на меня действуешь, что я не удержалась. - Это хорошо, что ты
не удержалась, - сказал Данилов с улыбкой. - Извини, мне нужно надеть
что-нибудь.

- Твой свитер я бросила в кресло, - проинформировала Лида уже из
ванной. - Данюсь, я привезла тебе приглашение на прием в Воротниковском.

Сегодня я встречалась с Ольгой, она передала.

- Спасибо.

- Господи, да не сердись ты так! Ерунда какая! Светлана Сергеевна
волнуется, ей хочется, чтобы ты непременно пришел.

- Я приду.

- Я специально привезла тебе приглашение, потому что я, наверное,
поеду пораньше. Ольге нужно помочь.

Это Данилову совсем не понравилось. Ольгой звали пресс-секретаря его
отца, и, как правило, помощь ей не требовалась - она сама могла помочь
кому угодно, ее энергии хватило бы на небольшую электростанцию. Лида не
должна была помогать. Это означало бы, что она оказалась слишком близко,
опасно близко к Данилову и его семье. Хуже всего, что эту сторону - так
называемую семейную - он вообще не мог контролировать. Мать все равно
сделает так, как считает нужным.

- Лида, я думаю, что Ольге помогать вовсе не обязательно. Она
справится сама. Она всегда справляется сама.

Лида стояла перед зеркалом в ванной, в мерцании шелкового белья,
гладкой кожи и блестящих волос и показалась Данилову сказочно красивой.

- Да, но Светлана Сергеевна просила...

- Светлана Сергеевна думает, что тебе нечем заняться. Я могу
позвонить ей и сказать, что ты не можешь. Чтобы она к тебе не
приставала.

- Да, - удивилась Лида и повернулась к нему со щеткой в руке, - да,
но я могу. Ничем таким я не занята.

- Лида, - сказал Данилов - я не хочу, чтобы ты выполняла просьбы моей
матери. Если сейчас изменить уже ничего нельзя и вы обо всем
договорились, значит, все остается как есть. Но пусть это будет первый и
последний раз.

- У тебя такой тон, как будто я в чем-то виновата. - Она бросила
щетку в раковину, вид у нее был рассерженный. - Я просто хотела помочь.

- Не нужно.

Он ушел в гостиную и снова включил плиту. Его мать мастерица
расставлять ловушки. Ей бы охотником быть. В тайге.

- Я положила приглашение на тумбочку в спальне.

- Спасибо.

- Проводи меня.

Он выключил плиту, подхватил из кресла шубу и зажег в холле свет.

- Лида, если я тебя обидел...

- Ты меня не обидел. Кстати, ты уже придумал, куда мы поедем на Новый
год?

- Я пока этим не занимался.

- Когда ты займешься, мест нигде не будет. Может, я сама?

Она опять сияла глянцевой, персиковой европейской красотой и казалась
совершенно спокойной и удовлетворенной. Притворялась? Или ей в самом
деле наплевать?

Хорошо, если наплевать.

- Может, все-таки на снег?

- Нет, - она шаловливо улыбнулась и легко куснула его за щеку, - нет,
Данюсик! Я хочу, чтобы было тепло и солнечно. И чтобы слоны ходили под
балконом.

- Слоны? - удивился Данилов, и Лида засмеялась.

Из плоской длинной сумочки она достала ключи от своей машины и
сказала, став озабоченной:

- Я где-то посеяла брелок и теперь ключи ищу по полдня. Роюсь, роюсь.

Подари мне брелок, Данюсь.

- А какой у тебя был?

- Ты что, - спросила она удивленно, - не помнишь? Ты сам мне привез
из Риги! Такой смешной человечек. Из янтаря.

Данилов посмотрел на нее, как будто она внезапно сошла с ума.
Брелок?!

Из янтаря?!

Полчаса назад он думал про этот проклятый янтарь, кучка которого
лежала у него в деревянном блюдце. Он думал - откуда янтарь в доме
Тимофея Кольцова?

Кто его потерял, а потом раздавил почти что в пыль - преступник или
охранник?

- Что ты так на меня смотришь? - Она тоже оглядела себя, но не
заметила ничего такого. - Со мной все в порядке?

С ней все было в полном порядке, а с ним явно нет.

- Хорошо, что я заехала. Пока, и звони мне.

Он постоял на пороге, поджидая, когда закроются двери лифта, готового
увезти ее. Двери закрылись, лифт уехал, Данилов вернулся в квартиру.
Теперь почему-то сильно заболела голова.

Лида выскочила из лифта, пробежала короткую лестничку и толкнула
дверь на улицу, радостно чувствуя маслено-умильный взгляд Ивана Иваныча,
"консьержа", проводивший ее. Машина стояла на той стороне переулка и
радостно подмигнула ей, когда она нажала кнопку.

Она обежала темный грязный бок и уселась на пассажирское сиденье.

- Почему так долго? - недовольно спросил тот, кто сидел на
водительском месте.

- Вовсе не долго, - возразила Лида кокетливо, - очень даже быстро.

- Ну? Что?

- Он такой же, как всегда, - объявила Лида, - я ничего не заметила.

Обычный. Человек помолчал.

- Обычный! - сказал он наконец странным придушенным голосом. - Ты
принесла?

- Конечно. - Она выхватила из сумочки ключи и поболтала ими в
воздухе.

- Он ничего не заметил.

Человек снял ключи у нее с пальца и сунул в карман.

- Хорошо. Молодец.

Лида улыбнулась счастливой улыбкой.

Поесть Данилов так и не успел, потому что явился Тарасов.

- Я на пять минут, - объявил Тарасов с порога, - не пугайся.

- Я не пугаюсь, - пробормотал Данилов. Что-то странное было в этом
вечере. Никто и никогда не приезжал к нему по вечерам, особенно без
приглашения. Только Марта. Она могла всегда приехать "просто так", но не
приехала. Она встречала Петю и была занята.

- Проходи, Олег. Кофе будешь?

- Буду.

Пока Тарасов раздевался и мыл руки, Данилов поставил на стол еще одну
чашку и положил еще одну салфетку. Чашки были с наперсток, а салфетки
топорщились и кололись - Нинель Альбертовна явно переложила крахмала.
Когда Тарасов вошел, Данилов осторожно Поставил блюдечко с горкой янтаря
в японскую шкатулку - чтобы не рассыпать. Все-таки это были "улики".

- Я заехал сказать, что родители просили встретить их завтра в
Шереметьеве. "Эр Франс" из Парижа, вечерний рейс. Светлана Сергеевна не
могла тебе дозвониться, а завтра утром звонить ей будет некогда.

Данилов пришел в такое бешенство, что в глазах стало темно.
Наконец-то он понял, что такое "темно в глазах"!

- Никто не может мне дозвониться, - пробормотал он, глядя в кофейную
гущу, - я подам в суд на МТС.

- Подавай на кого хочешь. Меня просили - я передал.

- Спасибо.

- Пожалуйста.

- У тебя сахар есть?

- Да. Конечно.

- Я предлагал - давайте я сам встречу, - продолжил Тарасов с
удовольствием, - но Светлана Сергеевна хочет, чтобы ты.

- Наверное, ожидается слишком много камер, - заметил Данилов
спокойно.

- Да тебе-то что? Чем больше, тем лучше. И тебе не повредит, если
кто-нибудь увидит, что ты сын знаменитых родителей. Реклама.

- Реклама, - согласился Данилов.

Будет "море цветов", как принято говорить в репортажах о
знаменитостях, микрофоны, резкий свет лампочек на камерах, восторженные
дамы интеллигентного вида, патлатые юнцы вида богемного, журналисты вида
мрачного и пресыщенного.

Мать, равнодушная ко всему на свете, кроме успеха и приличий. Отец,
равнодушный ко всему на свете, включая успех и приличия. И он, Данилов,
в роли блудного сына со скромным букетиком среди толпы. Вид постный и
несколько растерянный.

Он не поедет их встречать, и пусть будет что будет.

Он позвонит Ольге, уточнит, отправлен ли отцовский водитель Юра в
Шереметьево, и если отправлен, Данилов и не подумает их встречать.

- Я могу сказать Светлане Сергеевне, что ты приедешь?

Значит, Олегу она вполне может дозвониться. И еще будет звонить,
несмотря на то, что занята. Ни при чем МТС. В суд можно не подавать.

- Ты можешь сказать Светлане Сергеевне все, что угодно, - любезно
разрешил Данилов, - это твое исключительное право. - Ты их встретишь?