Чтение 34–й страницы книги ~Очень в Сокольниках~

- Что делать, - говорил Борис, - я работаю в МИДе. - И это звучало так,
будто он имел в виду свою принадлежность к некоему элитарному обществу. Он
г.се делал лучите других: вола" машину, игра." в теннис.

катался на горных и водных лыжах. И любил он немножко устало и
снисходительно.

После своей поездки в Афганистан Марина невольно попала в круг
"выездных". На некоторое время эти люди привлекли ее. Они казались много
знающими и поэтому интересными. Но потом только она поняла, что
большинство из них рвутся за границу не из-за интересной работы, не из-за
желания узнать страну, а из-за стереофоники, тряпок, украшений. Вещи стали
подлинной и единственой ценностью для них.

Конечно, Марине не повезло, она попала именно в такую компанию. Она
знала и других людей. Но год, проведенный с Борисом, открыл для нее только
этих. С их устоявшимися привычками - по субботам и воскресеньям теннис и
баня, потом ресторан "Узбекистан", обязательное посещение загородного
ресторана "Сосновый бор". И, конечно, ежевечерник, встречи и разговоры о
дачах,собаках, машинах и должностях.

И этот странный день, когда ей позвонила Ира и потащила ее к их
школьному товарищу Лене Гринину. Его мастерская, веселые истории, которые
он рассказывал, потом появился Вадим. И она почувствовала сразу, что все
это не кончится просто. Потом Вадим ушел, и позвонил Борис. Он властно,
такая уж у него была манера разговаривать с людьми, сказал, что он едет к
Луковниковым и ждет ее там. И она еще под гипнотической силой этой
властности вышла от Гринина, села в машину и тут увидела Вадима.

Ах, как ей не хотелось уходить из этой комнаты, но уходить все-таки
было надо, и она встала.

- Пора, - сказала Марина.

И мужчины поняли ее.

Они спустились к машине, Марина села в кабину, повернула ключ
зажигания. Тишина. Она поворачивала его еще и еще. Зажигание не работало.

- Что случилось? - спросил Вадим.

- Не знаю. Вы что-нибудь понимаете в машинах?

- Нет.

- Так что делать?

- Вы где живете?

- На Чистопрудном бульваре.

- Двадцать минут пешком. Оставьте машину до утра, а я попрошу шофера ее
посмотреть. Пойдемте, я вас провожу.

Они шли по пустой Москве. По Петровским линиям, потом по Неглинке,
потом по тихим настороженным бульварам. На Рождественском бульваре сидели
трое парнишек с гитарой. Они пели забытую песню Окуджавы о синем
троллейбусе. Они пели прекрасно, а главное, слова и музыка этой песни
очень монтировались с сегодняшним вечером. Марина и Вадим стояли и слушали
ребят. И те, увидев их, запели еще одну песню, о Моцарте, потом еще о
старой елке.

Марина и Вадим шли по бульвару, а за их спиной затихали полные нежного
волшебства слова:

Вдоль синей реки, моя радость,

Вдоль синей реки!

До красной горы, моя радость,

До красной горы!

Они остановились у большого желтого дома.

- Запишите мой телефон, - сказала Марина почему-то низко и звучно.

Вадим вынул блокнот и ручку.

- Домашний и рабочий, - она продиктовала номер. - Позвоните мне завтра.

- Когда?

- Когда захотите.

- Я захочу еще сегодня.

- Звоните.

- Но ведь поздно.

- Все равно звоните, я не усну. Буду ждать.

- Хорошо.

Марина шагнула к нему, обхватила его голову, пригнула, поцеловала в
губы.

Внезапно вспыхнувшие фары стоявшей у стены машины осветили их.

Марина повернулась и побежала к подъезду.

Вадим закурил и медленно зашагал к Кировской.

...И тут он увидел трамвай. С длинной выгнутой дугой, с белым кругом на
переднем вагоне, в центре которого чернела буква Б. Это был трамвай его
детства и молодости. Узколобый, с открытыми площадками, с прицепными
вагонами, деревянными скамейками.

Сколько поездил он на этих трамваях, в которые так удобно было
запрыгивать на ходу. Линии их лежали через всю Москву. Трамвай нырял в
старенькие, заросшие зеленью московские переулки, пересекал площади,
стучал колесами по мостам. Не было в Москве более удобного транспорта,
забиравшегося в любые закоулки.

И вдруг он шел по бульвару сегодня, искря дугой, словно выехавший из
его молодости. В окнах горел свет, у опущенных окон сидели люди. Вадим
смотрел, не понимая, что делается, "букашка" здесь, в эту ночь, в этот
август.

И только когда с ним поравнялся прицепной вагон, увидел прожектора и
кинокамеры. Сна не было, все оказалось простым и ясным.

Его молодость снимали в кино.

Он бросил сигарету, нашарил в кармане две копейки и пошел к автомату.

Марина вбежала в квартиру, и сразу же зазвонил телефон.

- Да.

- Это я, - голос Бориса был ледяно-спокойным, - почему ты не пришла к
Луковниковым?

- Не хотела.

- Но я же сказал, чтобы ты пришла.

- Я не хотела.

- А целоваться у подъезда ты хотела? - закричал он в трубку.

- Хотела. Значит, это ты караулил в машине?

- Ты пожалеешь об этом.

- Нет. - И она повесила трубку.

Родители были на даче, в квартире стояла сумеречная тишина. Марина
подошла к книжным полкам, сняла томик Цветаевой, раскрыла на середине.

Писала я на аспидной доске,

И на листочках вееров поблеклых,

И на речном и на морском песке,

Коньками по льду и кольцом на стеклах -

И на стволах, которым сотни зим...

И, наконец, чтобы было всем известно

Что ты любим! любим! любим! любим! -

Расписывалась радугой небесной.

Она опустила книгу, волшебство поэзии захватило ее и понесло в
полумраке квартиры. Она повторяла последние строчки, словно пробуя их на
вкус. И слова в памяти вновь складывались в рифмы, щемящие и прекрасные.

В прихожей зазвонил телефон. Но Марина еще не поняла смысл этого звука,
находясь под цветаевским гипнозом.

Второй звонок вернул ее к реальности, и она встала и вышла в прихожую.

- Да.

- Это я.

- Это ты, Орлов?

- Я.

- Поговори со мной.

Вадим пришел на работу в восемь утра. За час до начала. Но народ в
управлении уже был. Такая у них служба, не влезающая в твердо
регламентированные рамки. В кабинете было прохладно; хорошо, что уборщица,
уходя, забыла закрыть окно.

Он снял пиджак, повесил его на спинку стула. Сел.

Немного ныл разбитый бок. Но терпимо. В общем, конечно, он отделался
легким испугом.

Вадим снял телефонную трубку, набрал номер больницы. Ему повезло,
дежурный врач оказался в кабинете.

- Добрый день, доктор, это Орлов из МУРа беспокоит. Как там Фомин?

- Проникающее ранение живота, кризис прошел.

Очень удачно, что на месте оказался врач. Думаю, что пойдет на поправку.

- Спасибо.

- Пустое.

Вадим положил трубку и подумал о том, что как прекрасно, что там
оказалась Марина. Стрельцов рассказал ему, как она достала в считанные
минуты бинт и йод, как перевязала Фомина.

В дверь постучали.

- Войдите.

На пороге появился свежевыбритый Калугин. Стекла очков его победно
блестели.

- Я знаю о вчерашнем и очень жалею, что не был с вами.

- Ничего, Игорь, такое, как вчера, может случиться в любую минуту.

- Те оба насмерть?

- Да, к сожалению.

- Что с Фоминым?

- Идет на поправку. Что у вас? Судя по некоторому блеску в глазах есть
новости.