Чтение 34–й страницы книги ~Зона зла~

Без меня, естественно. Восемь? Так вот, Илич, мы будем убивать их по
одному, вместо тебя.

Взгляни сюда.

Иодч повернул голову направо и увидел на пригорке своих подчиненных. Их
уложили лицами вниз с руками, связанными за спиной телефонным проводом.
Стоптанные каблуки башмаков одного из солдат оказались почти рядом с
головой капитана. Но признать, кому они принадлежали, Илич не сумел.

Зоран подошел именно к этому войнику, прижал к его затылку ствол
пистолета, нажал на спуск.

Стоптанные каблуки дернулись и застыли.

Зоран, как это делают американские киногерои, дунул в ствол пистолета и
опустил его к земле.

- Вот так, капитан, ты перестреляешь своих бойцов. Потом тебя посадят в
яму. Я вернусь к вашим и расскажу, как ты убивал своих солдат.

Голос Зорана звучал тягуче, казался липким, и в то же время он
парализовал способность Илича к сопротивлению. Понимание всей гнусности
задуманного Зораном приводило капитана в ужас. И не было сил освободиться.
Хуже всего - происходившее не снилось и от него не было возможности
избавиться, проснувшись и открыв глаза.

- Сука...

На этот раз оскорбление прозвучало вяло.

В нем уже не чувствовалось жгучей ненависти, которая еще недавно
сжигала Илича. Просто у него не оставалось сил на эмоции.

- Ты ничего не понял, капитан. Зря.

Зоран приставил пистолет к затылку войника, который лежал справа от уже
убитого, и выстрелил.

Илич закрыл глаза и застонал от бессилия и унижения.

Стоявший над ним душман в зеленой повязке взял штап - палку с
заостренным концом. Он только что вырезал ее из лозняка и, пока Зоран
беседовал с капитаном, держал ее в руке. Ожидал момента, когда будет можно
ею воспользоваться. Теперь, сочтя, что время подошло, душман воткнул
острие в рану на плече Илича и пошевелил палкой.

Пронзительная, умопомрачающая боль пронизала тело. Илич дернулся, дико
застонал. На глаза наплыла пелена, и он провалился в глубокую темень.

Зоран попинал носком ботинка в бок и привел капитана в себя.

- Пить, - захрипел Илич. Он задыхался от жажды и ненавидел себя за то,
что просил воды у врага.

- Всего дам - и воды и ракийки. - Зоран приветливо улыбался. - Ты мне
всегда нравился, капитан- И будет хорошо, если мы станем друзьями. Да,
капитан, не забывай, ты уже застрелил двух подчиненных...

- Сука...

Много бранных слов знал Илич, но это вырывалось раз за разом, а другие
словно забылись и на ум не приходили.

Зоран вновь брезгливо поморщился.

- Нет, капитан, вы, христиане, доброго отношения к себе не понимаете.
Ты меня оскорбляешь только за то, что я не хочу тебя убить.

А сам ты продолжаешь убивать своих людей.

Одного за другим.

Пальцы Зорана с фалангами, поросшими черным волосом, твердо сжимали
рукоятку "беретты". Он облизал губы и посмотрел на Илича.

- Так кого ты решил застрелить теперь, капитан? Петко Савича? Хороший
выбор. Хороший.

Раздался выстрел.

- Ты дурак, капитан. Я желаю тебе добра...

- Нет. - Илич произнес это голосом умирающего и прикрыл глаза.

- Хорошо, вот смотри.

Илич открыл глаза и увидел в руках Зорана стодолларовую купюру.

- Это тебе, капитан.

Зоран аккуратно положил банкноту на грудь Илича.

- Соглашайся, у нас мало времени. Отсюда пора уходить. Только учти,
назад пойду я один. Тебя уведут наши люди. Уведут не героя Илича, а
предателя, который сдал, а затем сам перестрелял свой отряд.

- Нет...

Прогремел еще один выстрел. Зоран снова продул ствол: ему нравилось
изображать лихого стрелка.

Илич молчал. Тогда Зоран вынул еще одну сотенную банкноту и положил на
грудь рядом с первой. Сказал с одобрением:

- Двести. Умеешь торговаться, капитан.

Это я уважаю.

Илич опять промолчал. Пронзительная боль прошивала его тело от плеча к
пояснице.

Тупо болел затьыок. Черные мухи, плывшие перед глазами, мешали ясно
видеть окружающее.

- Не упрямься. - Зоран говорил мягко, усыпляюще. - Сейчас тебя
перевяжут. Сделаем обезболивающий укол. Тебе сразу станет легче. Выпьешь
ракии. Отличная сливовица.

Хорошо?

Подумав, Зоран вынул еще одну сотню, но уже не положил, а бросил ее.
Банкнота, сделав несколько скользящих пасов в воздухе, упала на грудь
Иличу.

- Триста, каждый месяц. И жизнь.

Молчаливый душман снова воткнул палку в рану и ковырнул ею.

- Нет! - Илич закричал от боли и бессилия, но голос его сорвался, и
вскрик получился похожим на визг. - Убей меня! Как их!

- Нет, капитан. Тебя будут лечить. Потом в газетах напишут, что
православный Илич принял ислам. Ты будешь Мухаммедом Али. Нравится?
Другого пути у тебя нет. А я возвращаюсь к вашим. Чистый как ягнече -
агнец.

Чтобы рассказать о подлом предателе, который загубил отряд.

Зоран прицелился в голову очередного солдата. Выстрелил...

Как порой мучительно трудно принимать решения, изменяющие собственную
жизнь.

Сколько людей занимается нелюбимым, более того -т постылым делом лишь
потому, что боятся рискнуть и бросить его. Сколько больных, ощутив первые
признаки заболевания, не идут к врачу, боясь услышать диагноз, который
будет поставлен, и доводят себя до того, что болезнь становится
неизлечимой.

В бою Илич действовал смело, решения принимал без долгих раздумий. Он
понимал, что в промедление заложены вирусы поражения. Куда труднее ему
было определиться в ситуации, о которой он никогда раньше даже не
задумывался. Убей его пуля в самом начале событий - все оказалось бы
простым и естественным. Уходя в бой, бывалый солдат всегда надеется на
лучшее, хотя его не оставляют мысли о самом плохом. Выбор, перед которым
оказался Илич, требовал такого, к чему капитан себя не готовил.

Спасительное, как ему показалось, решение пришло не сразу.

Илич лежал, открыв глаза, и видел, как мир затягивает и отделяет от
него серая пелена забытья. И вдруг в угасавшем сознании возникла
неожиданно ясная мысль. Он должен согласиться с предложением Зорана. Он
обязан это сделать. Он не может позволить, чтобы из-за его упрямства,
из-за нежелания понять неизбежность происходившего одного за другим
расстреляли всех его товарищей. Он должен их спасти. Он обязан. Он
прикроет их жизни своим согласием на сотрудничество с душманами.

Он...

Илич шевельнулся и прохрипел:

- Зоран, сука! Я сдаюсь... я согласен...

Теперь на "суку" Зоран не обратил внимания: главное было достигнуто -
он сломал капитана. Заставил его подчиниться себе! Заставил!

- Эй, Муса! - Зоран командовал весело, возбужденно. - Перевяжи
капитана. Сделай укол. Помоги человеку.

Муса - остроклювый седой коротышка со злыми глазами - нагнулся над
раненым.

Зоран продолжал говорить:

- Ты правильно решил, Илич. Теперь это согласие мы оформим как надо. У
нас к сделкам относятся серьезно.

- Я ничего подписывать не стану. - Новый прилив упрямства овладел
Иличем.

- Господин капитан! Разве в подписи дело?

Мы не формалисты. В век прогресса бумажка особой цены не имеет. Все
проще. Ты повторишь согласие, мы все запишем на видео...

- Не буду.

Зоран занес ногу и ударил Илича подошвой ботинка по колену. Удар
оказался сильным и злым. Должно быть, Зоран начал выходить из себя. Его
бесило упрямство капитана.

Столько сил и стараний положено, чтобы его убедить, и вот-те на!

- Ты дурак, Илич! Весь наш разговор давно пишется на пленку. Чтобы
сдать тебя в контрразведку, достаточно слов: "Сдаюсь, согласен". Ты не
забыл о них?

Илич закрыл глаза. Волны боли от раненого плеча и от удара в колено
встретились гдето в области желудка, и теперь грудь давило так, словно
тело сунули в пресс, формирующий тюки сена, и стал?! медленно сжимать.

Илич лежал, хватая воздух посиневшими губами. Ноги его мелкими
лягушачьими движениями сучили по земле. Мысль туманилась, но от этого
понимание безвыходности положения не утрачивалось. Да, он влетел в
паутину. Это точно. И теперь, чем сильнее биться, чем упорней стараться
вырваться, тем прочнее прилипнешь к тенетам. И тогда от смертельного
поцелуя паука никуда не деться. Ко всему, речь шла не о собственной жизни.
Он, Илич, и без того полумертв. Теперь ему стоило побороться за тех своих
подчиненных, кого Зоран еще не успел застрелить.

Предательство, измена собственным убеждениям, отказ от веры, от дела,
которому служил честно и преданно, - для души подчас ничем не лучше