Чтение 34–й страницы книги ~Фаворит (роман-хроника времен Екатерины I)~

красный, жаркий. Кабаки, погреба и трактиры для солдат растворены - по-
шел пир на весь мир: солдаты и солдатки в неистовом восторге и радости
носили ушатами вино, водку, пиво, мед, шампанское и всякие другие вина,
сливали все вместе безо всякого разбору в кадки и бочонки".

Генерал-полицмейстер барон Корф был обеспокоен всеобщим разгулом в
столице. Екатерина говорила ему:

- Как я могу отнять вино у людей, которые ради меня рисковали всем?
Тут все были за меня, а я была с ними заодно...

Только прилегла, ее сразу же подняли с постели:

- Беда! Все перепились так, что уже ничего не соображают... Измай-
ловская лейб-гвардия поднялась по тревоге барабанами.

- Зачем? - спросонья не поняла Екатерина.

- Валят напролом до твоей милости. Кто-то спьяна ляпнул, будто король
прусский тридцать тыщ солдат у Невы высадил, чтобы тебя схватить, а Пет-
рушку вызволить... Ой, беда!

Екатерина снова натянула лосины и ботфорты:

- Брильянта - под седло. Шпагу, перчатки.

- По ошибке - ночью-то! - и пришибить могут.

- А я не из пугливых... Орловы где?

- Тоже пьяные. Их в Мойку покидали. Плавают.

- А гетман?

- Его поленом... по шее! Уже лечится...

Еще издали донесло шум тысяч голосов, трещали поваленные заборы. Ека-
терина врезала шпоры в бока жеребца, за нею поспевали флигель-адъютанты
с коптящими факелами. Женщина вздыбила под собой Бриллианта, и он зар-
жал, скаля зубы.

- Стойте! Я сама перед вами... стойте!

Ее узнали. Солдаты тянули к себе за фалды мундира:

- Матка наша, целуй нас... идем до угла-выпьем!

Екатерина отсалютовала измайловцам шпагой:

- Славной российской гвардии... уррра-а!

Когда откричались, рывком вбросила клинок в ножны.

- Слушайте! - и приподнялась в стременах (а смоляные искры факелов
обрызгивали ее сверху). - Я, как и вы, не спала три ночи, и вот только
легла, как вы разбудили меня. А у меня ведь завтра тяжелый день-я, ребя-
та, должна быть в Сенате...

Корявые руки. Щербатые лица. Пламя огней.

- Тока скажи, - просили ее, - кого еще рвать-то нам?

- Всех уже разорвали... спасибо, расходитесь.

Петербург притих. Редкие кареты объезжали на мостовых мертвецки
пьяных, как корабли минуют опасные рифы. Утром все мосты, площади и пе-
рекрестки были взяты под прицел пушек, пикеты усилены, кабаки заперты.
Но уже слышались иные, трезвые голоса:

- Что ж мы, братцы? За бочку с вином суку немецкую на себя вздыбачи-
ли? Опять же раскинь разумом: царенок Иоанн в тюрьме мается, а в Петруш-
ке хоть малая капля русской крови была.

- Павлика! Павлика-то мы все забыли...

Нашлись и горячие головы - призывали:

- Пошли, все заново пересобачим! Изберем кого ни на есть другого, за-
одно уж и похмелимся... после вчерашнего-то!

В ту памятную ночь долго не могли уснуть дипломаты. Прусский посол
фон дер Гольц объяснял происшедшее в России так:

- Вот что бывает, когда жена не слушается мужа.

Екатерина уже приказала русской армии отделиться от армии Фридриха, и
это привело Гольца в отчаяние. Заодно с ним переживал британец Кейт, жа-
луясь на обострение процесса в печени:

- Интересно, кто вернет мне здоровье, утерянное в общении с русским
императором? Полгода непрерывных возлияний, ради укрепления англо-русс-
кой торговли, требует серьезного лечения.

Датский посол Гакстгаузен возразил Гольцу:

- Разве император наказан женою? Его покарал сам всевышний за намере-
ние похитить у Дании земли Шлезвига.

Французский посол Брейтель был в Варшаве - его заменял Беранже:

- Екатерина процарствует дня два-три, не больше. У нее ведь нет ника-
ких прав для занятия русского престола.

- В самом деле, - добавил шведский посланник Горн, - положение ее
чревато опасностями: она попросту лишняя.

- Как это лишняя? - удивился австрияк.

- Вене пора бы знать, - пояснили ему, - что в России уже два само-
держца: один вывезен в Кексгольм, другой отвезен в Ропшу, готовясь за-
нять камеры в Шлиссельбурге. О чем думает Екатерина? Нельзя же царство-
вать, имея сразу двух претендентов на корону!

- Трех, а не двух, - поправил собрание француз.

- Простите, кто же третий? - удивился швед.

- Вы забыли о сыне этой женщины - о Павле...

Больше всех огорчался Кейт: на днях он отправил в Лондон депешу о
русских делах, имея неосторожность выделить в ней фразу: "Влияние Екате-
рины на дела в стране совершенно ничтожно".

9. ПЕРВЫЕ ДЕЛА И ДЕЛИШКИ

Сидя на постели, Екатерина натягивала длинные чулки на стройные, мус-
кулистые ноги. Орлов, дремотно наблюдая за нею, сказал, что хорошо бы
завести на Руси чулочные фабрики.

- Без чулок вам, бабам, все равно не прожить.

- Вот и займись этим, друг, - Екатерина зевнула.

Она не выспалась, но пора приниматься за дела. У фаворита же дел не
было, и, отворачиваясь к стене, Гришка буркнул:

- Допреж чулок надо бы часовое дело наладить. Чуть подалее от города
отъедешь, и на одних петухов надежда...

Пусть Орлов спит - на здоровье. Екатерина вызвала барона Корфа, спра-
вилась о базарных ценах на хлеб и мясо.

- Куль ржаной муки идет за три рубля, а пуд пшеничной за един рубль.
Бараны тоже по рублю, ваше императорское величество. Курица же, самая
жирная, стоит пятнадцать копеек.

Екатерина поняла: дороговизна царит страшная!

- А что самое дорогое? - спросила она.

- Кофе. Фунт бразильского - сорок копеек.

- А что самое дешевое?

- Сено! За целый воз берут гривенник...

- Благодарю, барон. И каждый день, включая и воскресенья, в это же
самое время докладывать мне о базарных ценах на хлеб и мясо, а в зимнюю
пору-о том, сколько дрова стоят. Идите...

Она сама вывела на улицу погулять собачонку. У лакейского подъезда,
стоя на коленях, ее поджидал крестьянин. Будто закрываясь от дождя, он
держал поверх головы прошение.

- Ведаешь ли, - спросила Екатерина, - что подавать челобитья в руки
самодержавные всем жителям наистрожайше заказано?

- Ведаю. Но все едино нам погибать...

Назвался он конюхом Ермолаем Ильиным из села Троицкого, что под Моск-
вою, а в столицу бежал тайно еще в апреле.

- Чего же ранее бумагу не подал?

- Не подступиться было. Да и дверей не знал твоих...

Екатерина сняла с головы мужика челобитную.

- О чем просишь тут власть вышнюю?

- Трех жен в могилу закопал... уж ты помоги!

- Отчего лишился ты жен? Умерли?

- Помещица замытарила... Аксютку зимой в пруд загнала - та померзла.
Катеринку поленом дубасила нещадно, кипятком крутым ее шпарила, ажно мя-
со от костей отлипло, а Фсдосьюшку щипцами кузнечными жгла, от боли она
младенчика выкинула, так и робсночка тово помещица на огороды заброси-
ла... Пошел я ночью подбирать его, а там, гляжу, свиньи его до косточек
обожрали.

С другой стороны Мойки, из распахнутых окон дворца графа Строганова,
донесся сладчайший голос итальянского певца Бонифаццо - он пел, встречая
новый день, о любви и радости жизни. Тоскливо и безнадежно Ильин расска-
зывал, что его помещица отправила на погост 193 невинные душеньки.

- Хоть беги! Да ведь дале Руси не убегаешь...

Екатерина спросила, обращались ли крестьяне с жалобою к чиновникам
московской юстиц-коллегии; на это конюх Ильин отвечал ей храбро, что в
судах царских правды не сыщешь:

- Чиновники твои у душегубицы нашей гостят почасту, она им телят да
моды на Москву шлет. Уж сколь из деревни нашей народу пропало за то, что
осмелились на нее, кровопивицу, жалиться!

Сладкий тенор страдал от наплыва любовных чувств.

- Как зовут твою барыню, назови мне ее.

- Салтычихой, а по-людски - Дарья Николавна.

Екатерина отвела мужика на кухни, велела накормить, потом десять руб-
лей ему подарила и велела скрыться.

- Затаись от судей моих! А я сама разберусь...

...Дело о Салтычихе разбиралось шесть долгих лет.

Государственную деятельность начала с того, что просила Сенат размес-
титься в Летнем дворце, - там прохладнее. При ее появлении сенаторы
встали, она велела им сесть, а сама продолжала вразвалочку похаживать.
Наугад задала пустяковый вопрос:

- Сколь городов имеется в империи нашей?

Возникло неловкое молчание, и, пока оно длилось, Екатерина осмотре-
лась. Спору нет, в Сенате заседали не лучшие персоны. Она многих знала
как самых низких сикофантов прц ее муже, а иные - мошенники и спекулято-