волновалась, ждала, что будет все как-то необыкновенно, и она станет
главной, все засмеются ее шуткам, обратят на нее внимание, скажут: эта
девочка самая красивая и умная. Все захотят с ней дружить.
внимания никто на нее не обращал. Она обижалась, пряталась в углу, сидела
надутая, отвернувшись к стене. Заглядывал кто-нибудь из взрослых.
когда ее уговаривали. Но другим это занятие быстро надоедало, о ней опять
забывали.
взрослых. Свету всегда приглашали, а если и забывали позвонить специально,
то всегда само собой разумелось, что она может прийти. Она ведь своя, ее
знают с раннего детства.
рождения. Ей были рады - но не более, чем другим девочкам и мальчикам.
Однако всегда казалось, что не слишком рады, не понравился ее подарок, не
замечают новой прически, нового платья. Нарочно не замечают, чтобы обидеть.
Конечно, она ведь не такая, как они.
она не понимала, чему именно, то не сомневалась - смеются над ней. Если в
гуле общего разговора, в веселой вечерней компании она пыталась встрять с
каким-нибудь анекдотом, рассказать забавную историю, высказать свое мнение,
поспорить, а ее не слушали, перебивали, она вскипала лютой обидой, выбегала
вон, хлопая дверью. Но никогда не уходила совсем, оставалась ждать на
лестнице, чтобы кто-то вышел и стал уговаривать вернуться.
счастливцев, или на себя, обделенную при рождении положенной порцией
счастья. Если бы кто-то посмел ей сказать, что дрожащее, горячее,
болезненно-стыдное чувство, которое не покидало ее с детства и распухло к
юности до неприличных размеров, на самом деле называется простым словом
"зависть", она бы, вероятно, задохнулась от возмущения. Да кому завидовать?
Ее мама зарабатывает не хуже, чем их родители. Она сама в сто раз красивее,
умнее, талантливей, чем все они, вместе взятые. Да что они значат без своих
знаменитых мамочек-папочек? Ничего!
не жадничала. Она рано, лет в четырнадцать, научилась готовить, делала
потрясающие салаты, пекла вкуснейшие пироги, с удовольствием всех угощала,
приходила в гости с чем-нибудь вкусным собственного приготовления,
обязательно помогала убирать со стола, легко и незаметно могла перемыть гору
грязной посуды на чужой кухне. Если кто-то болел, она всегда навещала, и не
с пустыми руками, если кто-то плакал - утешала. Она умела пожалеть,
посочувствовать, когда кому-то плохо. Но совершенно не выносила, когда
кому-то хорошо. Ей всегда казалось, что другому слишком хорошо, что это
незаслуженно. Похвала в чужой адрес звучала для нее личным оскорблением,
особенно если хвалили девочку.
появлялись и исчезали случайные, "пришлые" хорошенькие куколки. На них она
не обращала внимания. Но за "своими", за теми которых знала с детства,
всегда следила с особой ревностью. Они чем-то неуловимо отличались от других
девочек, с которыми она училась в школе, и от нее самой. Была в них какая-то
особенная легкость, самоуверенность, рассеянность, надменная грация. Рядом с
ними Света чувствовала себя грубой, неуклюжей, неженственной, и джинсы не
так на ней сидели, и тщательно сделанный макияж вдруг казался вульгарным,
неуместным.
с огромными яркими шоколадно-карими глазами.
молчаливом, совершенно неприметном создании. Кажется - дунешь, исчезнет;
однажды мама сказала о жалкой худышке: из нее вырастет настоящая красавица.
В ней чувствуется порода.
Слишком много добрых слов.
своей ничего не подозревающей соперницы, выискивала всякие изъяны - лоб
слишком большой, нос длинноват, подбородок чересчур острый, и так далее. А о
фигуре и говорить нечего, вешалка, палка, ножки тоненькие, шейка как у
цыпленка, ключицы торчат. Каждый Подмеченный изъян она праздновала в своей
душе, словно личную победу. И настойчиво старалась обратить внимание "худобы
горемычной" на недостатки ее внешности. ("Слушай, тебе совершенно не идут
распущенные волосы! Они же у тебя жидкие! Я бы на твоем месте не надевала
короткую юбку. У тебя ноги такие худые и коленки острые!")
отвечала рассеянно, невпопад, без всякой злобы, будто вовсе не слушала и
настроение у нее не портилось. От этого становилось совсем уж обидно. И еще
обидней бывало, когда именно она, Катя Орлова, выходила утешать Свету на
лестничную площадку после демонстративного хлопка дверью.
Ну почему, спрашивается? Может быть, потому, что занималась балетом и все
говорили: она станет примой, солисткой, она жутко талантливая?
партию Жизели. Это был сольный номер в детском концерте. Весь огромный зал,
взрослые и дети, затаив дыхание, глядели, как она легко порхала по сцене, а
потом аплодировали. Свете Петровой было уже шестнадцать. Из всего зала она
одна ни разу не сдвинула ладони. А потом, слоняясь в одиночестве по шумному
нарядному фойе, она услышала обрывок взрослого разговора:
нелепом блестящем платье вдруг громко выпалила, ни к кому не обращаясь:
ни рожи. Сушеная Жизель.
оценил острого замечания. А потом она услышала у себя за спиной:
и в глаза, с веселым смехом. Ей казалось, это так точно, так остроумно, а
главное - похоже на правду. Но никто не смеялся в ответ не обращал внимания
на колкое словцо. Все пропускали мимо ушей, и сама Катя тоже. И тогда, Много
лет назад, и потом она никак не реагировала на обидную кличку. Между прочим,
напрасно...
поступали в институты, в какие хотели, с первой же попытки. А она недобрала
баллы во ВГИК, на сценарный факультет, завалила экзамен в ГИТИС, на
театроведческий. У мамы стала развиваться профессиональная болезнь
парикмахеров - варикозное расширение вен. Мама не могла работать так же
много, как раньше. Она старела. Ноги болели и опухали. А в салоне успели
подрасти и окрепнуть новые мастера. Они потихоньку отбивали у Эллы
Анатольевны дорогую, престижную клиентуру.
устроила ее на специальные курсы, чтобы была в руках денежная, надежная
профессия гримеравизажиста. Старые связи таяли. Надо было зарабатывать
деньги и идти уже своей, совсем другой дорогой. Но она не хотела
расставаться с тем миром, который так злил ее. Она привыкла дышать
обжигающим воздухом чужой славы. Кто-то из маминых приятельниц устроил ее
гримером в Малый театр. Чужой славы там хватало, а вот зарплата была
копеечной. Один умный знакомый посоветовал освоить еще и массаж.
руки чувствовали, где и как надо разминать, сжимать, похлопывать. Появилась
своя клиентура, сначала средняя, потом престижная, дорогая. Помогли отчасти
и мамины старые связи. Денег стало много, и в общем все складывалось хорошо.
сложной взрослой жизни. Она чувствовала себя обеспеченной, привлекательной
женщиной, не хуже других.
капризного, с запущенным остеохондрозом. От работы она никогда не
отказывалась, деньги, как известно, не бывают лишними.
верха. Между прочим, весьма привлекательный мужчина. Такой тип ей всегда
нравился - мрачно-мужественный, с тяжелым подбородком, с умными усталыми
глазами.
другими, более интимными услугами. Так уж получалось. Но и платили,
соответственно, больше.
сеансе. И она подумала, что было бы хорошо вот такого иметь мужика в
любовниках. Именно такого, красивого, щедрого, с деньгами, со связями. Она
почувствовала печенью: здесь ее шанс. И стала очень стараться, чтобы не
разочаровать нового клиента.
и постоянная дама сердца. Она очень быстро поняла, что жена как бы вообще ни
при чем, а вот та, другая женщина может стать серьезной проблемой.
Разумеется, она попыталась выяснить - кто? Это не составило труда. О
красивом романе, который длился почти два года, знали многие.
все глупые детские обиды поднялись со дна души жгучей мутной волной. Катька
Орлова! Сушеная Жизель. Вот с кем, оказывается, придется делить классного